Записки Летчицы

Инструктор

Я окончила специальные курсы в аэроклубе и стала инструктором-летчиком. Мне дали для обучения группу учлетов. Группа была небольшая, потому что я продолжала учиться в институте и не могла все свое время отдавать аэроклубу.

В группе у меня восемь человек. Особенно радует, что среди них есть и девушки: студентка педагогического института Гаибова, Митрофанова, Алиева. Четверо парней. А вот восьмой учлет неожиданно оказывается старым знакомым: это Джумшуд Эфендиев, мой школьный учитель физики. Несколько лет назад, он привел нас, школьников, на экскурсию на Бакинский аэродром. Собственно говоря, именно ему я обязана первым знакомством с авиацией. И вот теперь он стоит, улыбаясь, передо мной, глядит на мой шлем, на голубые петлицы с крылышками…

— Ну здравствуй, Зулейха! Вот ты какая стала. Даже не знаю, как тебя называть: на «ты» или на «вы»…

— Что вы, Джумшуд-мюэллим! Конечно на ты.

— Много о тебе слышал, читал в газетах… Поздравляю тебя с орденом.

— Спасибо, Джумшуд-мюэллим.

— Первый, но не последний, я думаю… Научишь меня летать, Зулейха?

— Научу!

И бывшая ученица становится учительницей…

Снова, как бывало, из передней кабины «У-2» в заднюю тянется резиновая переговорная трубочка – от инструктора к учлету.

— Внимание! – командую я. – Берите на себя управление.

Джумшуд Эфендиев старательно выполняет мои команды – так же старательно, как я еще недавно выполняла указания инструктора Нарышкина.

Я много летала со своими учлетами. Кк я волновалась за них, когда подошло время самостоятельных полетов – право же, гораздо больше волновалась, чем перед собственным первым полетом.

Одним из первых самостоятельно полетел Эфендиев. Полетела Гаибова, Митрофанова и другие мои учпилоты. Как говорится, оперились орлята, обрели крылья…

И вот уже я обучаю новую группу.

Продолжаю учиться и сама: у нас в аэроклубе есть специальные дни командирской учебы. Осваиваю слепой полет, иначе говоря – учусь летать в самолете с закрытой кабиной, ориентируясь по приборам. Это очень важно: ведь пилот, вылетевший в хорошую погоду, никогда не гарантирован от того, что не встретит на пути грозы, тумана или сплошной облачности. Тут-то, во избежание неприятных сюрпризов, и требуется умение идти слепым полетом.

Кроме того, усиленно упражняемся в высшем пилотаже. Теперь у нас командир отряда – Саша Костыгов, превосходный летчик. Никому не удается бросить свой «У-2» в стремительный иммельман и красиво выходить скольжением на крыло, как это делает Саша. Когда он в воздухе, мы стоим на старте, задрав головы: любуемся. Но и командир Саша требовательный, просто беспощадный.

— Инструктор должен быть артистом в своем деле, – любил он повторять нам.

Редко кого хвалил Костыгов. Но однажды я удостоилась этой чести.

В тот день я вылетела с одним из моих учлетов. Мы долго пробыли в воздухе, и когда я наконец пола на посадку, то увидела вдруг на поле аэродрома вместо знака «Т» крест, запрещающий посадку. Возле креста было много народу. Что случилось? Не могу понять. Прошла бреющим над полем, разворачиваю машину – и тут увидела тучи пыли, несущиеся по земле. Ага, вот в чем дело: штормовой ветер. Знаменитый Бакинский норд…

В воздухе, на высоте, его обычно не чувствуешь. Зато на земле он причиняет нам немало неприятностей: приходится привязывать самолет – за крылья и хвостовой костыль. Бывали такие ураганы, что вырывало из под крыльев дужки, к которым крепились канаты.

Так вот. Садиться при таком ветре опасно: недолго и перевернуться. Но садиться все-таки надо. Кружа над аэродромом, вижу, что люди выстроились двумя шеренгами. Понятно, надо посадить машину в этот живой коридор, чтобы они могли сразу подхватить ее, не дав ей перевернуться под бешенным порывом ветра. Странновато. Уж очень тонкий и точный расчет требуется.

Решаюсь наконец. Вывожу самолет на прямую и сбавляю обороты. Машина резко снижается, почти падает – прямехонько в коридор. Толчок. Сразу выключаю мотор, чтобы сократить разбег. Машину встряхивает, она замедляет бег – и тут ее хватают с обеих сторон за крылья. Ну, теперь беря не опрокинет ее. Можно вылезать.

Тогда-то Костыгов и объявил мне благодарность за отличную посадку в трудных условиях.

Мы летали не только с учебной целью. Если память мне не изменяет, это было в 1936 году: с юга, из Ирана, налетела саранча. Нас, аэроклубовцев, попросили помочь сельскохозяйственной авиации. Мы вылетели втроем в Агджабединский район: Костыгов, Фоменко и я. На наших «У-2» установили баллоны с ядовитой (для саранчи) жидкостью. Нажмешь ручку баллона – и за самолетом возникает мощная струя опылителя. Несколько дней мы носились бреющим полетом над колхозными полями.

Впоследствии Саша Костыгов ушел в военную авиацию. Мне довелось увидеться с ним в дни битвы на волге, в 1942 году. Но об этом потом.