Заносы

Руки чешутся!

Пропал наш общий приятель Володя Покровский. Мы насторожились. Но он объявился. Звонит откуда-то и говорит в наш адрес нехорошие слова:

– Сволочи вы все-таки! Человек уже две недели в больнице, ему жить, может, меньше месяца осталось, а вы даже не навестили никто!

Нам стыдно. Звоним ему домой, успокаиваем жену, обещаем не забывать, навещать, помогать по мере сил…

– А что такое?! – испуганный голос.

– Ну как же, Володя в больнице, состояние оставляет желать лучшего… Вот звоним адрес узнать. Навестить хотим.

– Ну да, – говорит, – в больнице. Но он же совершенно здоровый!

– ?! А почему в больнице?!

– Руки у него чешутся.

Тут-то нам не по себе стало – влип Володька!

– Наверно, своему зав отделом морду набил. Такой засранец! У Володьки на него давно руки чешутся, – предположил Юра.

– А если, – говорю, – из-за того гада с цитатами Карла Маркса? Тогда вообще за весь семинар возьмутся! И моя очередь первая.

Она там, на другом конце провода, или услышала что, или почувствовала, что мы ее как-то по-своему поняли, и тут же испуганно не своим голосом:

– Нет-нет-нет! Мяса мы не едим, потому что вегетарианцы. Вино не пьем – нам нельзя. Все одобряем и поддерживаем. С руководством института у Володи отношения очень хорошие. Зав отделом его на руках носит. Володя совершенно здоров, но лежит не в психушке, а в очень хорошей больнице, куда просто так сразу и не попадешь. Просто у него руки чешутся, краснеют и струпьями покрываются. Псориаз. Болезнь не опасная, но лучше не запускать.

У нас камень с плеч.

– Точно, – Юра вспомнил, – он год в очереди стоял, чтобы в эту больницу попасть, а две недели полежал и затосковал. Надо навестить!

Я предложил взять яблок, апельсинов…

– Апельсинов нельзя! – отрезал Юра. – Категорически! Не понимаешь, что ли?

Нельзя так нельзя. Взяли мы два «огнетушителя» портвейна розового, закуски и поехали в эту Компотню. Какое-то там производство – трубы, вонь, микроклимат специфический. Наверное, помогает бороться с псориазом.

Предупрежденные о строгостях в хорошей больнице мы заблаговременно приняли меры предосторожности.

– Что в сумке? – как-то уж очень строго и даже агрессивно спросила медсестра на входе.

– Так, одна закуска, – небрежно бросил Юра.

– Апельсинов нет, – честно сказал я.

Но она, видно, не привыкла доверять людям. Поставила нашу сумку на стол и переворошила все свертки.

Ищи лучше!

– В девять часов закрываем, – предупредила.

– Вот видишь, – сказал Юра, – а ты – апельсины!

Володя нас встретил на лестнице. В выцветшей голубовато-серой пижаме, такой заброшенный и опрощенный, как Лев Толстой в чистом поле, только без плуга и без лошади. Обнялись. Рад он нам выше крыши. Повел к себе в палату. Восемь коек – ничего себе «хорошая больница»! Ночлежка какая-то!

– Ну?! – окинул нас ласковым взглядом здоровый больной.

– Да, мы вот тут тебе принесли, – Юра приподнял сумку и один за другим начал доставать свертки.

– А-а?.. – удивленно вопросил Володя, когда все содержимое сумки оказалось на тумбочке.

– Ну тебе же нельзя! – пожал плечами Юра.

Володя грустно вздохнул и поник головой.

– Ни капли! – подтвердил. – Даже пива. – И снова вздохнул: – Ну, как там, на семинаре? Какие новости?

– Сейчас расскажем, – деловито бросил Юра, расстегнув плащ и доставая из-под ремня большую бутылку. – У вас стаканы есть?

– Сейчас-сейчас! – ожил и засуетился Володя. – Так, один есть. Вот еще…

Я достал вторую бутылку и тоже поставил на тумбочку.

Мужик с дальней койки, все это время углубленно изучавший газету «Правда», вдруг подал голос:

– У меня стаканы есть. Вот. Чистые. – И несет два стакана.

– Мужики, вы нас, конечно, извините, – серьезно и проникновенно говорит Юра, – но вам лечиться надо, выздоравливать. Нас на этот счет жестко предупредили – ни капли! Никому! А мы тут за ваше здоровье…

Мужик со своими стаканами остановился на полдороги. Володя огромными синими глазами объял нас со всех сторон и рот раскрыл.

– Вы что?! – слабый голос его задрожал. – Издеваетесь?!

Тихо опустился на кровать, не сводя с нас изумленного снизу вверх взгляда. У меня даже сердце екнуло – садист все-таки Юрка, я даже не знал, что он такой. Володя, нервно отбросив рукав пижамы, почесал левой рукой правую, опустил голову и медленно повел ею в одну сторону, в другую.

– Нельзя так с интеллигентным человеком!

А Юра, как с гуся вода, наливает вино в два стакана, на мужика – ноль внимания.

– Нам таких страстей тут про вас наговорили! – оживленно сообщает. – Если, мол, во время лечения глоток выпьешь – руки, ноги пухнуть начнут, потом кожа станет лопаться, а потом и вовсе капут. И ничего уже не поможет. Вино вступает в необратимую реакцию с лекарством, и спасения нет.

– Навестили! – с тихой яростью выдохнул мужик и, вернувшись к своей койке, грохнул оба стакана на тумбочку. – Таких друзей – за х… да в музей! – буркнул себе под нос. Взял пачку «Беломора» и вышел из палаты.

– Одним меньше, – констатировал Юра. – Давай его стакан!

– Сейчас! – снова ожил Володя. – Только бутылки под кровать поставьте! – предупредил. – А то у нас строго. Сразу выгонят и больничный не дадут. На работе прогулы поставят и уволить могут.

Убрали бутылки, сняли плащи, озираясь, как получше устроиться.

– Да садитесь, куда хотите! – предлагает Володя. – На стул можно, на кровать. Псориаз – это же болезнь не заразная.

– А какая? – спрашиваю на всякий случай.

– Причины неизвестны, – пожимает плечами Володя. – Но считают, что из-за каких-то нарушений на нервной почве. Все болезни от нервов, как утверждает народная мудрость, кроме некоторых.

– Ну ладно, за твое здоровье!

Выпили, закусили – Володе не хуже. Продолжили – ему совсем хорошо. Обрадовался.

– Здорово! – говорит. – Совсем руки не чешутся.

– Странно это как-то, – размышляет вслух Юра, открывая вторую бутылку.

– Что странно?

– Мяса вы не едите, вина не пьете, линию Партии и Правительства одобряете. Так?

– Ну-у… – замялся Володя.

А Юра дальше:

– С руководством института у тебя отношения хорошие. Этот, как его, Ершов на руках тебя носит. Чего же ты тогда волнуешься?! Чего нервничаешь? До псориаза себя довел! Что тебя так гнетет?

Володя смущенно улыбнулся и начал защищать жену:

– Она почему волнуется, – объяснил, – ее отец, мой тесть, несмотря на то, что известный ученый – о нем даже в Большой Советской Энциклопедии написано, был репрессирован. На ней это очень отразилось.

– Ну, а ты-то чего нервничаешь?! – не унимается Юра. – Верной же дорогой идем! Или ты в чем-то сомневаешься?

– Я не сомневаюсь. Но представь себе! Во вражеском окружении, преодолевая неимоверные трудности, отрывая у всех и каждого, мы строим прекрасное светлое будущее. Да, тяжело, где-то недоедаем, где-то перепиваем, но знаем, что впереди нас ждет новая жизнь. Тем временем комета Галлея уже летит к Земле. Что у нее на уме, никто не знает. И вот, только мы закончим строительство, вздохнем с облегчением и начнем жить по-людски, как на наше новенькое с иголочки светлое будущее – бац эта комета! И все накрылось! Все наши труды насмарку! От одной этой мысли мне не по себе становится. А ведь комета Галлея там не одна!

– А почему она обязательно должна упасть на наше светлое будущее?

– А как же! Закон бутерброда. Всегда маслом в морду!

– Логично, – согласился Юра. – Выпьем за комету Галлея!

– ?!

– Чтоб она летала, – пояснил.

– Чтоб летала! – поддержали мы тост и комету.

Тут, странное дело, закуска кончилась, а вино еще осталось!

– Жрать вы, что ли, сюда пришли!? – удивился больной.

К счастью, в больнице как раз ужин начался. Володя сходил в столовую, принес свою порцию, и мы продолжили.

– Всех прогрессивных ученых мира сейчас очень волнует будущее солнечной системы и всей нашей галактики, – поделился Володя своими и глобальными заботами. – А это вам не мясо в магазине!

– Да уж, – согласились мы, – какое там мясо!

– А я сначала подумал, что тебя замели из-за того гада с цитатами этого долбанного Маркса! – сказал я.

– Карл Маркс ни при чем! Он теоретик, – строго заступился Юра за лохматого основоположника.

– Этот парень явно провокатор, – сказал Володя. – Он, кстати, не появляется сейчас на семинаре?

– Куда там! – хмыкнул я. – Сразу след простыл!

Потом я поднял вопрос о рабочем классе, но Юра и Володя в один голос заявили, что рабочий класс, несмотря на все трудности быта и бытия, не сопьется, потому что в нем бродят мощные жизнеутверждающие силы, и поставили мне меня в пример. Но главная надежда, тут же подчеркнули, – это крестьянство. Корни любого общества – это люди земли. Я тут же поднял новый вопрос: у кого корни длинней и кустистей – у наших колхозников или у американских фермеров. Получился парадокс. Все трое пришли к выводу, что корни наших колхозников гораздо кустистее и длиннее, но зерно мы покупаем у американских фермеров! В чем дело? Этот вопрос мы не осилили, и Володя поднял новый – о наркомании. А я тут же – об индийском чае: куда он пропал и куда вообще все девается? И не связано ли исчезновение чая с ростом наркомании? Подошел уже знакомый мужик, мы, подобрев, налили ему полстакана, и он, не закусив, сразу поднял вопрос о правде. В смысле, где она, в конце концов, в газете «Правда», на Би Би Си или на небеси!? Ненароком перешли к евреям, но появился раздраженный мужик – ему уже ничего не осталось – и он сразу стал орать, что это все из-за них, и пусть они все катятся… Пришли еще два мужика с тяжелым вопросом о сельском хозяйстве – как его поднимать. Вопрос оказался непосильным для всей палаты. У Юры живот заболел, а у меня голова. Усталые от подъема тяжестей государственного масштаба мы посмотрели на часы – пол-одиннадцатого.

– Ерунда! – сказал я. – Не может быть, чтоб не выпустили. Зачем мы им здесь!

Попрощавшись с обеспокоенными до псориаза за будущее страны обитателями палаты, мы отправились к выходу.

Дверь, через которую входили, закрыта. Попинали – не открывается. Из закутка медсестра появилась. Ничего. Симпатичная. На просьбу открыть дверь устроила форменный допрос: во сколько пришли, в какой палате были, кого навещали. Осталось только спросить, что мы пили. Так мы тебе и скажем! Но запах был.

– В девять часов у нас все закрывается! – твердо сказала медсестра.

– А нам что, ночевать здесь?

– Это ваши проблемы.

– Так вы что, нас не выпустите?! – мы даже удивились.

– Нет.

– Может, вы нас еще и лечить будете? – спросил я не без ехидства.

– Понадобится – будем.

Непростая это больница, ой, не простая!

Подошли две женщины в пальто. Врачи, наверное, или медсестры дежурство закончили. Мы вплотную, увязались за ними, а не тут-то было. Медсестра в крик. Ей на выручку вторая бежит и сразу к телефону, да в милицию звонить. Такого оборота мы не ожидали.

Выпустив одетых женщин, волшебницы в белых халатах – двери на ключ и ждут, грудью готовые отразить любое нападение. Им бы с такой выучкой заключенных сторожить, а не больных! Мы ретировались в темноту коридора, поднялись на марш по лестнице. А там Володя стоит и боится, что его выгонят за нарушение больничного режима. Бюллетень не дадут, на работе поставят прогулы и ни копейки не заплатят, да еще и выгнать могут. А дома жена с ребенком, ждет и тоже волнуется. И столько сразу страхов на Володю напало, что он весь зачесался! И вино уже не помогает. Я чувствовал – три бутылки надо было брать.

– Не волнуйся! – говорит Юра. – Мы тебя не выдадим.

– Даже если нас в милиции допрашивать будут, – подтвердил я.

– Даже если эти сумасшедшие нам по стакану спирта нальют, – добавил Юра.

– Спасибо, ребята! – благодарным голосом говорит Володя, а сам дальше боится и чешется.

Не знаю, заразная это болезнь или нет, от нервов она или от чего другого, только чувствую, у меня тоже псориаз начинается. Руки чешутся! И на этих теток, и на эти порядки, и вообще!..

– Юр, – спрашиваю, – а у тебя руки не чешутся?

– Еще как! – говорит. – Я железно обещал Юльке дома сегодня быть!

Нехорошая больница! Странная. Пациенты нервные, медсестры сумасшедшие, а милиция уже в пути! А зачем нам милиция? Приедут, сцапают, увидят, что у нас руки чешутся на нервной почве… И сдадут на лечение.

– Другой выход есть? – спрашиваю.

– Выход-то есть, – печально отвечает Володя. – Только там на двери толстая цепь и замок здоровенный.

В детстве, юности и потом матушка мне говорила: «Кем бы ты ни стал, сынок, в последствии, сначала нужно освоить хотя бы одну рабочую профессию». Я освоил три. Юра – тот вообще на все руки мастер, к тому же у него складной нож оказался. Володя раздобыл где-то отвертку и плоскогубцы. С этими инструментами мы выставили внутреннюю раму между первым и вторым этажами, открыли внешнюю. Прохладный воздух специфическим ароматом дохнул в лицо. Я влез на подоконник. Высоковато!

– А может, мы чего-то не поняли? – говорю. – Может, они что другое имели в виду? А сначала просто обиделись, что мы им апельсинов не принесли? И женщины, вроде, ничего…

– Какие женщины?! – ужаснулся Володя. – Вы их не знаете! Это звери, а не женщины!

И потолкал нас одного за другим в окно.