Замок Фрюденхольм

7

В этом году уродилось много фруктов и овощей. Яблоки были крупные, блестящие и душистые. Ветви деревьев ломились от их тяжести. У старушки Эммы лук- порей был толще, чем когда-либо, несмотря на разрушения, нанесенные графским трактором. Тыквы у садовника разнесло до невероятных размеров. Всего было гораздо больше, чем нужно.

Жена Мариуса Панталонщика варит варенье, ей осада не страшна.

— Мой муж очень любит варенье, — говорит она. — Больше всего из слив. Хорошо и рябиновое желе и мармелад из шиповника. А компот из груш — самый лучший десерт, если нежданно пожалуют гости.

Гости у Мариуса Панталонщика бывали редко.

Лето затянулось. Даже в конце сентября было по-летнему жарко. И вечера и ночи были теплые. Как чудесна жизнь! Но многим пришлось в этом году сложить головы. Многим молодым, еще не успевшим пожить. А жизнь так хороша, и мир так прекрасен.

Люди ничему не удивлялись. Все ждали войны, она давно уже начала свой путь. Но это ничего не изменило. Дни текли, как обычно. Осень все не наступала.

Предусмотрительный Скьерн-Свенсен в свое время скупал лошадей. Они паслись в больших загонах, а цены на них росли. Теперь граф мог взять хороший куш. Давно уже была подготовлена кардинальная перестройка хозяйства в поместье. Восседая на коне, точно полководец, граф объезжал и осматривал свои владения. Ехал по лесам, сразу подскочившим в цене, обозревал торфяные болота. И охранники приветствовали его, поднимая вверх правую руку и щелкая каблуками.

У Нильса Мадсена тоже было болото, за которое раньше никто бы и гроша не дал. Там росли одни желтые ирисы да рогозы, а весною развратно квакали зеленые белопузые лягушки. Теперь торфяное болото стало целым состоянием. А бесплатная рабочая сила — это тоже богатство. Нильсу Мадсену жаловаться не приходилось. За сельскохозяйственные продукты теперь давали настоящую цену. Не одни англичане устанавливали теперь цену на бекон. Нашлись и другие, кому пришлась по вкусу датская свинина и кто хорошо за нее платил.

В воскресной проповеди пастор Нёррегор-Ольсен возложил ответственность за войну на господа бога. Бог покарал прихожан, изменивших своей церкви. Ведь половина мест пустует! А молодежь играет в футбол возле пруда! И вот результат — страшная война по всей земле. Что посеешь, то и пожнешь. Тяжка кара за безбожие. Нужда скорпионом будет терзать народы, но в юдоли скорби ваши взоры обратятся к тому, чье имя было у вас лишь на устах, но не в сердце. И пастор Нёррегор-Ольсен напомнил об апостоле Иоанне, которому на острове Патмос были пророческие и страшные видения. Разве не сбываются ныне все эти пророчества!

В это воскресное утро доктор Дамсё отказался купить «Арбейдербладет».

— Убирайтесь с вашей газетой! — крикнул он Йоханне. — Я не хочу прикасаться к ней!

Он обращался к ней на «вы», хотя знал ее с минуты рождения, помог ей явиться на свет, а потом делал ей прививки, удалял полипы и лечил от разных болезней. — Вон отсюда, говорю я вам! Не воображаете ли вы, что я куплю такую газету? И буду поддерживать Фрица Клаусена[9]?

— Я не понимаю, — удивилась Йоханна.

— Продавайте ее своим друзьям! —крикнул доктор. — Почему вы не идете к Нильсу Мадсену? Или к Мариусу Панталонщику, раз вы с ними теперь заодно?

Йоханна была не сильна в диалектике и ничего не смогла ответить. Она вообще никогда никому не возражала. Оскар знал бы, что ответить, подумала она. Он ведь знает и разные иностранные слова. Она так и стояла с газетами, не зная, что делать.

— Может, вы все-таки возьмете газету? — наконец спросила она и сама поняла, что сказала глупость.

— Нет, черт возьми! Нет!

Доктор хлопнул дверью перед носом Йоханны, обозлившись на то, что Советский Союз заключил с Германией пакт о ненападении и расстроил стратегические планы доктора и Англии.

— А что я могла ему ответить? — спросила Йоханна Оскара, — Он пришел в такую ярость. Я боялась, он меня ударит. Никогда еще не видела я доктора Дамсё таким сердитым.

— Не к чему было и отвечать. Если этот идиот не желает читать газету, которая могла бы прибавить ему ума, то и черт с ним! — сказал Оскар. — Бесполезно объяснять что-либо человеку, у которого мозги набекрень.

— Доктор всегда был очень любезен, — сказала Йоханна. — В самом деле, неприятно, что русские заключили пакт с Германией.

— Почему неприятно? Черт побери, не стали же мы нацистами, оттого что русские не хотят погибать ради английских капиталистов! А капиталисты не стали вдруг антифашистами, оттого что развязали войну. Они-то хотели, чтобы Советский Союз вел войну в одиночку. Вот о чем они мечтали. А вырыв яму другому, попали в нее сами.

— Вот что мне надо было ему ответить, — сказала Йоханна.

— Не стоило и отвечать. Если ученый человек не может сам разобраться в том, что происходит на свете, то ничего уж не поделаешь. Мы не можем прочесть ему вслух все газеты за последние два года! Не злился же он, когда Англия и Франция предали чехов в Мюнхене. Тогда они тоже пожимали немцам руки!

— Вот если бы я так ответила, — вздохнула Йоханна.

Она никогда не жила своим умом. Еще не так давно она по желанию родителей разъезжала на велосипеде с церковной газеткой пастора; однако вряд ли ее христианские чувства были очень глубоки, если могли внезапно исчезнуть. А ведь она воспитывалась в страхе божьем и в семье и в молодежном отделении религиозной миссии. Казалось, ничто ее глубоко не задевает, даже семейная трагедия как-то прошла стороной. С матерью связи она не поддерживала, посылала ей лишь открытки к рождеству, да и то по настоянию Оскара.

Психически больного отца она не видела с самого суда. Теперь она фру Поульсен и возит в колясочке маленького веснушчатого сына. Но она так и не повзрослела, хотя внешне изменилась. Ее светлые волосы прежде были туго заплетены в косы, а теперь она остриглась и сделала завивку. Она по-прежнему была бледна, но пудрилась и так сильно красила губы, что рот делался большим и красным, как у клоуна. Нашила модных платьев и перестала носить лиф и ужасные черные чулки.

Трудно было себе представить, что это та самая Йоханна. которая в маленькой лавке садовника Хольма мастерила из цветов венки и кресты, укладывала в ящики цветную капусту и отвешивала морковь. Делая венки, она очень ловко нанизывала георгины на стальную проволоку. Иногда ее посылали в лес собирать мох, которым украшали кресты и набивали подушки. Родителям и в голову не приходило, что она встречалась там с Оскаром. У лесной ограды трава была такая мягкая, среди побегов папоротника золотились цветы каприфоли. И вот в колясочке лежит пухлый малыш Вилли, здоровый и цветущий.

Оскар Поульсен не был местным жителем. Он приехал на молочный завод во Фрюденхольм из другой округи. Он выделялся чуждым, непривычно быстрым говором, к тому же любил трудные иностранные выражения. Волосы у него были рыжие, что обычно считается признаком дикого и непостоянного нрава. Несмотря на молодость, он был человек с прошлым и уже успел отбыть наказание: сидел в тюрьме за то, что уехал добровольцем в Испанию сражаться против генерала Франко; это было запрещено. Министр юстиции Йеронимус со всей строгостью отнесся к уцелевшим от смерти «преступникам», приказав полиции арестовать на границе возвращавшихся домой добровольцев. Вот каков был Оскар Поульсен, ничуть не стыдившийся своего прошлого. Он, как и Мартин Ольсен, упрямо придерживался крайних взглядов в политике, а ведь не имел еще я права голоса. Он был чуть постарше Йоханны — оба сущие дети.

Они жили в двух комнатах маленького желтого дома, принадлежавшего молочному заводу, где работал Оскар. В другой половине дома местное управление поселило бездомную многодетную семью, муж был инвалид, а жена нервнобольная. В комнате у соседей целыми днями оглушительно орало радио — единственное развлечение инвалида.

Сейчас из приемника низкий, спокойный голос премьер-министра по-отечески заботливо сообщает, что в мире идет война, нарушаются границы и невозможно предвидеть дальнейший ход событий. Однако надо сказать прямо — разразилась та самая война, о которой легкомысленно болтали столько лет. Конечно, если бы разногласия, приведшие к войне, в свое время были урегулированы ко взаимному удовлетворению путем мирных переговоров или арбитража, то вполне вероятно, что удалось бы избежать войны и связанных с нею несчастий. Но это дело политики великих держав, от которой нам нужно держаться подальше! Нейтральные страны и так уже терпят большие и тяжкие потери, особенно в судоходстве, и никаких видов на улучшение нет. Однако мы не должны терять веры в заключенные Данией международные договоры…