Записки музыковеда

Глава 2. Бородин

О гении и просто хорошем человеке

Каждый год 12 ноября, в день рождения Александра Порфирьевича Бородина, в Музее науки Лиссабонского университета проходит интересное мероприятие, которое, как нельзя лучше, отражает двуединую сущность этого человека. Профессиональные музыканты исполняют сочинения великого русского композитора в химической лаборатории. В это же время студенты и преподаватели университета проводят эксперименты, повторяющие исследования великого русского химика.

Он был не просто выдающимся ученым и великим композитором. Нередко бывает, что гениальная одаренность соединяется со скверным характером или какими-то чертами, которые с трудом переносятся современниками. Бородин был одним из немногих счастливых исключений. Нет ни одного свидетельства людей, знавших его, где присутствует что-либо, кроме восхищения. Его любили все.

Александр Бородин родился в Петербурге 12 ноября 1833 года и был внебрачным сыном князя Луки Гедианова, который вел свой род от царей Имеретинских, и которому в год рождения сына исполнился уже 61. Матерью Александра была 24-летняя солдатская дочь Авдотья Антонова. Александр был записан сыном крепостного слуги князя и, таким образом, стал Бородиным и попал в крепостную зависимость.

Гедианов не хотел афишировать свою связь. Поэтому Бородину было приказано звать мать тетушкой. Но сына князь любил и проявлял заботу о нем. Через некоторое время он дал ему вольную, позаботился о хорошем домашнем воспитании, приставив к нему лучших учителей. А происходило все это в большом доме, который Гедианов подарил матери Александра. Князь и о ней позаботился, вполне в духе того времени — выдал ее замуж за пожилого военного врача.

Александр учился хорошо, он к юности уже знал в совершенстве французский и латынь, проявлял интерес к наукам. К этому времени уже начал интересоваться музыкой — научился играть на фортепиано, флейте, тромбоне и виолончели, пробовал сочинять. Малая часть из этих его произведений сохранилась.

В 1850 17-летний Бородин экстерном сдает экзамены за гимназический курс и поступает в Петербургскую медико-хирургическую академию. Именно в эти годы определяются две главные страсти Александра: химия и музыка.

Интерес к химии проявлялся у Бородина еще в детские годы. Его братья (а их было два, но рожденных матерью уже в замужестве) вспоминают, что Александр вечно ставил какие-то опыты, нередко пугал их взрывами. Но особенно увлекли и восхитили его лекции великого химика Н. Н. Зинина, который преподавал в их академии. Николай Николаевич тоже быстро обратил внимание на талантливого студента. Правда тут же начал пенять ему за увлечение музыкой: «Господин Бородин, я собираюсь сделать из вас своего преемника, а вы все романсиками балуетесь». Но и без музыки Александр уже жить не мог.

У Зинина были все основания ревновать своего ученика. Николай Николаевич предоставил в пользование Бородина академическую лабораторию, куда допускались лишь немногие. Но заходя в лабораторию, Зинин все чаще убеждался, что Александра нет на месте. Бородин с виолончелью на спине и флейтой в руках в это время шагал пешком через весь город — с Выборгской стороны в Коломну, чтобы на квартире у своего приятеля Миши Щиглева поиграть ансамбли — трио, квартеты. Щиглев вспоминает, как однажды ночью, в кромешной мгле они возвращались после такого музыкального вечера у общего знакомого. Бородин оступился и полетел в подвал лавки. Друг забеспокоился, но неожиданно из подвала раздались звуки флейты — это Бородин проверял, не сломал ли он при падении инструмент.

К годам учебы относятся и первые серьезные произведения, созданные Бородиным: несколько романсов, камерных ансамблей, фортепианных пьес.

Один из бородинских шедевров — романс «Для берегов отчизны дальной». Мое мнение — такого проникновения в пушкинские стихи — голова в голову, не достиг ни один композитор.

Своим чередом шли и занятия наукой. Еще в студенческие годы Зинин сделал Бородина своим ассистентом. В это время Александр Порфирьевич выдвинул несколько интересных идей, связанных с органической химией. Правда, идеи в академии выдвигались самые разные. Во время эпидемии холеры, например, в академию было представлено сочинение, в котором доказывалось, что холеру вызвали, с одной стороны, политические события в Европе, а с другой — влияние на нервную систему людей какого-то необычного сочетания Луны и Марса. Читатель, вам это ничего не напоминает?

Кроме занятий химией, Бородин очень основательно изучал медицину. По окончании академии в марте 1856 года он начал работать врачом-ординатором Второго военно-сухопутного госпиталя. В марте 1858-го стал доктором медицинских наук, защитив диссертацию с темой на стыке химии и медицины — «Об аналогии мышьяковой кислоты с фосфорною в химическом и токсикологическом отношениях». Лето того же года Бородин провёл в Солигаличе Костромской губернии, где изучал состав минеральных вод местной водолечебницы. Результаты изучения, опубликованные им в 1859 году в газете «Московские ведомости», а затем переизданные в виде отдельной книги, послужили открытию лечебного курорта, который существует поныне.

В октябре 1856 г. Бородин впервые встретился с Мусоргским, который был шестью годами моложе. Вот как он сам об этом рассказывает:

Я был свежеиспеченным медиком, и будучи дежурным врачом госпиталя, встретился с дежурным офицером, только что вылупившимся из яйца подпоручиком Лейб-гвардии Преображенского полка Модестом Мусоргским. Комната была общая, скучно было на дежурстве; экспансивны были мы оба и очень скоро сошлись.

Мусоргский был в то время совсем мальчонком, очень изящным, точно нарисованным офицериком: мундирчик с иголочки, ножки точно у балерины, волоса приглажены и припомажены, ногти выточенные, руки холеные. Манеры изящные, аристократические, разговор такой же, немного сквозь зубы и больше по-французски. Некоторый оттенок фатоватости, но очень умеренный. Вежливость и благовопитанность — необычайная. Дамы ухаживали за ним, и, когда он, грациозно и кокетливо вскидывая ручками, играл на фортепиано, кругом его жужжали хором: «Charmant! Délicieux!».

Не правда ли, мало напоминает знакомый нам портрет Мусоргского.

В сентябре 1860 года Бородин вместе с Н. Н. Зининым и Д. И. Менделеевым был приглашен на знаменитый международный съезд химиков в Карлсруэ. В 1861 году в Гейдельберге Бородин разработал способ получения бромзамещённых кислот и открыл реакцию, известную ныне как реакция Бородина — Хунсдиккера. Там же он познакомился с находившейся в Германии на лечении Екатериной Протопоповой, которая впоследствии станет его женой. Молодая пианистка поразила его музыкальностью и, особенно, абсолютным слухом, которым Александр Порфирьевич неизменно восторгался. Она была очень милой девушкой, к тому же поклонницей Шопена и Шумана, устраивала любительские концерты новой (романтической) камерной музыки. Свежие музыкальные впечатления стимулировали интерес Бородина к композиции — появились его виолончельная соната на тему И. С. Баха, струнное трио и струнный секстет, скерцо для фортепиано в четыре руки, несколько романсов.

1862 год выдался весьма знаменательным в жизни Бородина. Во-первых, он стал адъюнкт-профессором Медико-хирургической академии и начал читать в ней курс неорганической химии, а вскоре возглавил кафедру химии в должности ординарного профессора.

Во-вторых, в этом году Мусоргский привел его на вечер, где собралась будущая Могучая кучка: молодые офицеры Николай Римский-Корсаков и Цезарь Кюи и их идейные вдохновители: критик В. В. Стасов и композитор М. А.Балакирев. Эта встреча во многом определила будущую музыкальную судьбу Александра Порфирьевича.

Интересно, что из «Могучей кучки» двое: блестящий морской офицер Римский-Корсаков и не менее блестящий гвардеец Мусоргский, пожертвовали ради музыки своей военной карьерой. А Кюи, как и Бородин, всю жизнь совмещал музыку и науку: он был инженер-генералом и профессором фортификации Михайловской военной академии.

В 1865 году в сознании Бородина произошел перелом. Он завершил свою Первую симфонию. Симфония нашла восторженный отклик у публики и в музыкальных кругах, причем не только на родине: ею от души восторгался Лист, о чем он лично сказал Александру Порфирьевичу при встрече. И Бородин окончательно осознал свое второе призвание, он понял, что он не просто химик, увлекающийся музыкой, а настоящий музыкант, от которого многого ждут.

Тут уже пришла пора проявлять свою ревность его музыкальным коллегам. Бородин писал урывками, медленно, научные и общественные занятия постоянно отвлекали его от музыки. Коллеги и призывали его больше заниматься музыкой, и мечтали, чтобы он заболел. Даже Чайковский, которого трудно было заподозрить в особых симпатиях к «Могучей кучке» — слишком разными были их устремления и вкусы — писал о Бородине: этот сильный талант гибнет из-за слепого фатума, приведшего его на кафедру химии.

Своего «Князя Игоря» композитор писал с перерывами 18 лет, да так и не закончил. Римский-Корсаков, который очень любил Бородина и постоянно заботился, чтобы «Игорь» двигался, вспоминает, как однажды он встретил Александра Порфирьевича, который обещал ему дописать второй акт и переложить с клавира на оркестр «Половецкие пляски».

«Дописали ли вы?» — «Дописал, целых два письма». — «Переложили ли?» — «Переложил, с рояля на письменный стол».

И Николай Андреевич стал гневно пенять Бородину, а в конце концов заплакал. Он вместе с Глазуновым и заканчивал «Игоря», восстанавливая утраченное по записям и наброскам композитора.

Певица Н. Пургольд, жена Римского-Корсакова, даже подарила Александру Порфирьевичу черепаху. На что Бородин со свойственным ему добродушием, не обиделся. А сказал «Да, ленив и медлителен, что же делать».

Ленивым его уж никак назвать было нельзя. А вот рассеяным — точно, можно было. Правда, отнести это следует не к научной и не к общественной деятельности Александра Порфирьевича, где он был на редкость собран и энергичен, и даже не к музыке, а к обыденной жизни. Тот же Щиглев вспоминает, что раз Бородин пригласил гостей. Уже за полночь, все разошлись, а один никак не уходит. Бородин мягко ему намекает, что пора, мол. Тот отвечает: да, пора, и продолжает сидеть. И так несколько раз. В конце концов выясняется, что это как раз Бородин пришел к нему в гости.

В своей общественной деятельности Александр Порфирьевич никогда не знал устали. Он вместе с Балакиревым способствовал учреждению в Петербурге Бесплатной музыкальной школы. Он использовал все свое влияние, чтобы защитить своих учеников, участвовавших в студенческих волнениях, от преследований полиции. Он издавал и редактировал журнал «Знание». Он вместе с Менделеевым был одним из основателей Русского химического общества.

Но одним из главных дел жизни Бородина стало учреждение в 1869 году Высших женских врачебных курсов. Мысль основать в России первую женскую высшую школу (до этого женщинам были доступны лишь институты благородных девиц) властям пришлась не по вкусу. Требовалось только разрешение, так как и Бородин, и помогавший ему профессор Бекетов, и все, кто с энтузиазмом включились в эту борьбу, наперед знали, что денег правительство не даст. «Это затея вашего кружка, — заявил министр народного просвещения граф Толстой, — Этого совсем не надо для женщины. Она выйдет замуж, и науки в сторону». Бородин уговорил всех профессоров работать на Курсах безвозмездно, и сам читал там курс химии. А когда для химической лаборатории понадобилось серебро, не колеблясь, отнес туда все фамильное.

Дело и с музыкой, и с наукой осложнялось еще у Бородина его семейной ситуацией. Александр Порфирьевич был счастлив в семейной жизни и нежно любил свою жену. Екатерина Сергеевна тоже очень любила его, но совершенно о нем не заботилась. К тому же она страдала хронической бессонницей, при этом пила огромное количество кофе и крепкого чая, постоянно курила, и ей обязательно требовалось с кем-то беседовать. Для этого Екатерина Сергеевна приглашала в гости по ночам кого-нибудь из таких же полуночников и вела с ними громкие разговоры. Бородин опекал жену, как мог, и спал по часу-два в сутки. К тому же питался где и чем попало. Рассказывают, что он никогда не отказывался от обеда, если ему предлагали, говоря: «Я уже сегодня обедал, следовательно, привык, так что не откажусь». А если предлагали вина, отвечал «Я вообще-то вина не пью, значит, могу себе один раз позволить».

Свободно вздыхал Бородин, лишь когда жена уезжала в Москву к матери или за границу на лечение. Хотя и очень скучал.

Своих детей у Бородиных не было. Но в их доме жило четыре воспитанницы. Супруги любили их, как собственных детей, позаботились о их прекрасном образовании и воспитании, и об их будущем.

И в этих условиях он еще умудрялся выкраивать время на музыку!

В 60-е-70-е годы из-под пера Бородина выходит целый ряд новых превосходных сочинений; струнные квартет № 1, квинтет и секстет; очаровательная «Маленькая сюита» для фортепиано, ряд романсов и песен на слова Гейне, Некрасова, А.К. Толстого, а также на собственные тексты (он был еще и поэтом!). Кроме того…две оперы.

Многие привыкли считать Бородина автором одной-единственной, великой оперы — «Князь Игорь». Это и так, и не так.

Еше в 1686 году поэт-сатирик и драматург Виктор Крылов, известный своим многолетним сотрудничеством с Кюи (либретто двух опер, тексты романсов и песен), предложил Бородину свое либретто оперы «Богатыри» на древнерусский сюжет. В сущности, задумана была опера-фарс, если хотите — оперетта. Место действия — княжество Куруханское на Калдык-реке, где правит князь Густомысл. Время действия — «до поры, до времени». А одно из действующих лиц — Длиннорукий: явный намек на московского губернатора князя Долгорукова.

Александру Порфирьевичу замысел понравился, и он довольно скоро закончил это необычное творение. Часть номеров представляет собой оригинальную музыку Бородина, а часть — очень остроумные музыкальные пародии, написанные композитором на арии из популярных в то время французских и итальянских опер.

Сценическая судьба «Богатырей» не сложилась. В Петербурге опера была снята после нескольких представлений (слишком сильны в ней политические намеки). В 1936 году ее ставил в Камерном театре Таиров. Но в последнее время интерес к опере возобновился: замечательные постановки осуществлены в Москве, Санкт-Петербурге и Красноярске.

«Богатыри» в Красноярском театре оперы и балета

Еще печальнее судьба оперы «Млада». В 1872 г. Главный директор императорских театров Гедеонов предложил написать эту оперу, действие которой происходит в IX и X веках в славянских землях Балтийского поморья, четырем композиторам «Могучей кучки» — Кюи, Римскому-Корсакову, Мусоргскому и Бородину. Они должны были создать оперу совместно, по одному акту каждый. Задумывалась грандиозная постановка, с роскошными костюмами и декорациями, балетом, всевозможной машинерией. Но когда композиторы окончили свое творение, оказалось: на постановку нет средств. Опера так ни разу и не была поставлена. Римский-Корсаков на основе написанного им создал полноценную оперу, Кюи и Мусоргский использовали часть материала в своих других сочинениях.

Я просматривал написанное Бородиным. Отличная музыка, очень соответствует бородинским устремлениям и вполне достойна имени своего создателя. Впрочем, сошлемся на свидетельство В.В. Стасова:

В короткое время Бородин создал ряд сцен, изумительных по вдохновению, глубоко историческому колориту и красоте

Ну, так-то великим наследием не разбрасываются! Будем надеяться, все еще впереди.

Тем временем и научные исследования Бородина шли своим чередом. Он много времени проводил в лаборатории. Особенно занимало Александра Порфирьевича изучение альдегидов. Занимаясь этой проблемой, Бородин открыл реакцию конденсации, которая носит в науке его имя, и на основе которой до сих пор ведется промышленное производство некоторых пластмасс. Он сделал ряд других важнейших открытий: впервые в истории химии получил фторорганическое соединение — фтористый бензоил — и нашёл метод получения фторангидридов карбоновых кислот. Сообщение Бородина об этом на заседании Русского химического общества вызвало восторг коллег. Его научный авторитет рос.

Между прочим, он получил генеральский чин, став действительным статским советником, и ему даже пришлось сшить парадный мундир с роскошным золотым шитьем. Александр Порфирьевич надевал его только когда не надевать было просто нельзя, страшно стеснялся и смущался, иронически называя себя в таких случаях «моим превосходительством».

Музыкальные занятия тоже не стояли на месте. В это время появились два произведения, где в полной мере проявились самые сильные стороны дарования Бородина: благородный, вдохновенный лиризм и необычайная картинность, буквально зримость его музыки.

Это, во-первых, симфоническая картина «В Средней Азии». С поразительным мастерством композитор воспроизводит сначала безжизненный пустынный пейзаж, затем картинку казацкого конвоя, сопровождающего караван верблюдов; затем мы словно видим сам караван и слышим песню погонщиков с яркой восточной темой. Восточная и русская тема сливаются воедино, и, наконец, караван удаляется и скрывается за горизонтом. Все это нарисовано с невероятной степенью зримости.

Во-вторых, второй струнный квартет. Он превосходен сам по себе и прочно входит в мировой репертуар. Но третья его часть, знаменитый ноктюрн, — шедевр, каких мало в мировой музыке. Дивная поэзия, изумительная лирическая наполненность, прелесть благоуханной чистоты — всех этих слов мало, чтобы описать впечатление от этой музыки.

Я, когда слушаю этот ноктюрн, живо представляю себе сцену прощания Ромео и Джульетты. Любовные излияния и сбивчивые реплики героев, невозможность наговориться и горечь прощания — все это словно проходит перед твоими глазами. А перед самым концом я ощущаю даже трепет листвы над головами героев. Впрочем, не буду вам навязывать своего видения, лучше послушайте сами.

Пришла пора поговорить о Бородине — человеке. Предоставим слово его друзьям. Первый из них — лучший ученик и друг Александра Порфирьевича — А.П. Дианин.

Как личность, как человек, Александр Порфирьевич положительно достоин удивления. У него никаких деланных принципов не было, всё вытекало прямо из его гуманной, чисто русской натуры.

Бородин жил только на жалование, которого едва хватало на семью. И все-таки он не только не отказывал людям в помощи, но и придумывал, как бы поделикатнее предложить деньги нуждающемуся студенту.

Гуманность его не имела границ. Он, можно сказать, сам искал случая, где он чем бы то ни было и кому бы то ни было мог быть полезен. Он вечно писал на разных лоскутках: «сходить в к Б. и попросить о Г.», «помочь выписать рецепт А.», «нельзя ли сделать что-то для М.», «помочь Н. с векселем». И если это удавалось, был очень доволен.

В отношении же к себе Александр Порфирьевич был крайне расчетлив и подчас отказывал себе в самых обычных удобствах, уступая их другим.

Н. А. Римский-Корсаков:

Не считая воспитанниц, квартира Бородиных часто служила пристанищем и местом ночлега для разных родственников, бедняков, приезжих. И Бородин возился с ними, лечил сам, отвозил в больницы и там их навещал. В четырех комнатах его квартиры часто ночевало по нескольку таких посторонних, так что спали на диване и на полу. Частенько оказывалось, что играть на фортепиано нельзя, потому что в соседней комнате кто-нибудь спит.

Бородин писал:

В сущности, у композитора есть только одна тема, которую он в разных вариациях и разрабатывает всю жизнь.

Богатыри» и «Млада», вокальные баллады, написанные на собственные тексты — «Морская царевна», «Спящая княжна», «Песня тёмного леса», и, особенно, законченная к 1872 году Вторая, «Богатырская» симфония, убедили Бородина в том, что для него эта тема — русские эпические, богатырские образы.

Созданию «Богатырской симфонии» композитор отдал не один год жизни. Но слушая это произведение сейчас, когда оно прочно вошло в репертуар оркестров всего мира, нам кажется, что оно создано в едином порыве вдохновения — такова цельность этой вещи.

Музыка симфонии необычайно красочна, картинна. Однако, мы никогда не уверены, видим ли мы как раз то, что задумал автор. К счастью, у нас есть ключ. В письме к Стасову Александр Порфирьевич рассказал, что

в первой части он изобразил собрание русских богатырей, в скерцо — их богатырские игрища, в анданте нарисовал фигуру великого Баяна, а в финале — сцену богатырского пира при звуке гуслей и ликовании народной толпы.

В целом же это произведение воспевает могущество Родины и русского народа. Ясность звучания, чистота тембров, невероятно красивые мелодии заставляют увидеть богатство родных краев.

Теперь Бородин возвратился к брошенному было старому замыслу и вплотную приступил к произведению, которому суждено было стать вершиной его творчества. Через небольшое время друзья уже восторгались законченным Прологом и фрагментами 1-го акта «Князя Игоря».

Портрет Бородина на фоне рукописи вступительного хора "Слава" из "Князя Игоря"

В декабре 1886 года у Бородина собрались его музыкальные друзья, чтобы послушать законченный второй акт оперы. Среди них уже не было безвременно ушедшего из жизни Мусоргского.

А 15 февраля 1887 г., на масленой, Александр Порфирьевич собрал своих научных друзей на костюмированный бал. Веселились от души, Бородин в русском костюме — голубой рубахе и пунцовых шароварах — шутил, вальсировал с дамами. В какой-то момент он встал с бокалом вина, чтобы произнести спич. И вдруг упал во весь рост, как вспоминает профессор Пашутин, «словно пушечное ядро сразило его наповал».

Через несколько минут все было кончено. Ему было 53 года.

Первоклассный химик, которому многим обязана мировая наука

Это сказал о Бородине Менделеев.

Равно могуч и талантлив как в симфонии, так в опере и романсе.

Так отозвался о нем Стасов.

Основатель, охранитель, поборник Женских врачебных курсов, опора и друг студентов.

Так — первые русские женщины — врачи.

Красивый, добрый, благородный, остроумный, всегда полный жизни и энергии. Много ему досталось даров, и не одного не зарыл: все отдал родине и человечеству.