Школа, прощай! Я студентка промыслового факультета Азербайджанского нефтяного института им. Азизбекова. Новые заботы поглотили меня – и отодвинули на время мечту об авиации. Забот было много: семинары, первое знакомство с высшей математикой и конечно, гроза первокурсников – начертательная геометрия.
Но вот однажды, ясным осенним днем, заявляются во время перерыва в нашу группу Володя Ткаченко, член институтского комитета комсомола, и студент-энергетик Николай Шестопалов.
— Ребята, – говорит Володя. – В выходные организуем экскурсию на аэродром. Есть у вас желающие?
Аудитория отозвалась гулом заинтересованных голосов.
— Тихо! – крикнул Володя. – В общем, кто хочет, записывайтесь у Николая. – Он хлопнул Шестопалова по плечу. – Знаете его? Он у нас старый авиатор.
«Старый авиатор» усмехнулся. Он был на курс или на два старше нас, а к авиации имел такое же отношение как и мы.
Так я втрой раз попала на Бакинский аэродром. И вновь меня охватило знакомое беспокойное чувство, когда я увидела крылатые машины и услышала буйную песню пропеллеров.
Шумной, веселой гурьбой мы ходили по полю, слушали объяснения летчиков и техников аэроклуба. А потом… Потом наступило главное: аэроклубовцы «катали» нас на самолетах «У-2».
Подошла моя очередь. Круглолицый, краснощекий летчик Виктор Ивлев смерил меня критическим взглядом:
— Маму звать не будешь?
— Нет, – прошептала я.
— Ну, залезай.
Я поставила ногу на крыло самолета и взобралась во вторую кабину. Ивлев крепко привязал меня ремнями к сиденью. Дал мне шлем и очки.
Взревел мотор. Я сидела как во сне, боясь пошевельнуться. Самолет побежал по взлетной полосе. Упругий ветер бил в лицо, врывался в легкие. Не помню, не заметила, как наш «У-2» оторвался от земли. Помню только странное ощущение: будто что-то оборвалось во мне.
Самолет набирал высоту. Я сидела, вцепившись пальцами в сиденье, и, кажется, ничего не видела, кроме круглой головы Ивлева, обтянутой шлемом. Ивлев обернулся, взглянул на меня, ободряюще улыбнулся. Что-то крикнул – я не услышала в реве мотора, в свисте ветра. Он мотнул головой, показал жестом – мол, смотри вниз.
Я выглянула из-за борта кабины и увидела, как далеко внизу медленно плывет земля – желто-серая земля Апшерона. Мне показалось, будто она расчерчена на квадраты и прямоугольники. А потом, я увидела море. Огромное, синее, гладкое… У меня дух захватило от красоты. Я просто глаз не могла оторвать от моря.
Ивлев был лихим пилотом. Вдруг он стал резко набирать высоту. Я и опомниться не успела, как повисла на ремнях вниз головой. Это была «мертвая петля»…
В общем, «покаталась» я на славу. Ивлев посадил самолет, отстегнул ремни, спрашивает, открыв в улыбке плотные белые зубы:
— Страшно было?
— Нет, говорю. А сама еле пальцы отодрала от спасительного сиденья.
— Ну, молодец, – говорит Ивлев. – А что ты видела сверху?
— Степь видела. Домики… и море.
— А железную дорогу видела, как электричка шла?
— Нет…
А сама думаю про себя: никогда не смогу я летать как этот летчик. Куда мне…
На следующий день в институте только и было разговоров, что о Воздушном Флоте. С интересом слушали мы Николая Шестопалова. Этот студент-старшекурсник, из рабочих парней, был главным энтузиастом. Он просто бредил авиацией.
Кажется, в тот самый день и возникла мысль – создать студенческий аэроклуб.
Авиационная горячка охватила институт. Будущие летчики стали собирать деньги на самолет – потому что, какой же это аэроклуб без собственного самолета? Конечно, студенческие стипендии – не слишком обильный источник средств. Но нам помогает Осоавиахим, помогает дирекция института.
И вот через некоторое время создан первый студенческий «воздушный флот»: один самолет «У-2», три планера и два парашюта. Ну что ж, с этим уже можно было начинать штурм неба…
Укомплектовано шесть летных групп, четыре планерных и одна парашютная. Можно приступать к занятиям. 6 января 1934 года – знаменательный день для нашего института: в этот день состоялось торжественное открытие студенческого аэроклуба. Его начальником утвердили все того же неугомонного Шестопалова.
А затем последовало всесоюзное признание. Николай Шестопалов был послан в качестве представителя АКНИ – единственного в советском союзе втуза с собственным аэроклубом.
Занятия в летных группах поначалу носили достаточно условный характер: не было специальной литературы, не было приборов и схем. Мы срисовывали в тетрадки схемы, который чертил мелом на доске наш инструктор, понемногу осваивались с авиационной терминологией – словом, хоть и с грехом пополам, но все же теоретические занятия продвигались. Хуже было в планерных группах: из-за отсутствия инструктора занятия там вскоре прекратились. В парашютной же группе они и вовсе не начинались.
— Напрасная затея, – ворчали наши скептики – Ничего у вас не получится с вашим аэроклубом.
Но время показало, что затея не была напрасной.