Записки Летчицы

Под крылом – ночной Баку

Я лечу над ночным Баку. Как он красив сверху! Под крылом моей машины – бухта, четко ограниченная подковой огней. Красные и белые фарватерные мигалки будто подмигивают мне дружелюбно, будто предупреждают нас: не сбейся с пути, Зулейха. Золотая россыпь городских огней под крылом. Мой город спит после трудового дня. Гудит в вышине одинокий мотор, и я кажусь себе самой бессонным часовым. Как часто впоследствии приходилось мне летать над затемненными городами, охраняя их от вражеских налетов! Как часто вспоминала я в годы войны эти первые мои ночные полеты над мирным спящим Баку…

Лечу и пытаюсь угадать среди моря огней мою улицу – тогда она называлась Тараской, а теперь носит имя Н.Ккрупской. Где-то там – дом, в котором мы живем. Мать, конечно, не спит. Не может спасть, когда у меня ночные полеты. Много беспокойства доставляем мы своим матерям. Такое уж нынче время – беспокойное, зовущее…

А ты, мама? Разве ты не слышишь зова времени? Ведь это ты чуть ли не первая на нашей Татарской улице скинула с себя чадру, не побоялась косых взглядов. Ты записалась в кружок ликбеза, выучилась читать и писать, и серебряные нити в твоих волосах не мешают тебе думать о вечерней школе и даже институте.

Ты не беспокойся за меня, мама! Это только кажется, что мой мотор одиноко гудит над спящим городом. Посмотри, сколько девушек пошло за мной, и с каждым годом их все больше, крылатых…

После ночных полетов я обычно звонила домой по телефону и оставалась ночевать на аэродроме. Но однажды ночью что-то случилось со связью, и я не смогла дозвониться домой. Конечно, мать всю ночь не сомкнула глаз, а рано утром с первой электричкой на аэродром приехал мой младший брат Халил.

Я увидела его возле комендантского здания, подбежала к нему.

— Мама тебя послала?

— Да. – Халил засмеялася. – я ей говорю: «Ничего с Зулькой не случится». А она: «Поезжай, да поезжай…». Ну как ты тут? Все летаешь?

А сам смотрит во все глаза на самолеты, которые выкатывают из ангаров.

Озорная мысль приходит мне в голову.

— Слушай, Халил, хочешь покататься на самолете?

— А с тобой не опасно? – Это он, конечно, в шутку спрашивает. Я-то знаю: Халил – мальчишка не из робкого десятка.

— Будь спокоен, – замечает один из наших летчиков, услыхав его слова. – Не выронит тебя сестричка.

— Ну раз так – полетели, – говорит мой Халил. И добавляет шутливо-торжественным тоном: – Прощайте, товарищи!

Я поднимаю в воздух свой «У-2». В зеркальце, прикрепленном к бортовой стойке, вижу Халила. Он сидит неподвижно, ухватившись руками за борта. Ладно! Набираю высоту, вхожу в облака. А теперь погляжу, придутся ли моему братцу по вкусу фигуры высшего пилотажа…

Вваливаю машину в глубокий вираж. Ну как, Халил? Ничего, сохраняет спокойствие. Боевой разворот. Еще один. Лицо у Халила напряженное, руки крепче вцепились в борта. Так, теперь держись, братишка! Беру ручку на себя. Машину с воем взмывает вверх. Мертвая петля…

Выведя самолет на прямую, оглядываюсь на Халила. Побледнел, бедняга. Я улыбаюсь ему, показываю вниз: посмотри, мол, над морем летим. Но он смотрит прямо перед собой, не шевельнется, не улыбнется… Так и не выглянул из кабины.

Сажаю машину у знака «Т». Халил отстегивает ремень, выбирается из кабины.

— Понравилось? – спрашиваю.

— Ничего, говорит. – Неплохо полетали…

У нас сегодня будут прыжки с парашютом. Хочешь посмотреть?

— Хочу, – отвечает Халил. – Подожду тебя, потом вместе домой поедем.

Когда прыжки закончились, мы сели в электричку, поехали в город. Я рассказываю, как прыгали мои ученики.

— Трое, – говорю, – хорошо прыгнули. А с одним новичком просто замучилась. Стал вылезать на крыло, занес одну ногу, а другой в кабине стоит, никак оторваться не может. А сам здоровый такой парень. Наконец вылез на крыло и, вижу, хочет еще перед прыжком парашют раскрыть. Еле спихнула его.

Халил смеется. И вдруг говорит:

— А знаешь, Зуля, почему я моря не видел? Я как сел в кабину, так и сидел, боялся пошевельнуться. Думаю – нарушу еще равновесие…

И еще пуще захохотал. Всю дорогу мы смеялись, вспоминая наш полет.

А выходя с Сабунчинского вокзала, я спросила:

— Доволен ты, что полетал на самолете?

— Ты – моя гордость, – тихонько шепнул мне в ответ Халил.