ЗАБЫТОЕ И ПРОЙДЕННОЕ МИМО (короткие рассказы и микроновеллы)

ВЕЧНОСТЬ ОПОЗДАВШИХ

Мы возвращались с игры.

Что это была за игра – сейчас уже и не вспомнить: слишком много всего случилось после нее. Проходила она в каком-то пригородном лагере, уже давно закрытом на ремонт. Могу только сказать, что роль городского сумасшедшего, которого я играл, мне удалась. Обычная такая роль, не требующая никаких особых талантов – ходи повсюду и произноси туманные бессвязные пророчества. Еще и кормят даром.

Но игра закончилась. Чтобы дойти до автобуса, который отвезет нас обратно в город, нужно было пройти около километра по лесной дороге и выйти на трассу. Но мы – я, мой приятель Леша, девушка Катя и еще один человек, имени которого я не помню – мы задержались. Посреди лагеря стояла металлическая решетчатая вышка. Зачем ее там поставили, никто сказать не мог, но на время игры она стала сторожевой башней. Леша там практически жил. Там же он забыл свой любимый белый свитер.

- Я сейчас! – всполошившись, он сбросил с плеч рюкзак и метнулся к вышке. Мы втроем стояли и смотрели, как он карабкается по ржавым скобам наверх.

- Ну вот… - протянула маленькая рыжая Катя, - так мы на автобус опоздаем.

- Не опоздаем, - отозвался я и закурил, прислонившись к створке ворот. Вокруг стояла полная тишина – так тихо бывает перед грозой. Ни один лист на деревьях не шевелился. Странное ощущение полного оцепенения.

Леша наверху внятно ругался.

- Что там? – крикнул я.

- Зацепился… чертов рукав… - откликнулся он, и через несколько секунд, - Ну наконец-то!

Мой приятель спустился на землю, обвязал свитер вокруг пояса и подбежал к нам.

- Двинулись, - я потушил сигарету об ворота и снова вскинул на плечи рюкзак, - вот сейчас опоздаем, мало не покажется. Похоже, дождь будет…

Над головой и вправду, собирались тучи. Странная, гладкая мгла заволакивала небо. Мы ускорили шаг. На дороге уже никого не было. Кажется, отстали серьезно.

Лесная дорога вдруг сменилась ровно выложенными каменными плитками. Мы растерянно переглянулись. Никто из нас не помнил такого. И вдруг лес кончился. Мы вышли на площадь. Небольшая площадь на берегу ручья. Аккуратные узорчатые перила, скамейки – и дом. Он стоял чуть сбоку, дорога огибала его под самой стеной. Больше всего этот дом походил на работу какого-нибудь архитектора, решившего превратить собственный особняк в чудо дизайна. Над крышей тянулась вверх башня – вся из темного стекла и кованого металла. Но ничего старинного, вполне современная работа.

Широкие балконы тоже были застеклены, и проходя мимо, я заметил, что на одном из них стоят две девушки в темных платьях. Девушки смотрели на нас без улыбок, каждая держала в руке длинный коктейльный стакан.

«Дача чья-то, что ли?» - подумал я и ускорил шаг, чтобы поскорее миновать частную собственность. Не люблю разговоры и объяснения. Завернув за угол, я увидел, что мощеная дорога кончается лестницей, уходящей в арку ворот.

- Не было этого, - тихо сказал за моей спиной Леша, - мы же приехали, я точно помню, что шли через лес…

Вокруг уже совсем стемнело. Внезапно вдоль дороги зажглись фонари – странный, какой-то неживой их свет усилил во мне чувство полной безысходности. Но надо было идти, и я пошел вперед, на лестницу.

Там нас ждали. Из темноты вперед выступили две женщины – они серьезно смотрели на нас, и я вдруг понял, что все совсем плохо. Страшно мне не было, но и сопротивляться тому, что сейчас случится, я не мог. Отчетливо понимая, что – зря.

- Вы уже пришли, - мягко сказала одна из женщин, и показала на открывшуюся сбоку дверь, - заходите.

- Нам туда? – растерянно спросила Катя.

- Да, - сказала женщина, - заходите.

Надо было что-то сказать, и я сказал:

- Понятно, - и сбросил рюкзак.

В большой комнате, куда нас привели, стояло четыре кровати, и не было окон – только горела над деревянным столом лампа без теней. Железные, застеленные одеялами кровати, лампа, еще одна дверь куда-то («Душ», - подумал я). И все. Тревоги не было, только полное равнодушие и тупая, давящая усталость.

- Теперь вы будете здесь, - сказала вторая женщина, которая до этого держалась в тени. Она выступила вперед, и я смог разглядеть ее лицо. Самое обычное, гладкое, без морщинок. Абсолютно незапоминающееся лицо, таких много в уличной толпе – мелькнет перед тобой, и через секунду ты его не вспомнишь, а если спросят – не сможешь описать.

- Почему мы будем здесь? – спросила Катя. В ее звенящем, напряженном голосе тоже не было паники – только желание узнать.

- Потому что вы опоздали, - сказала эта женщина, и повернулась к двери, - и потому что вы заигрались.

- Стоп, - это Леша вступил в разговор. Женщина, которая уже держалась за ручку двери, посмотрела на него. Он запнулся, но упрямо продолжил, - как это? Заигрались?

- Кого ты играл? – вопросом на вопрос ответила женщина.

- Я? Ну… Воина. Стражника.

- Значит, и здесь с тобой будет то же самое. Расплата по мерке. Ты, - она повернулась к Кате, - была «женой дворянина». Предметом мебели, верно? Расплата по мерке.

- А ты, - она открыла дверь и искоса глянула на меня. Блик лампы мазнул по ее лицу, и на мгновение глаза женщины вспыхнули холодным огнем, - ты был сумасшедшим.

Я все понял и сел на кровать.

- Это что – такое чистилище? – спросила Катя. Ни испуга, ни паники в голосе. – Сколько нам здесь быть?

- Это не чистилище. Это – ваша собственная вечность.

- Одна комната? – закричал Леша. – Вечность?!?

- Да, - равнодушно донеслось с порога сквозь шорох открывшейся двери, - это и есть вечность.

Дверь закрылась.

Сколько потом прошло времени – я не знаю.

Нас никто не стерег, и мы никуда не бежали. Комната даже не запиралась, но ни разу ни у кого из нас не возникло и тени желания открыть ее и выйти наружу. Зачем? Наша вечность была с нами, и мы понимали, что из нее некуда бежать. Куда попадают те, кто опоздал с игры? Теперь я и это знал. Их ждут и уводят за руку туда, где только кровать и никогда не гаснущая лампа над столом. В круге желтого света – пачка чистой бумаги и ручка, тени по углам и скрип кроватных пружин под телом безмолвного соседа. И этому нет конца. Расплата по мерке. Все верно. Теперь я только и делал, что ждал, когда же начну сходить с ума, превращаясь в отголосок своей собственной роли, когда же мозг откажется подчиняться, и я начну произносить бессмысленные слова – уже не по правилам игры, а сам по себе.

Время остановилось. Открывал ли я глаза, закрывал ли их снова – перед ними был все тот же темный потолок. Леша молчал. Тот, безымянный - тоже. И Катя не произносила ни слова, только глядела на меня так, словно я был для нее последней точкой опоры на карте стремительно уползающей реальности.

Я смотрел на нее.

Прошло еще несколько тысяч лет – или секунд, или одно мучительно пустое мгновение между вдохом и выдохом, прежде чем я встал и подошел к ней. Она уткнулась рыжей головой мне в грудь, и я почувствовал в своих руках ее теплую ладошку.

- Я тебя люблю, - сказал я, опустился на колени и снизу заглянул в большие-пребольшие глаза потерявшегося человека. Она рванулась ко мне сразу, всем телом, обняла отчаянно и словно приросла так, что не оторвать.

- И я тебя… - послышался ее шепот.

Вечность рухнула, словно карточный домик, и рассыпалась. Леша и тот, второй, у которого не было имени, неподвижными тенями маячившие в глубине комнаты, отодвинулись вдаль, подернулись мраком, но я понимал – теперь бояться нечего. Потому что вечность, поделенная нами на двоих, перестала быть безнадежной. Превратилась всего лишь в установленный кем-то отрезок времени. Мы стояли, обнявшись, и смотрели друг другу в глаза.

За спиной открылась дверь. На пороге стояли те же две женщины, за их спинами – еще какие-то люди. Они смотрели на нас, но теперь – как-то по-другому, словно увидели что-то новое.

- Идите за нами, - мягко сказала одна из женщин. Я взял Катю за руку, и мы перешагнули порог комнаты, чувствуя, как дверь за нашими спинами снова закрывается, отсекая нас от недавних (недавних ли?) товарищей по игре, остающихся в их собственной вечности, с которой не смогли справиться. Мы вышли на лестницу, и я зажмурился от яркого света – хотя были легкие и теплые летние сумерки.

- Идите на север, - все так же мягко и с полуулыбкой на губах сказала женщина, и показала рукой на дорогу, вдали сливающуюся с синим отсветом фонарей, в котором теперь не было ничего безнадежного.

- И куда мы придем? – спросила Катя, не выпуская мою руку.

- Раз вы нашли ответ - идите к себе, - ответ прозвучал уже издалека. С каждым шагом мы двое как будто скользили прочь все быстрее и быстрее.

… А потом нахлынул свет и звук. Мы стояли у стены железнодорожного вокзала, и народ, спешащий на электрички, касался нас рукавами одежды, цеплял сумками, и голос диктора объявлял платформы и названия станций.

Кто-то тронул меня за плечо. Я оглянулся. Позади меня стоял, вполне дружелюбно улыбаясь, высокий парень в синей куртке.

- Вот и вы, - сказал он, и, прежде чем я успел что-то ответить, несколькими резкими взмахами широкого черного маркера нарисовал на рукаве у меня и Кати знак – ромб с короткой чертой внутри. Сунул мне в руку маркер, хлопнул по плечу и исчез в толпе.

Почему-то я знал, что это – правильно. Правильнее просто быть не может. Но оставалось еще что-то, и я огляделся.

Тех, кто едет на игру, видно издалека. Большие рюкзаки мелькали в толпе.

- Стой, - я шагнул вперед и поймал за рукав последнего, который торопился за всеми – невысокого юношу с длинными волосами, схваченными в хвост на затылке. Он вздрогнул и посмотрел на меня, вытирая мокрый лоб рукой. Я зубами сдернул колпачок маркера и черкнул у него на куртке черный ромб.

- Не опаздывай, дружище.

Он хотел что-то ответить, но я бросил маркер вниз с перрона и шагнул назад, в толпу. Обнял прижавшуюся ко мне Катю за плечи и спросил у нее:

- Ну что? Вперед?

- Вперед! – засмеялась она. И мы пошли вперед. Но каждый из нас знал, что где-то есть та самая вечность, которая отпустила нас, переставших ее бояться. Вечность не успевших, вечность опоздавших.

У нее много времени.

Она ждет вечно.