8

Война приближалась постепенно. У предусмотрительных граждан было время к ней подготовиться. Богачи запасались всем, чем только можно. Владелец магазина продавал невиданное количество консервов, а торговцы углем набивали подвалы запасливых клиентов своим товаром. Половина всего свиного поголовья из хуторов округи Престё была продана в Копенгаген, где вскоре попала в засол.

Подобно девам разумным из евангельской притчи, пастор Нёррегор-Ольсен позаботился о масле для светильника, а для человека, чье орудие — слово, кто долгими вечерами нижет из слов воодушевляющие фразы, кофе служит топливом, поддерживающим огонь в светильнике духа. Мешка сырых кофейных зерен на чердаке пасторской виллы наверняка хватит на всю войну. Старая кофейная мельница снова пошла в ход. «Есть ли на свете что-нибудь приятнее звука перемалываемого кофе? — говорил пастор Нёррегор-Ольсен. — Он напоминает жужжанье прялки моей матери».

Лето выдалось жаркое, осень наступила поздно. Но после рождества ударил такой сильный мороз, какого, как писала газета «Амтсависен», и старожилы не запомнят. Кирпичный завод пришлось остановить — невозможно копать торф в болотах. А безработных и без того было много.

Выстроившись в очередь перед виллой Расмуса Ларсена, они ждали, когда им разрешат войти отметиться. Нельзя же допустить, чтобы все эти люди набились в комнаты! Они сразу затоптали бы покрытые лаком полы фру Ларсен. Поэтому по пути в кабинет Расмуса Ларсена на полу разложили мешки.

Он восседал за письменным столом, вооруженный печатями, телефоном, пресс-папье и картотекой. Ларсен преуспел в жизни. Он поседел и пополнел. В старые времена его звали Красным Расмусом, тогда он был ярым социалистом, хотел уничтожить оружие, свергнуть короля и разрушить церковь. Все это давно позабыто. Теперь его называют Расмус Председатель, он возглавляет профсоюз и дорожную комиссию. Быть может, он председательствует и еще где-нибудь. Он интересуется и обществом радиолюбителей и повышением культурного уровня рабочих. Недавно он вступил в клуб любителей бабочек и проявляет особый интерес к ночным мотылькам и гусеницам.

Ты стал могущественным владыкой, Расмус! Береги свои полы!


Люди мерзли. Коричневые обои в комнате старенькой Эммы покрылись льдом. Укутав ноги своей добротной синей периной, она слушала по радио о затруднениях с транспортом. Перед ней лежали библия и «Арбейдербладет», которую ей одолжил Мартин Ольсен. Но она стала слаба глазами, да и керосин для лампы, выдаваемый по карточкам, приходилось экономить. Даже кофе, добрый, славный кофе, который гораздо важнее еды, выдавался по карточкам.

Цены на продукты росли. Акции на бирже подскочили на двадцать, тридцать и даже сорок процентов. Правительство приняло необходимые меры для удовлетворения насущных потребностей населения. Чтобы воспрепятствовать спекуляции и ростовщическим сделкам, были созданы фрахтовая комиссия судовладельцев и промышленно-экономический совет из сорока членов, в их число входили двое работах.

Издавались распоряжения и приказы, регламентирующие поведение граждан. Редакция газеты «Амтсависен» получила от премьер-министра секретный циркуляр, где были изложены соображения, с которыми обязана считаться пресса нейтральной страны. «Амтсависен» не имеет права помещать высказывания или предположения, несовместимые с нейтралитетом Дании и могущие навлечь подозрение и подвергнуть государство опасности. Верстая газетные полосы, не следует преувеличивать значение случайных информаций, не следует также оказывать предпочтение какой-либо стороне. Номера газеты в витрины следует выставлять с большой осторожностью, дабы не дать повода для демонстраций. Возбраняется распространять слухи и рекомендуется проявлять сдержанность при упоминании о планах иностранных государств.

Власти стояли на страже безопасности государства. Повсюду в стране смотрители дюн, главные лесничие, инженеры-гидротехники и начальники портов наблюдали за своим окружением и отсылали наблюдения в таинственную СО, характер деятельности которой был им неизвестен.

Именно в это время председатель профсоюза Расмус Ларсен вступил в общество любителей бабочек и в особо важных случаях прикалывал к отвороту пиджака эмблему с мотыльком бирючины, по которой его узнавали другие коллекционеры бабочек. Это общество ставило своей целью вербовать осведомителей из числа членов профсоюзов. Таким путем властям стало известно, с кем играет в карты Оскар Поульсен и у кого пьет кофе Йоханна. А имена посещающих Мартина Ольсена и Маргрету в их маленьком доме возле пруда были занесены в картотеку Полицейского управления.

Кофе выдавался по карточкам. Но в Отделении «Д» ежедневно благоухал редкий теперь напиток. Добросердечный ютландец, полицейский комиссар Хорсенс, любил крепкий, без примеси кофе; не отставал от него и помощник Оденсе. Обоим им приходилось тяжко трудиться, и, разумеется, они нуждались в невинном возбуждающем средстве. Со склада оптовика на Вестре Вольдгаде полицейские машины забирали кофе мешками; перепадало кое-что и для семейных нужд.

В Отделении «Д» полицейские трудились над картотекой с семидесятью пятью тысячами имен. Конечно, такого количества опасных лиц в стране не имелось, но в картотеку на всякий случай заносились все, кто писал статьи в газеты, интересовался политикой или профсоюзным движением. В дополнение к комплекту карточек существовал архив, где на каждое зарегистрированное лицо хранилось досье с документами, в основном вырезками из газет. Годовые комплекты газеты «Арбейдербладет» за несколько лет аккуратно разрезались, и вырезки раскладывались по многочисленным папкам. Кроме того, поступали сообщения и доносы от сыщиков различного ранга и разной степени надежности.

Большая часть этих материалов была совершенно бесполезна. Год за годом сонные полицейские вырезали из «Арбейдербладет» заметки с фамилиями и клали их в конверты. Трактирные сплетни и пьяная болтовня записывались и тщательно перепечатывались на машинке. Копились груды газетной бумаги и исписанных страниц. Материалы, собранные старательными и неопытными сыщиками, складывались без всякой системы и критического подхода.

— Мертвый материал! — сказал полицейский комиссар Хорсенс. — И его слишком много. Понадобилось бы не меньше двадцати человек, чтобы привести его в порядок.

— И предпочтительно сведущих в политике, — добавил Оденсе, — Ни один черт не сумеет отделить тут плевелы от зерен.

— Если бы можно было положиться на своих помощников, — глубоко вздохнул добрый ютландец, — Горько разочаровываться в человеке, которому веришь! От этого болит вот здесь! — указал он на свое ютландское сердце.

Время было суровое. В любой момент могли потребоваться картотека и архив Отделения «Д». От безработицы, охватившей сто восемьдесят тысяч человек, дороговизны и зимних холодов люди начали терять терпение. Полиции следовало знать, что волнует народ, и усердно трудиться, чтобы привести в порядок бумаги. А для этого не хватало ни людей, ни опыта.

Среди тех, кто обманул добряка полицейского, был Эгон Чарльз Ольсен, которого он наставлял на ум. В течение нескольких месяцев Ольсен обслуживал Отделение «Д», давая сведения, которые он собирал в центре города в уютных винных погребках, где некоторые студенты из крайнего крыла коммунистической партии порою привлекали к себе внимание туманными высказываниями. Полиция питала глубокий интерес к образованным людям и подвыпившим студентам. Помимо скромных гонораров, Ольсен получал еще возмещение за купленное для студентов пиво.

Но Ольсен изменил Отделению «Д», попав в лапы конкурирующей СИПО, где ему платили больше и где сам начальник государственной полиции благоволил к нему.

За последние годы Отделению «Д» не везло. После аферы с немецким эмигрантом, похищенным среди бела дня датскими нацистами совместно с полицией, пришлось пожертвовать старым начальником отделения, обладавшим исключительными способностями к языкам. Теперь он был скромным работником в Королевской библиотеке и составлял картотеку на китайские рукописи, как прежде на датских граждан; он, наверно, стал бы ученым, если бы в свое время злая судьба не привела его в полицию.

Пришлось убрать из отделения и нескольких полицейских по уголовным делам, они открыто устраивали встречи с сотрудниками тайной немецкой полиции в ресторане около главного вокзала в Копенгагене. Сотрудничество с гестапо проявлялось так открыто, что вызывало возмущение граждан.

А тут еще государственная полиция создала конкурирующее отделение — СИПО и весьма странную «Гражданскую организацию» с ее обществом любителей бабочек и таинственными внутренним, внешним и мобильным кругами. СИПО преуспевала за счет Отделения «Д», переманивая его персонал и агентов.

В мире шла война. И в Полицейском управлении тоже втихомолку велась война. Она разгорелась между столичной и государственной полицией. Бесшумные засады и нападения из-за угла подорвали нервную систему начальника копенгагенской полиции Баума и толкнули его на стезю алкоголя.

Начальник государственной полиции Ранэ оказался более выносливым. Этот разносторонний и жизнерадостный человек с курчавой шевелюрой и галстуком-бантом походил не на сыщика, а скорее на художника доброго старого времени. Он был честолюбив, стремился завоевать известность в столице и появлялся на всех премьерах и вернисажах. Он заводил знакомства среди всех слоев населения и имел интересных друзей и в Дании и за ее пределами.

В числе его друзей были такие диаметрально противоположные типы, как светский лев Франсуа фон Хане и вор Эгон Чарльз Ольсен.

Загрузка...