Замок Фрюденхольм

71

В начале февраля супруги Мадсены снова получили письмо от своего приемыша Оге Хенриксена. Письмо было отправлено из Польши, которая теперь называлась «генерал-губернаторство», из маленького городка Трескау, и долго находилось в дороге.

Значит, добровольческий корпус «Дания» еще не был под огнем. Он находится в генерал-губернаторстве Польша, далеко от линии фронта. Трескау на карте не удалось найти, но город Познань там был указан. Вот, значит, где графского Хольгера поймали как дезертира. Позор и стыд, что человек из охраны Фрюденхольма стал изменником родины. Его, наверное, расстреляют, и поделом.

Нильс Мадсен показал жене, где находится город Познань. У него была карта восточного театра военных действий, на которой он отмечал линию фронта. Он карандашом чертил продвижение немцев, рисуя клинья и полукружья, вдающиеся далеко на русскую землю. Ленинград был очерчен карандашной линией, и большая дуга проходила под Москвой, направляясь на восток почти до самой Волги. На юге карандаш достигал Кавказа.

За последнее время карандашные черточки не двигались вперед. В этом виновата суровая зима. Страшные холода окружили ледяным морем и Данию и сделали жизнь невыносимой. Третья холодная зима подряд, еще хуже предыдущих. Земля промерзла на метр вглубь, замерзли погреба с кормовой свеклой и картофелем. Большие деревья в лесу Фрюденхольма давали трещины от мороза. Животные мерзли в стойлах, люди — в комнатах. Школа закрылась из-за недостатка топлива, и, к радости детей, у них начались долгие зимние каникулы.

Маргрета лишилась работы в школе. Да она все равно уже не могла бы работать из-за большого живота. Соседи высчитывали на пальцах — все ли тут в порядке. Когда полиция забрала Мартина? Доктор Дамсё проявлял явный интерес к состоянию Маргреты, вряд ли это случайно. Доктор ведь из числа свободомыслящих. А посмотрите-ка па Йоханну с молочного завода, к ней регулярно по вечерам приходит Эвальд из магазина! Кто поверит, что они по ночам играют в шашки?

Наконец Маргрета стала получать пособие. Много было исписано бумаги по этому вопросу, заполнено множество анкет, представлено множество справок. Кроме того, Маргрете пришлось пережить неожиданный визит инспектора по социальным делам, который осмотрел все в квартире и проверил, не жпвет ли семья в излишествах и роскоши. Это было похоже на обыск. Маргрете пришлось открывать шкафы, выдвигать ящики и докладывать, сколько в семье простыней, наволочек и полотенец. Инспектор нашел, что их больше, чем нужно.

— И великолепные старинные часы с маятником и прочим! За них уплачено? А сколько вы за них заплатили! Их же можно продать. Если у вас есть сберегательная книжка, покажите ее. Вы ничего не скрыли?

Должность инспектора занимал зять Расмуса Ларсена. Он пришел в меховой шапке, с кожаным портфелем и вел себя грубее полицейского. Потребовал показать ему детские копилки.

— Получали ли вы подарки от кого-либо? Деньгами? Вещами и продуктами?

Он предупредил Маргрету, что если она скрыла что-либо, то будет наказана за обман.

Раз в месяц Маргрета ездила в Хорсерёд и в течение часа беседовала с Мартином под строгим наблюдением тюремщика. Случалось, что он прерывал беседу, когда она касалась условий в лагере или хода военных действий или чего-либо, что, по мнению тюремщика, являлось политическим вопросом. Заключенные очень мерзли в эту зиму, но говорить об этом запрещалось параграфом пятым устава.

Маргрета обычно ездила вместе с женой Адольфа из Преете. Встречалась и с женой Магнуссена, приезжавшей из Лолланна. Фру Магнуссен была величественной седовласой женщиной, мужественно шагавшей в лыжных ботинках, с рюкзаком за спиной по двадцатиградусному морозу. Автобусы запаздывали из-за снежных заносов. Всюду приходилось подолгу ждать. Затемненные станции. Переполненные поезда.

Фру Магнуссен пригрозили лишить свиданий за то, что она, по мнению инспектора Хеннингсена, «непристойно отзывалась о политическом положении». Письма ее мужа редко пропускались цензурой Хеннингсена. В частных письмах старшего учителя инспектору Хеннингсену мерещились зловредные намеки на его персону. Статья, написанная Торбеном Магнуссеном для журнала «Флора и фауна», была задержана, поскольку скромные размышления старшего учителя по поводу жизни гусениц acilius sulcatus были восприняты Хеннингсеном как злостная политическая пропаганда.

Суровая зима изобиловала странными явлениями природы. Однажды, когда Маргрета, жена Адольфа и фру Магнуссен отправились в Хорсерёд с рюкзаками и узлами, при восьмиградусном морозе полил дождь. Земля покрылась толстым слоем блестящего льда. Березы и ели сгибались под его тяжестью. Обледеневшие ветки хрустели и звенели. Телефонные и электрические провода свисали вниз веревками, лопались и падали. На мили кругом холодная безжизненная пустыня напоминала лунный ландшафт.

Медленно и осторожно двигался по этой пустыне автобус. В такой дождь и мороз нельзя было надеяться, что автобус сумеет вечером отправиться в обратный путь. Огромные ледяные сосульки свисали с окон бараков. На часовых обледенели шлемы и винтовки. В лесу с треском и звоном ломались ветки и льдинки.

С началом зимы в лагере развернулись ремонтные работы. Мороз положил им конец, и некоторые бараки стояли на цементных столбах без фундамента. Сквозь доски пола дуло. Старшего учителя Магнуссена мучил ревматизм, он просил жену прислать ему плетеные туфли. Надзиратель, следивший за беседой, навострил уши. А когда Магнуссен сказал, что торф плохой и невозможно согреть камеры, он прервал беседу. Запрещено критиковать торф в лагере, это нарушение устава.

Фру Магнуссен спросила мужа, был ли он у врача, нельзя ли получить какое-либо лекарство от ревматизма.

— Мне дали несколько таблеток аспирина, — ответил Магнуссен. — Здесь это универсальное средство. Его дают при глазных болезнях, при болях в желудке, при авитаминозе. Лагерный врач не интересуется нашими болезнями, считает нас всех симулянтами.

Беседу прервали. Если Магнуссен не может научиться вести беседу в пристойной форме, ему откажут в посещениях. Этот человек, несмотря на возраст и седую бородку клином, явно был личностью подозрительной. Инспектор Хеннингсен держал его под наблюдением. Он лично проверял его переписку и не пропускал ничего, в чем, по его предположению, содержалась завуалированная критика условий в лагере или политического положения в стране. Он был убежден, что интерес Магнуссена к естествознанию был лишь камуфляжем политической и заговорщической деятельности. А когда фру Магнуссен принесла в своем рюкзаке такие книги, как труд Брохера о дыхании бабочек и Майнерта о щупальцах-антеннах, выпускаемых гусеницами, инспектор Хеннингсен позаботился о том, чтобы подобные произведения не были допущены в лагерь Хорсерёд.

Не допускалось и многое другое. Жена Адольфа при свидании с ним узнала, что он не получил посланного ему табака.

— Требуй квитанции на все, что ты посылаешь или передаешь в лагерь, — сказал Адольф.

— Я просила дать мне квитанцию. Сказала, что в тюрьме Вестре их давали на все, что передавалось заключенным. Но инспектор сказал, что это излишне, что форма датских служащих — лучшая гарантия.

— Этот мерзавец сам крадет табак, — возмутился Адольф. — Знаешь что, заяви в полицию, что он вор!

— Тс-с, тс-с, — зашикал надзиратель, присутствовавший при свидании.

— Но разве это не возмутительно? — горячилась жена Адольфа. — Бегаешь от торговца к торговцу, чтобы достать немного табаку, друзья и товарищи отказываются от своего пайка, а тут его крадут! Это же наглость!

— Да, конечно, — подтвердил надзиратель. — Только пе говорите так громко.

Надзиратели были разные. Большинство из них со временем стали вести себя вежливо, не прислушивались к тому, о чем говорят супруги, и не доносили инспектору, что слышали при свиданиях. Надзиратель, присутствовавший при свидании Мартина и Маргреты, был человеком порядочным и не сообщал, как обязан был по инструкции, о некоторых высказываниях. Он не прерывал их, когда они говорили о холоде в бараках, о плохом торфе, и не проявлял излишнего интереса к их частным делам.

Теперь Маргрета не скоро сможет приехать сюда. Нелегко совершить такую поездку с грудным ребенком. А что произойдет до их новой встречи? Зима кончится, и с новой силой развернутся военные действия. Что это принесет заложникам?

Лед покрывал лагерь, лес, весь ландшафт. Березы сгибались до земли. Высокая изгородь из колючей проволоки, окружавшая лагерь, казалась безумной сюрреалистической конструкцией чудовищной, отвратительной формы. Телефонный столб свалился и загородил дорогу. Движение прекратилось. Автобусы не ходили. Не известно, ходят ли еще поезда.

Женщины шли по ледяному насту, окруженные призрачными тенями. Медленно и осторожно они продвигались вперед — беременная Маргрета и фру Магнуссен с запрещенными трудами Брохера и Майнерта в рюкзаке, жены Адольфа и адвоката Рама, еще несколько жен из Копенгагена и из далеких провинциальных городов, целый караван женщин, растянувшийся по безжизненной ледяной пустыне.

Фру Магнуссен знала местность и сказала, что до станции Квистгор ближе, чем до Хельсингёра. А как быть с обратными билетами? Будут ли они действительны? Обойдется, решила фру Магнуссен и повела женщин за собой, указывая им дорогу. Но оказалось, что до Квистгора совсем не ближе, и путь был еще труднее. Через Хорсерёд Хейн, через острова, по озеру Гурре и Нюруп. Фру Магнуссен бывала здесь летом, но теперь все изменилось до неузнаваемости. Караван терпеливо следовал за ней, веря в своего проводника.

Дождь перестал, но начался ветер. То и дело раздавался звон падающих сосулек. Предметы потеряли свои очертания, природа лишилась красок, согнутые деревья, сломанные суки, приникшие к земле живые изгороди и кустарники, серое небо — все это создавало впечатление конца света.

Угнетенное настроение несколько рассеивалось от встреч с людьми, от звука людских голосов. Почтальон с трудом пробирался по дороге, таща за собой велосипед. Какой-то мужчина пытался поднять упавший забор. Дети забавлялись удивительными ледяными сосульками. Жизнь на земле еще не прекратилась. Лаяли собаки. Из обледеневших труб поднимался дым.

Путь был долог. Трудна была жизнь этих женщин, с длинными переходами, долгими ожиданиями, нехваткой денег и другими заботами. Власти не облегчали им жизнь, конторы по социальным делам не баловали. Когда они обращались к министрам или к созданной в связи с принятием закона о запрещении коммунистической деятельности комиссии ригсдага, их встречали отнюдь не доброжелательно и любезно. Ваши мужья сами во всем виноваты, пусть пеняют на себя, сказал им старый премьер-министр — лидер рабочих. Милые дамы, это еще вопрос — удастся ли мне спасти головы ваших мужей! — заявил министр юстиции Ранэ. Расмус Ларсен и сотни других председателей местных контор по социальным делам высказывались в том же духе.

Перед самым Квистгором пошел снег. Ветер крепчал. А когда они вошли в нетопленный вокзал Квистгора, разразился снежный буран.

Но поезда шли. С небольшим опозданием, переполненные, они пробирались к Хиллерёду до того, как снежные заносы преградили им путь. А из Хиллерёда поезд с двумя паровозами и снегоочистителем пробрался в Копенгаген. К вечеру все железнодорожное движение остановилось из-за снежного бурана.

Маргрета, как обычно, ночевала у Эллен на Вальнёддервей. Она добралась, с трудом шагая по скользким ото льда улицам, борясь с порывами ветра и снега. Согревшись в теплой комнате, они слушали завывание бури. Радио сообщало о несчастных случаях и разрушениях, причиненных непогодой. Немецкие метеорологи утверждали, что такой суровой зимы не было в течение ста тридцати лет, а может быть, и за всю историю человечества. Но судьба, погубившая сто тридцать лет назад Наполеона, бессильна против немецких солдат и их союзников. Придет день, когда растает лед, оживут фронты, и тогда начнется окончательная расправа с заговором, устроенным банкирами, плутократами и коммунистами для уничтожения арийских народов! Не арийцы, а евреи будут уничтожены в этой войне! Немецкий фюрер заявил о своей непоколебимой священной вере в то, что великая борьба будет закончена весной полным уничтожением большевистских орд.

Эллен принесла Маргрете в постель настой ромашки. И зачем она пустилась в этот трудный путь в таком состоянии!

— Когда ты ждешь ребенка?

— Доктор считает, через три недели.

— Газеты писали, что в Копенгагене во время последней воздушной тревоги родилось двадцать девять детей. — рассказала Эллен. — Как неприятно появиться на свет божий в бомбоубежище. Такое странное начало жизни…

— Наш доктор считает, что вообще в нынешнем мире не нужно рожать детей.

— А кто может сделать мир лучше?

— Не знаю. Теперь я долго не увижу Мартина. Что-то будет с нами весной?

— Будет еще хуже, — сказала Эллен. — Война разгорится с новой силой, положение здесь ухудшится. Возможно, Дания станет местом военных действий. Но не думаю, чтобы кто-нибудь из нас согласился примириться с настоящим положением. Путь к миру идет не через примирение.

Она приподняла темную штору и выглянула в окно. Вокруг уличного фонаря с разбитым стеклом вихрился снег.

— Снег все идет. Ты не сможешь уехать завтра, поезда не будут ходить. Поспи подольше.