Заговорщики Гора

Глава 35

Я испуганно замерла перед дверью в Комнату Наказания, куда Нора проинструктировала меня явиться. При этом лицо девушки было белым от страха.

В последнее время Нора, поддерживая дисциплину, хотя и оставалась строгой, больше не была мстительна или деспотична. Я предположила, что причина этого крылась в рабском кольце Клеомена. Я по-прежнему боялась её, до дрожи в коленях, но теперь знала, что буду наказан только в том случае, если вызову неудовольствие.

Однако мне было приказано прибыть в Комнату Наказаний.

Кто мог устроить это? У кого я могла вызвать недовольство?

Я понятия не имела, что могло бы находиться в Комнате Наказаний, и не горела желанием это узнавать.

Дверь комнаты была немного приоткрыта, так что я могла видеть, что она была сколочена из толстых деревянных брусов. По-видимому, это должно было глушить крики тех, кто находился внутри.

Внезапно я почувствовала, что позади меня возвышается чья-то фигура. Я дёрнулась, чтобы встать на колени, но не смогла. Мужская рука обхватила плечо моей правой руки и удержала меня на ногах.

— Ну что, будем стоять, или войдём внутрь? — спросил Десмонд из Харфакса, подталкивая меня внутрь.

Переступив порог, я, прежде всего, осмотрелась. Комната, как и многочисленные залы и лабиринтоподобные коридоры Пещеры, была освещена энергетическими шарами. Внутри была относительно пустынно. Я не увидела ожидаемых мною цепей, плетей, щипцов, клещей, железа, сапог, корон, ножей и тому подобных принадлежностей или мебели, разработанной специально для того, чтобы причинять боль того или иного вида, длительности и интенсивности. Я даже не обнаружила горн, в котором можно было бы нагреть железо, как и резервуар, нужный для того чтобы охладить подобные орудия после использования.

Десмонд из Харфакса закрыл дверь позади нас и задвинул засов.

Зато в помещении имелся длинный стол со скамьями, на одну из которых уселся Господин Десмонд и указал мне, что я могу встать около него на колени. В присутствии рабовладельца невольницы обычно стоят на коленях или лежат у его ног. Например, можно было бы растянуться на полу подле него, глядя на него снизу вверх.

— Я не смогу выдержать пытки, Господин, — предупредила я, стоя на коленях у его ноги. — Я не знаю ни того, что я могла сделать, ни того, что могло бы предполагаться, будто бы я сделала. Я ничего не знаю.

В действительности, мне было известно, что свидетельство рабыни согласно действующем по нормам общего права, по крайней мере, в суде, считается доказательством, только если оно получено под пыткой. Как отмечено прежде, теория состоит в том, что ожидается, что рабыня будет говорить правду только под принуждением. Фактически же, конечно, рабыня, скорее всего, скажет то, и довольно быстро, что хочет услышать судья, независимо от того, какова реальная правда.

— Посмотри вокруг, — усмехнулся Господин Десмонд. — Ты, правда, думаешь, что это — Комната Наказаний?

— Не похоже, — вынуждена была признать я.

— Вот именно, — кивнул он. — Это не Комната для Наказаний. Это то, что назвали Комнатой Наказаний.

— Я не понимаю, — покачала я головой.

— Может, тебе хотелось бы взглянуть на реальную Комнату Наказаний? — осведомился мужчина.

— Нет, — отпрянула я.

— Такое название отбивает желание заглядывать сюда и позволяет уединиться, — пояснил он. — Так что это было самое подходящее место для того, чтобы Джейн с Евой могли спокойно работать, копируя те листы, которые вы с Хлоей готовили для Паузания.

— Вы заперли дверь, — заметила я.

— И теперь можем поговорить в приватной обстановке, — кивнул Десмонд.

— Я в полной власти Господина, — заключила я.

— Тебя это тревожит? — поинтересовался он.

— Немного, — призналась я. — Но я надеюсь, что Господин в целом расположен быть добрым к животному.

— Если оно не станет причиной хотя бы малейшего моего недовольства, — предупредил Десмонд.

— Конечно, Господин, — согласилась я.

Мне уже было хорошо известно о том, что могло бы произойти, если гореанский рабовладелец счел бы своё имущество хоть в чём-то вызывающим его недовольство. Соответственно, рабыни стараются приложить всё возможные усилия, чтобы не доводить до такого развития событий.

— Мы находим эту комнату очень удобным местом, — сказал мужчина.

— Мы? — переспросила я.

— Это было устроено другими, — сообщил он.

— А зачем Джейн и Ева копировали листы Паузания? — полюбопытствовала я.

— Чтобы у нас были копии, конечно, — пожал он плечами.

— Признаться, я мало что понимаю из этого, — вздохнула я. — Точнее, я вообще ничего не понимаю.

— Давай предположим, — предложил мой собеседник, — что существует обширный заговор, осуществление которого ставит под угрозу одного или более миров. Далее давай предположим, что план заговорщиков состоит из трёх частей, сначала союз, потом истребление союзников и потом окончательная победа.

— Я всего лишь рабыня, — напомнила я, напуганная открывшимися перспективами.

— Но Ты уже знаешь о том, что у кюров есть планы на этот мир, — заметил он.

— Я всего лишь рабыня, — повторила я.

— Первая фаза, — продолжил Десмонд, — вероятно, будет заключаться во взятии под контроль поверхности Гора, за исключением, возможно, Гор Сардара, где предположительно обитают Царствующие Жрецы, как известно, имеющие тенденцию воздерживаться от вмешательства в дела, как людей, так и кюров, если те уважают их законы, касающиеся оружия и технологий.

— Так Царствующие Жрецы существуют? — не поверила я своим ушам.

— Конечно, существуют, — заверил меня Десмонд из Харфакса, — хотя их природа остаётся загадочной. Мы думаем, что они больше похожи на людей. Кюры, скорее всего, думают о них, как о существах наподобие кюров. Их власть, сила и возможности со всей очевидностью подтверждают их существование. Например, Огненная Смерть, выборочно используемая, обычно чтобы провести в жизнь законы об оружии и технологиях, или для охраны неба от вторжения нарушающих границы кораблей, которые находятся и уничтожаются. А ещё, скажем, неспособность тарнов лететь над Сардаром, и тому подобные явления. В любом случае первой фазой, по-видимому, будет завоевание Гора, его поверхности, если можно так выразиться, в значительной степени придерживаясь пределов, очерченных законами. Учитывая, что в данный момент количество кюров на Горе весьма ограничено, они начнут, с поиска инакомыслящих в разных городах, обиженных, завистливых и ревнивых к чужому успеху, а таковых всегда хватает в любом месте, чтобы привлечь их на свою сторону, привести их к власти в их собственных городах, а затем натравить эти города против других, не пошедших на поводу к кюров. При этом они будут по мере возможности тайно поддерживать своих союзников запрещёнными средствами. Эти средства, вместе с многочисленными пополнениями контингента кюров, будут получены с одного или нескольких далёких миров кюров. Таким образом, к концу первой фазы можно было бы иметь завоеванный мир, предположительно разделённым между людьми и кюрами, точнее теми из людей, которые служили кюрам, и теми кюрами, которые направляли и контролировали действия людей, по большей части даже не сознающих того, что ими манипулируют. Причём всё это, теоретически, должно быть достигнуто не выходя за рамки законов Царствующих Жрецов об оружии и технологиях. Следующей фазой, о которой я упомянул, как о фазе истребления, или фактического истребления, должна была бы стать скоординированная резня, длящаяся, возможно, сотню ночей, проводимая увеличившимся численно контингентом кюров против значительно прореженного вследствие войны человеческого населения Гора. Возможно, это будет разбито на ряд кампаний, в течение которых кюры, благодаря их размеру, силе, проворству, дикости, превосходным зрению, слуху и нюху, уничтожат силы людей. После этого, полностью оккупировав Гор, сделав его кюрским, если можно так выразиться, они смогут, воспользовавшись большим количеством ввезенного контрабандой оружия, расчистить путь для массированной атаки флота вторжения, которая вряд ли сможет быть отражена Царствующими Жрецами. И наконец, Сардар должен быть захвачен, а Царствующие Жрецы уничтожены. Ну а после того, как в руках кюров будет вся планета, весь Гор, со всеми его ресурсами, они смогут, если захотят, подумать и о захвате другого мира. Всё это, по-видимому, планируется сделать, оставаясь в рамках законов Царствующих Жрецов касающихся оружия и технологий, конечно, исключая заключительную фазу, вторжение на Гор, поддержанное многочисленными, расставленными в ключевых точках отрядами кюров, вооружённых контрабандно ввезённым оружием.

— Это слишком смелый план, слишком труднодостижимый, слишком дерзкий, — покачала я головой.

— Давай будем надеяться, что Ты права, — вздохнул Десмонд.

— Уверена, что такого просто не может произойти, — сказала я.

— Давай будем надеяться на это, — повторил он.

— А что происходит здесь и сейчас? — поинтересовалась я.

— Мы застали самое начало первой фазы, — ответил Десмонд. — Сейчас идёт поиск и вербовка различных диссидентствующих элементов в различных городах. Рискну предположить, что они попытаются также привлечь на свою сторону незначительных, разбитых, честолюбивых Убаров, которых можно поощрить, разжечь их амбиции, снабдить средствами.

— А нет ли среди того, что Вы назвали далёкими мирами, одного или нескольких, не вовлечённых в это?

— Конечно, есть, — кивнул Господин. — Но даже если в эти планы тайно вовлечен всего лишь один из их миров, предоставляющий корабли, снабжение, персонал, оружие и так далее, то стоит только пройти слуху об успешности осуществления задуманного, то к ним быстро один за другим присоединятся все остальные.

— Но не случится ли так, что кюры, учитывая их предрасположенность к конфликтам, затем начнут оспаривать Гор между собой?

— Да, — согласился он, — причём используя оружие огромной мощи, способное превратить мир в пепел, или сместить ось планеты.

— Нельзя позволять им воспользоваться таким оружием, — покачала я головой.

— Точно так же полагают и Царствующие Жрецы, — заверил меня Десмонд.

— Возможно, людей это тоже касается, — вздохнула я.

— Думаю, Царствующие Жрецы разделяют твой мнение, — улыбнулся он.

— Я знаю мир, где нет Царствующих Жрецов, — сказала я.

— Возможно, тебя мучает любопытство относительно того, почему тебе было приказано прибыть сюда? — спросил мой собеседник.

— Да, Господин, — не стала скрывать я.

— Это имеет отношение к тому опыту, который Ты приобрела в игорном доме в Аре, — сообщил мне Десмонд.

— Но я была там всего лишь прислуживающей рабыней, — испуганно объяснила я, — рабыней для развлечений. Моя роль, и роль других девушек, сводилась, прежде всего, к тому, чтобы удерживать мужчин за игорными столами.

— А твои владельцы тем временем раздевали их, — усмехнулся он.

— Мы же не держали их силой, — попыталась оправдаться я. — Они были свободны уйти в любой момент, когда хотели.

— Но, что если бы их удача им изменила? — поинтересовался он. — И как бы они смогли возместить свои потери, если бы они ушли теперь? И разве их уход не раздосадовал бы смазливую кейджеру, с таким восхищением и энтузиазмом болевшую за них весь вечер, поощряя их возвращаться или рисковать снова и снова? Как они могли уйти, зная, что в этом случае эти негромкие восклицания разочарования, надувание симпатичных губ, будут обращены к другому мужчине?

— Господин бывал в таких домах, — заключила я.

— Возможно, — уклончиво ответил он.

— Пожалуйста, не смотрите на меня так, Господин, — попросила я.

— Твоё аппетитное тело, — сказал мужчина, — следует пороть и пороть.

— Я давно уже не служу в таком доме. Кейджера должна делать то, что ей говорят!

— Верно, — согласился он, — но я подозреваю, что некоторые выполняют то, что им сказано лучше других.

Ответить на это мне было нечем.

— Астринакс рассказал мне о том, как он проверял тебя в офисе Менона, и о том, что Ты легко пойдёшь на предательство, и о том, что Ты мерзкая, двуличная, мелочная кейджера была отличным выбором для такой работы.

— Господин! — попыталась протестовать я.

— О да, — криво усмехнулся Десмонд, — Ты, своими улыбками, выражениями лица, смехом, движениями тела, небрежными прикосновениями, криками удовольствия и разочарования немало сделала для того чтобы удержать человека за столами, побудить его продолжить игру, даже для него это могло закончиться бедностью или нищетой.

— Теперь я другая, Господин, — постаралась переубедить его я. — Я очень многое поняла за то время, что провела в ошейнике.

— Но я привёл тебя сюда, — продолжил он, — не ради того, чтобы наказать никчёмную, позорную шлюху, коей Ты являешься.

— Аллисон не хотела бы, чтобы Господин в ней разочаровался, — сказала я. — Она очень многое поняла и осознала. Её ошейник помог ей в этом. Она хочет быть такой, какой её хочет видеть Господин. Она хочет понравиться Господину.

— Значит, Ты думаешь, что хоть чему-то научилась в своём ошейнике? — спросил Десмонд.

— Да, Господин, — заверила его я. — Очень многому, Господин!

— И как быть лучшим животным?

— Да, Господин.

— Поцелуй мою руку, — приказал он.

Не мешкая, я прижалась губами к его руке и подняла глаза на него. Я чувствовала себя его рабыней. Я хотела быть его рабыней. Я была не в силах выдержать его пристальный взгляд и тогда я опустила голову и сказала:

— Господин говорил, что моё присутствие здесь имеет отношение к моей службе в игорном доме в Аре.

— Так и есть, — подтвердил Десмонд.

Я подняла к нему свои губы, предлагая ему рабыню. Но он отвёл взгляд и уставился в дальний угол комнаты, и я, отпрянув на коленях, почувствовала, как у меня на глаза опять наворачиваются слёзы.

— Я не вижу, чем я могу помочь Господину, — вздохнула я.

— Прежде всего, — сказал тот, — я хочу, чтобы Ты понимала то, что во всё это вовлечено.

Мужчина поднялся со скамьи, подошел к стене и, взяв с полки большой кожаный конверт, вернулся к столу.

— Ты ведь помнишь те листы, расчерченные на квадраты, в которые вы с Хлоей вписывали различные буквы и знаки, — сказал Десмонд.

— Конечно, — кивнула я.

Тогда он извлек из конверта небольшой листок бумаги и спросил:

— Знаешь, что это?

— Нет, — покачала я головой.

— Ты умеешь играть в каиссу? — уточнил он.

— Нет, — снова ответила я.

— Но тебе ведь приходилось слышать об этом, видеть доску, фигуры.

— Да, — кивнула я, — в доме Теналиона в Аре, и даже здесь. Некоторые мужчины играют с это.

— Многие мужчины играют в это, — поправил меня Десмонд. — Некоторые партии записываются. Часто их комментируют, разбирают, обсуждают, критикуют и так далее.

Я посмотрела на него, ожидая продолжения.

— Очевидно, что, чтобы сделать это у фигур, имеются не только правила движений и ценность, но и имена, а также способ как-то определять поля, на которые они могли бы быть поставлены. Клетки доски пронумерованы и названы по имени начального размещения определённых фигур, тех которые стоят на крайнем ряду. У каждого игрока есть двадцать три фигуры, но только десять из них стоят в этом ряду. Вот от названия этих десяти фигур и происходят названия клеток доски. Например, первым слева стоит Посвящённый Убары, затем Строитель Убары, Писец Убары, Тарнсмэн Убары и собственно Убара. Далее следует Убар, а потом в обратном порядке: Тарнсмэн Убара, Писец Убара, Строитель Убара и Посвящённый Убара.

— Мне это кажется излишне сложным, — призналась я.

— В действительности, ничего сложного нет, — не согласился со мной он. — Просто это тебе незнакомо. Например, пятый квадрат в колонне Посвящённого Убары будет именоваться Посвящённый Убары Пять, соответственно, седьмой квадрат в колонне Строителя Убара — Строитель Убара семь, и так далее.

— Да, Господин, — вздохнула я.

— Теперь смотри сюда, — продолжил он, держа передо мной маленький листок, который достал из кожаного конверта, — это напоминает запись игры. В действительности, первые строчки могли бы иметь отношение к игре, например, к дебюту, названному Полётом Тарнсмэна Убара. С другой стороны, если мы будем исследовать лист далее, то найдём, что большинство последующих строк окажется нелогичным, более того, фактически не соответствующим правилам игры. Соответственно, делаем вывод, что этот лист не то, чем он кажется на первый взгляд. Это, скажем так, первый уровень маскировки, призванный не привлекать к записям особого внимания, конечно, это касается людей плохо знакомых с каиссой или средних игроков, которые, с большой долей вероятности, не станут разбираться в аннотации игры, которая у них вряд ли вызовет большой интерес. Это ведь не запись игры Сентия с Коса, Скормуса из Ара, Коридона из Тентиса, Олафа из Табукового Форта или кого-нибудь их уровня. И даже если бы кто-то заинтересовавшийся записанной игрой, попробовал разобраться, скорее всего, он попросту бы выбросил его, решив, что это своего рода розыгрыш или шутка, возможно, даже насмешка от некого критика каиссы, слишком много времени и внимания посвятившего игре. Второй уровень маскировки, конечно, тот, что эти казалось бы бессмысленные знаки главным образом связаны с алфавитом.

— Но ведь в алфавите не сто букв, — заметила я.

Алфавит моего родного языка, кстати, содержит двадцать шесть букв, а типичный гореанский алфавит, насколько я понимаю, хотя это, кажется, не истина в последней инстанции и может немного отличаться в зависимости от местности, состоит их двадцати восьми букв.

— Конечно, нет, — подтвердил Господин. — Определённые буквы в гореанском языке встречаются чаще других, например, такие как Ал-ка, Тау и другие. Таким образом, такие буквы здесь могут встречаться по нескольку раз.

— Хлоя грамотная, — сказала я, — но даже она не понимала смысла некоторых из тех значков, что встречались на клочках бумаги.

— Они бессмысленны, — отмахнулся он. — Клетки каиссы, в которые они вписаны, не используются для составления понятной части сообщения. Таким образом, задача тех, кто попытается расшифровать сообщение с помощью анализа относительной частоты букв, ещё более усложняется, поскольку некоторые буквы представлены больше чем одним знаком, и некоторые знаки вообще не подразумевают букв.

— Значит, составление сообщения, или его расшифровка, имеет отношение к тем большим листам, которые заполняли мы с Хлоей, — догадалась я.

— Точно, — подтвердил Десмонд из Харфакса. — Вот только необходимо, чтобы отправитель и адресат сообщения использовали один и тот же лист, которых может быть великое множество. Насколько я понимаю, на настоящее время, количество таких листов — сто.

— Вероятно, должен быть способ, — предположила я, — как-то узнать какой именно лист следует использовать.

— Поскольку Ты не грамотная, — хмыкнул Господин Десмонд, — для тебя это не очевидно, но и маленький лист, кажущийся записью игры и большой лист, в клетки которого вписаны буквы или непонятные символы, пронумерованы.

— Значит, номера должны совпадать, — заключила я.

— Совершенно верно, — подтвердил мой собеседник.

— Но может быть, сообщение можно было бы расшифровать и без большого листа.

— Можно, но это дело не лёгкое и не быстрое, — сказал Десмонд. — К тому времени, когда Ты поймёшь, что было в сообщении, может быть уже слишком поздно. К тому же, что немаловажно, такой шифр невозможно распутать, если в твоём распоряжении нет большого количества материала, чтобы было на основе чего анализировать частоту появления букв, строить гипотезы относительно их возможного значения, проверять эти гипотезы на дополнительном материале и так далее. Большое количество листов с шифром и разные листы, используемые для разных сообщений, означает, что любое отдельное сообщение даст дешифровщику слишком мало информации для работы.

— Я не смогла бы даже начать расшифровывать такие вещи.

— Начнём с того, что Ты не можешь их даже прочитать, — усмехнулся мужчина. — Было бы неплохо, если бы Ты могла просто прочитать сообщение, написанное простым гореанским текстом.

— Это ведь не моя вина, — обиделась я, — меня не обучали чтению.

— А почему животное нужно обучать чтению? — спросил он.

— Вам нравится, что я неграмотная, не так ли? — поинтересовалась я.

— Да, — признал Десмонд. — И если бы Ты принадлежала мне, я бы держал тебя в таком состоянии.

— Значит, вам нравится иметь у своих ног неграмотных девушек, — заключила я.

— Фактически, — хмыкнул он, — владеть очень умной, хорошо образованной, грамотной девушкой, это — большое удовольствие. Приятно видеть её у своих ног, чувствовать её губы и язык на своих ботинках.

— Возможно, тогда вам стоит научить меня грамоте, — намекнула я.

— Иметь у своих ног неграмотную варварку не менее приятно, — заявил Десмонд. — Её простота и невежество очаровательны.

— Можете мне не верить, — сказала я, — но я очень умна, хорошо образованна и грамотна, просто на моём родном языке.

— Замечательно, — улыбнулся мужчина, — в таком случае, если бы Ты принадлежала мне, у меня были оба удовольствия.

— Я вас ненавижу, — процедила я сквозь зубы.

— А разве это не Ты тянула ко мне губы, всего несколько моментов назад? — осведомился он, и сердито отвела взгляд.

— Даже если бы я могла читать, — буркнула я, — не думаю, что смогла бы распутать эти сообщения.

— И очень мало кто смог бы, — заверил меня Десмонд. — Можно предположить, что нашлись бы уникумы, у которых, при наличии достаточного количества времени и материала что-то могло бы получиться. Конечно, есть и намного более сложные и хитрые способы шифрования, но тот способ, который я тебе только что объяснил, проще, понятнее и, вероятно, надёжнее и безопаснее. По крайней мере, они в этом уверены. Разумеется, им не нужно знать о том, что у нас есть копии листов с кодами.

— Конечно, Господин, — согласилась я.

— Безусловно, — сказал он, — вряд ли мы можем рассчитывать, что такое преимущество продлится долго. По-видимому, время от времени они изготовляют новые листы кодов, чтобы добавить многовариантности. А уж если они заподозрят о том, что копии оригинальных листов попали в руки их врагов, то новые коды будут изготовлены немедленно, или, что не менее вероятно, перейдут на совершенно иной метод коммуникации и шифрования.

— По крайней мере, теперь, — сказала я, — у меня появилось некоторое понимание того, чем мы с Хлоей занимались.

— Надеюсь, тебе не надо объяснять, что нет необходимости объяснить это Хлое или кому-либо из остальных, — намекнул Десмонд.

— Конечно, я это понимаю, — поспешила заверить его я.

— Эти шифры, — продолжил он, — предназначены для обмена информацией между заговорщиками, как внутри одного города, так и между городами, а также между городами и Пещерой.

— Но почему Господин снизошёл до объяснения всего этого Аллисон? — полюбопытствовала я.

— Чтобы у тебя появилось понимание того, какие интриги здесь закручиваются, и какие планы приводятся в действие, — объяснил он.

— Господин действует не в одиночку, — предположила я.

— Верно, — кивнул Десмонд.

— У меня нет даже мысли о том, чтобы интересоваться тем, как зовут его союзника или союзников, — заверила его я.

— Вот и мне не хотелось бы чтобы твоё аппетитное тело, рвали на дыбе, — сказал он, — чтобы послушать какие имена Ты выкрикнешь.

— Я всё понимаю.

— Ты ведь помнишь мой интерес к неким картам? — уточнил Господин.

— Да, — подтвердила я.

— И Ты служила в игорном доме, — добавил он.

— Вплоть до того момента, пока его не сожгли, а меня и другие девушек не продали на Тарсковом Рынке.

— Лично мне это кажется самым подходящим местом для торговли, такими как Ты, — заявил мужчина.

— Нисколько не сомневаюсь, — проворчала я.

— В игорном доме, — вернулся он к делу, — среди прочих игр были и карты, не так ли?

— В карты играли за дальними столами, стоявшими самом углу большого зала, — объяснила я, — но я практически не обращала внимания на те столы. Большинство из нас обслуживало столы, за которыми играли в рулетку и кости. Именно там толпилось большинство мужчин.

— Но, я уверен, Ты не могла не слышать кое-что об этих вещах, — предположил Десмонд.

— Каждый может что-то слышать, — осторожно ответила я.

— Я не судья, ведущий расследование, — напомнил он, — с дыбой в соседней комнате.

— Я понимаю, — кивнула я.

— Наверняка, — продолжил мужчина, — за теми столами были то, кто играл в пользу игорного дома, и, я уверен, они хотели бы иметь некое преимущество в игре.

— Конечно, — согласилась я, — в противном случае они могли бы потерять деньги неумышленно.

— Неумышленно? — переспросил мой собеседник, понимающе улыбнувшись.

— Для владельцев игорного дома ведь важно, чтобы клиент иногда выигрывал, — пояснила я, — иначе он может оставить игру или начать что-то подозревать.

— И каким же образом, — спросил Десмонд, — дом получает такое преимущество? Может в потолке имелись смотровые щели, посредством которых сообщники могли увидеть карты противника и тем или иным способом передать эту информацию своему игроку, например, условными сигналами через кого-то якобы без дела слоняющегося в зале?

— Я так не думаю, — покачала я головой.

— Тогда преимущество должны были предоставить сами карты, — заключил он.

— Признаться, я тоже склонялась к такому же выводу, — сказал я. — Правда, я лично не следила за дальними столами.

— Но слышала требования принести новую колоду, запечатанную колоду, — предположил мужчина.

— Подозреваю, — сказала я, — что колоды были изначально вскрыты, подготовлены, а потом запечатаны снова.

— В результате игрок, работающий на дом, мог определить масть и ценность карты противника по её тыльной стороне, — подытожил Десмонд.

— Тыльная сторона карт была покрыта замысловатым орнаментом, — припомнила я, — очевидно на всех картах он был одинаковым.

— Но не идентичным, — хмыкнул мой собеседник, — особенно для тех, кто знал, что надо искать.

— Думаю, различия были тонкими, — заметила я, — очень тонкими.

Тогда Десмонд из Харфакса снова открыл кожаный конверт и вытащил оттуда другой листок бумаги. Его содержимое было для меня столь же неразборчиво, как и текст на первом листке, который, как вы помните, мне было дано понять, являлся то ли записью, то ли аннотацией игры в каиссу. Однако в этот раз содержимое явно отличалось.

— Что Ты можешь сказать об этого? — спросил мужчина.

— Я же не умею читать, — вынуждена была напомнить я.

— Это выглядит как список карт, — сообщил мне он. — Но я не уверен, что фактически это именно то, чем кажется. Я подозреваю, что здесь тоже может быть что-то замаскировано.

— Быть может, по аналогии с предыдущим способом шифрования, — предположила я, — разные карты, обозначают разные буквы, причём одна буква может быть закодирована больше чем одной картой, возможно, есть и такие карты, которые не обозначают никакой буквы.

— Возможно, — не стал отрицать Десмонд. — Только здесь нет ни одного повтора.

— Это важно? — поинтересовалась я.

— Думаю да, — кивнул мой собеседник. — Уверен, это серьёзно ограничило бы потенциальную возможность для передачи информации.

— Возможно, это код — низшего порядка, — сказала я.

— Те с кем мы имеем дело, далеко на дураки, — покачал головой Десмонд.

Я промолчала, не зная, что ещё можно предложить.

— В случае с кодами каиссы, — продолжил он, не дождавшись моего ответа, — нам очень повезло заполучить и скопировать самые главные листы, те, с помощью которых сообщение можно сначала скрыть, а затем и расшифровать. Но здесь у нас нет ничего подобного, никаких листов, никаких кодов, с помощью которых скрытое сообщение можно было бы прочитать.

— В первом случае, — сказала я, — Вам просто повезло.

— Предположим, что у меня есть некто, — заговорил он, после недолгой паузы, — некий руководитель, высокопоставленная персона, имеющая доступ к таким вещам, если они вообще существуют.

— А если не существуют? — спросила я.

— Может и не существуют, — задумчиво произнёс Десмонд.

— Боюсь, что я вряд ли смогу оказать Господину большую помощь, — вздохнула я.

— Возможно, здесь есть какое-то простое объяснение, — сказал он, — настолько простое, что мы не можем его увидеть.

— Возможно, нам не хватает одного единственного листа, с пояснениями, листа, к которому у нас нет доступа? — предположила я.

— Возможно, — покачал головой Господин, — но я так не думаю.

Он снова взял в руки кожаный конверт и достал из него колоду карт, которую вручил мне и сказал:

— Я хочу, чтобы Ты внимательно обследовала эти карты, и подумала, нет ли в них чего-то необычного.

— Рискну предположить, что Вы уже раскладывали колоду в том порядке, который указан в листе, — заметила я.

— Конечно, — утвердительно кивнул мужчина.

— И это ничего не прояснило?

— Нет, — признал он. — Но я этого и не ожидал. В общем, это дало мне не больше информации, чем сам лист.

— Они очень просты, — констатировала я. — Если их пометили, чтобы можно было по рубашке определить достоинство карты, то крапление должно быть сделано очень тонко.

— Мы здесь интересуемся не шулерской игрой, а скрытыми с помощью этих карт сообщениями, — буркнул Десмонд. — Есть ли в этой колоде что-нибудь, что кажется тебе примечательным или необычным?

— Нет, — ответила я. — Вы думаете об этом, как о чём-то вроде кодов каиссы.

— Таково было моё первое предположение, — признал он, — но теперь оно кажется мне маловероятным, поскольку все карты разные.

— Тогда порядок карт должен быть важен, — заметила я.

— Признаюсь, я тоже так думаю, — поддержал меня Десмонд, — но в чём состоит эта важность? Что может означать тот факт, что, скажем, за Вуло Врача следует Тарск Писца?

— Не исключено, что это может означать целое сообщение, — пожала я плечами, — что-то вроде: «Встреча на рассвете», «Принеси золото», «Отбываем завтра» и так далее.

— С одной стороны это слишком сложно, — не поддержал меня Господин, — поскольку потребовался бы целый шкаф для хранения пояснений, а с другой, это слишком просто, поскольку может потребоваться выразить что-то, чего нет в запасе комбинаций карт.

— Карты могут предназначаться для ограниченного круга сообщений, — предположила я.

— Не в этом проблема, — сказал он. — В колоде имеется шестьдесят карт. Рассмотри вот какой вопрос. Простая формула последовательного умножения. Если бы было всего две карты, то было бы только два варианта их расположения, так или эдак. Если у тебя три карты, то Ты получаешь уже шесть вариантов, если пять карт — сто двадцать, пять умножить на четыре, на три, на два и на один. Если речь пойдёт о десяти картах, то количество вариантов их расположения перевалит за три миллиона и так далее.

— На моей прежней планете, — вздохнула я, — я предоставила бы заниматься такими вещами другим.

— Нисколько не сомневаюсь, что Ты свалила бы на других очень многие вещи.

— Да, Господин, — не стала отрицать я.

— По большей части Ты была бесполезна, не так ли?

— Возможно, — вынуждена была согласиться я.

— Но применение можно найти даже для таких женщин, — усмехнулся Десмонд, — не важно из какого они мира, с твоего прежнего или с Гора. Надо только надеть на них ошейник.

— Да, Господин, — согласилась я.

На Горе я нашла себя собственностью, кому-то принадлежащей, живущей под постоянной угрозой наказания и приставленной к работе. На Горе такие женщины как я годились много для чего. Господа проследили за этим. И одна из этих вещей состояла в том, что рабыня должна была быть хороша в доставлении своему хозяину невероятного удовольствия. В действительности, обычно это является самой важной ей задачей. Разумеется, от неё также ожидается, что она будет хороша и в приготовлении пищи и уборке в доме, хождении в магазин и завязывании сандалий, которые она сама же приносит на четвереньках в собственных зубах. Но тогда почему, спрашивала я себя, имея столько возможностей, даже имея меня перед собой на одеяле в рабском фургоне, он ни разу не разложил меня, рабыню Аллисон, чтобы использовать, использовать полностью как рабыню, в самом прямом смысле этого слова, в том смысле, который вкладывается в это слово на Горе. Ах да, вспомнила я, честь, честь! У Мины, по крайней мере, думала я, были уверенность и удобство её кандалов и рабского кольца. Безусловно, её ситуация была несколько иной. Трачин её купил.

Иногда трудно быть рабыней. Ведь ты полностью зависишь от милосердия свободного человека. Позволят ли тебе одеться? Приласкают тебя или ударят, дадут конфету и выдадут плетей? Разрешат ли подползти к ногам господина с просьбой о ласке?

— Но даже в этом случае, — продолжил свою мысль Десмонд, — даже при таком неограниченном числе возможных вариантов, может возникнуть необходимость выразить что-то новое или непредусмотренное.

— Да, Господин, — поддакнула я.

— И что ещё более важно, — сказал он, — я уверен, что в лагере Клеомен посредством карт что-то тайно передал Паузанию. По-видимому, это были инструкции, указания или что-то в этом роде. При этом у Клеомена не было под рукой никакого вороха пояснений, в котором он бы рыться в поисках подходящей комбинации карт. Да и у Паузания не было отдельного фургона со списками вариантов расположения карт, посредством которых он мог бы прояснить суть сообщения.

— Я тоже этого не заметила, — улыбнулась я.

— Следовательно, должно быть какое-то очень простое объяснение, настолько простое, что его трудно увидеть, настолько очевидное, что его не замечаешь.

— Может, это просто не та колода, — предположила я.

— Возможно, — пожал он плечами. — Но ей меня снабдил мой руководитель.

— Неужели он не может объяснить эти вещи? — поинтересовалась я.

— Он сбит с толку настолько же, насколько и мы, — проворчал Десмонд из Харфакса. — Он измучил себя, пытаясь понять возможное значение написанного в сообщении, значение отдельных карт и их расположения.

— А не может быть так, что никакого значения просто нет? — спросила я.

— Ты это серьезно? — осведомился Господин.

— Что если карты — отвод глаз, ложный след, своего рода дорога в никуда, дезинформация, призванная отвлекать внимание и тратить время впустую, в то время как настоящие сообщения передаются неким другим способом, вроде шифров каиссы.

— Это маловероятно, — но согласился Десмонд, — Насколько мы знаем, в настоящее время заговорщики уверены в своей безопасности и не чувствуют за собой слежки. В чьи руки они хотели бы подкинуть такую дезинформацию, и с какой целью?

— Возможно, в ваши руки, — предположила я, — и в руки вашего руководителя.

— Если бы нас подозревали, — отмахнулся он, — я не думаю, что мы до сих пор оставались бы на свободе.

— Возможно, — пожала я плечами, — дело не в том, что карты что-то означают, а в том, что они пока ничего не означают, что они могли бы что-то означать впоследствии.

— Они должны означать что-то уже сейчас, — стоял на своём Десмонд.

— Почему? — не поняла я.

— Потому, что у нас есть список, — сказал он, ткнув пальцем в маленький листок бумаги, лежавший на столе.

— Простите, я плохо подумала, — вздохнула я.

— Нет, нет, — успокоил меня Господин. — Приветствуется любая идея.

— Почему именно я здесь? — спросила я.

— Ты служила в игорном доме, — развёл он руками. — Я подумал, что Ты могла бы быть полезной.

— Дверь заперта, — заметила я. — Неужели не было никакой другой причины?

— Нет, — отмахнулся он.

Тогда я прижалась щекой к его колену и прошептала:

— Мне неловко. Моё тело шепчет мне.

— Только не говори мне, что в животе маленькой варварки начали гореть рабские огни, — усмехнулся Десмонд.

— Мужчины сделали это со мной, — объяснила я.

— Карты, Аллисон, — буркнул он, — колода, порядок. Думай, думай!

— В моём присутствии здесь нет никакого смысла, — всхлипнула я, — я бесполезна.

— Рассказывай мне о столах, игре, обо всём, — потребовал тогда Господин.

— Но я же ничего толком не знаю, — всхлипнула я. — Они приглашали мужчин за столы, некоторые сами туда шли и предлагали сыграть, им подавали напитки, приносили колоды, вскрывали, крупье их делил, тасовал карты, раздавал игрокам определенным способом в зависимости от игры. Другие карты можно было вытягивать и так далее.

— Ну конечно! — вдруг хлопнул он себя по лбу.

— Господин? — озадаченно уставилась на него я.

— Вот оно! — воскликнул Десмонд. — Ты нашла это!

— Что? — не поняла я.

— Настолько же это просто, насколько обманчиво просто!

— Я не понимаю, — окончательно растерялась я.

— Мы искали неправильные вещи в неверных местах! — продолжал радоваться мужчина. — Мы всё слишком усложняли и уходили в другую сторону, мы были слишком умными и слишком глупыми! Это же всё время было на виду!

— Что? — спросила я.

— Список — это подготовка к сообщению, а не само сообщение, — заявил он. — Ты была права. Дело не в том, что карты являются что-то означающими, а в том, что они могут стать таковыми, причём очень легко.

— Я не понимаю.

— Напомни мне, чтобы я дал тебе конфету, — сказал Господин.

— За что? — поинтересовалась я.

— Ты решила нашу проблему, — объяснил он.

— Как? — спросила я.

— Что значит «Как?»? — спросил Десмонд в ответ.

— Именно, как?

— Я думал, что Ты умна, Аллисон, — покачал он головой.

— Похоже, что нет, Господин, — проворчала я.

— Тем не менее, — усмехнулся мужчина, — Ты по-прежнему остаёшься рабски интересной.

— Я не понимаю.

Он встал из-за стола и, подойдя к двери, отодвинул засов и, распахнув её настежь, сказал:

— Возвращайся в рабскую комнату.

— Да, Господин, — вздохнула я.

На пороге я на мгновение задержалась.

— Господин, правда, находит Аллисон рабски интересной? — не удержалась я от вопроса.

— Возможно, — уклонился он от прямого ответа.

— Аллисон рада, — улыбнулась я, сочтя это за положительный ответ.

— А теперь беги! — велел Десмонд.

— Да, Господин, — отозвалась я, спеша прошмыгнуть через дверь.

Если бежать достаточно быстро, меньше вероятность, что тебя поймают и оставят на твоём бедре отметку. Разумеется, нет ничего проще, чем отметить бедро, когда на тебе камиске. Иногда камиск сдвигают в сторону, и тогда надпись на ноге видна для всех желающих. Таким образом, всем ясно, что девушка уже зарезервирована на этот вечера, а также ясно и то, кто её зарезервировал.