Записки музыковеда - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Игорь Резников (Глава 6. Василенко. Гречанинов. Хренников) #7

Глава 6. Василенко. Гречанинов. Хренников

О Василенко

Хотя самоцитирование и не поощряется, но вот строки из моей заметки «Время — судья»:

…в России есть целый ряд композиторов сравнительно недавнего прошлого, музыка которых почти не звучит (исполняются лишь отдельные произведения, да и то не часто). А ведь имена Балакирева, Танеева, Аренского, Гречанинова, Лядова, Василенко в некоторых странах могли бы составить славу национального искусства.

В этом ряду имя Василенко, вероятно, наименее известное.

Творчество и сама фигура этого замечательного композитора с давних пор обращали на себя мое пристальное внимание. В свое время я даже задумывал о нем монографию, но замысел, к сожалению, не был реализован и вылился лишь в ряд газетных и журнальных статей.

Сергей Никифорович Василенко (1872–1956) является одним из немногих художников, послуживших своеобразным связующим звеном между XIX и ХХ веком, между до- и послереволюционным российским искусством. Ученик Танеева и Ипполитова-Иванова, он в своей музыке развивал традиции Н. А. Римского — Корсакова, с которым был близко знаком.

Василенко проявил себя во всех музыкальных жанрах: его перу принадлежат оперы и балеты, симфонии, оратории, множество романсов, песен, хоров. Был склонен к эпическому тонусу музыки. Характерен интерес Василенко к русской народной песне, к поэзии Древней Руси. Был замечательным знатоком архаических пластов русской музыки: изучал крюковое пение, образцы которого использовал в Первой симфонии (1906), ранние образцы русского фольклора. В предреволюционные годы увлекся эстетикой символизма. Наиболее яркое произведение, написанное под этим воздействием — симфоническая поэма «Сад смерти» по О. Уайльду (1908). Какое здесь многоцветие оркестровых красок! В этом сочинении Василенко показывает себя одним из лучших мастеров оркестра во всей русской музыке. Не менее интересны его романсы этого периода на стихи Брюссова, Блока, Мирры Лохвицкой.

Последнее имя — еще одно в ряду полузабытых. А ведь она, родная сестра знаменитой Тэффи, возлюбленная Бальмонта, была замечательной поэтессой. Вот что писал о ней В.И. Немирович-Данченко:

Каждый раз, читая её стихи, я вижу её в уютной комнате отеля, в углу оливкового бархатного дивана, свернувшуюся, как котёнок, под неровным огнём ярко пылавшего камина. Под этим светом, казалось, в её прелестных глазах загоралось пламя… Мне слышится её нервный, нежный голос… Звучат строфа за строфою, увлекая меня и часто Вл. Соловьёва в волшебную поэтическую грёзу. В какие светлые миры она умела уносить тех, кто её слушал! И как прелестно было всё так и мерцавшее лицо, смуглое, южное, золотистое!.. Я не был на её похоронах. Я хотел, чтобы она осталась в моей памяти таким же радостным благоуханным цветком далекого солнечного края, заброшенным в тусклые будни окоченевшего севера.

Привожу текст одного из романсов Василенко. Он написан на стихи Лохвицкой. Хочется, чтобы те, кто еще с ними не встречались, почувствовали их изящество и прелесть:

Ты лети, мой сон, лети,

Тронь шиповник по пути,

Отягчи кудрявый хмель,

Колыхни камыш и ель.

И, стряхнув цветенье трав

В чаши белые купав,

Брызни ласковой волной

На кувшинчик водяной.

Ты умчись в немую высь,

Рога месяца коснись,

Чуть дыша прохладой струй,

Звезды ясные задуй.

И, спустясь к отрадной мгле,

К успокоенной земле,

Тихим вздохом не шурши

В очарованной тиши.

Ты не прячься в зыбь полей,

Будь послушней, будь смелей

И, покинув гроздья ржи,

Очи властные смежи.

И в дурмане сладких грез,

Чище лилий, ярче роз,

Воскреси мой поцелуй,

Обольсти и околдуй!

В 1907 году Василенко организовал при Императорском Российском Музыкальном обществе общедоступные Исторические концерты и в течение десяти лет дирижировал ими. В том же году стал профессором инструментовки и композиции Московской консерватории, которым оставался до самой смерти. Среди его учеников такие разные композиторы, как Арам Хачатурян и Леонид Половинкин, Александр и Анатолий Александровы, Николай Рославец. О последнем хочется сказать особо. Рославец — один из крупнейших новаторов в истории музыкальной культуры XX века, создатель «новой системы организации звука», техники «синтетаккорда». Начиная с В. Каратыгина, музыкальные критики называли Рославца «русским Шёнбергом».

В послереволюционные годы Василенко увлекся музыкальным фольклором советского Востока, досконально его изучив и внеся большой вклад в развитие музыкальной культуры среднеазиатских республик.

Тем не менее, судьба наследия Сергея Василенко до сих пор незавидна, хотя некоторое время назад интерес к нему стал все более пробуждаться. В принадлежавшем композитору имении Царевка (ныне Долгоруковский район Липецкой области) организован его музей, каждый год в день рождения Сергея Никифоровича проходит концерт из его произведений. Сравнительно недавно после долгих лет забвения в Москве прозвучала его Первая симфония. Произведения Василенко берут в свой репертуар лучшие вокалисты и хоровые коллективы.

Еще в 1994 году автор этих строк явился одним из организаторов Всероссийского фестиваля музыки Василенко. В его рамках, в частности, исполнялась после долгого перерыва Вторая симфония композитора — замечательное сочинение, подкупающее обаятельным мелодизмом, как всегда у Василенко, богатством оркестровых красок, глубоким и в то же время оптимистическим содержанием. И я тогда заинтересовался посвящением этой симфонии Татьяне Алексеевне Шамбинаго. Вот что я о ней узнал.

Татьяна Шамбинаго была женой лучшего, многолетнего друга Василенко Сергея Константиновича Шамбинаго (1871–1948) — писателя, литературоведа, фольклориста, профессора Московского университета. Василенко и Шамбинаго объединяло множество совместных интересов. Их дружба продолжалась до самой смерти Шамбинаго. Вместе с этой четой Василенко проводил много времени, путешествовал по России и загранице.

Во время одного из таких путешествий между Василенко и Татьяной Шамбинаго возник роман. Они не стали скрываться и объявили об их взаимном чувстве Сергею Константиновичу. Их дружбе это ничуть не повредило. Путешествие продолжалось в том же составе. И это не была „l´amour de trois”, столь распространенная среди художников в то время (Шопен, Мюссе и Жорж Санд, или: Некрасов, Панаев и Авдотья Панаева, или: Маяковский, Осип и Лиля Брик), а действительно, дружба, которую ничем невозможно омрачить. Вскоре Василенко и Татьяна Алексеевна поженились.

Закончить мне хочется словами, которыми автор этого поста завершал статью о Василенко в журнале «Музыкальная жизнь»: «Мне кажется, звездные часы его музыки еще впереди».

Александр Гречанинов

Имя замечательного русского композитора, как и сама его музыка, звучат в наше время не часто и мало что говорят широкой публике.

Александр Тихонович Гречанинов (1864–1956) относится к так называемым «композиторам второго ряда», именами которых так богата русская музыка, и творчество которых сейчас померкло в лучах гения Глинки, Чайковского, Рахманинова, Римского-Корсакова, Бородина. Не слишком-то заслуженно.

Он ученик Римского-Корсакова, продолжатель традиций «Могучей кучки», один из тех, кто осуществлял в русской музыкальной культуре плавный переход от XIX к ХХ веку. Гречанинов был также замечательным педагогом, на протяжении ряда лет работавшим в знаменитой Гнесинской школе и создавшим для детей немалое количество талантливых сочинений.

Вообще, творчество Александра Гречанинова делится на две примерно равные части. С одной стороны — произведения академических жанров: оперы, симфонии, камерные произведения, романсы, обработки русских народных песен.

С другой — духовные композиции: хоры, духовные концерты, музыка к православным богослужениям. Вот что писал известный русский музыковед и писатель Леонид Сабанеев в статье, посвященной 100-летию со дня рождения Гречанинова:

В области церковной музыки он является даже новатором. Он писал с одинаковым увлечением и чисто православные духовные сочинения, причем в этом писании была большая смелость и даже новаторство, необычное в этой области, которая является одной из наиболее неподвижных в музыкальном искусстве. Он писал и духовные произведения свободного стиля, с участием органа — инструмента, который он очень любил („Демественная литургия“) и который до сих пор не участвует в русской церковной музыке. И латинские мессы, и даже англиканские хоры. В своих православных песнопениях Гречанинов стремился совместить старинный стиль хорового пения с народной песенностью (включая прямые фольклорные заимствования) и профессиональной академической культурой.

Пятнадцать лет без Хренникова

В августе 2021 года исполнилось 15 лет со дня смерти выдающегося русского (прежде всего советского) композитора Тихона Хренникова. Я подумал, что мне стоит вспомнить об этом по трем причинам. Первая — маленькая, но годовщина. Вторая — то, что личность уж очень неоднозначная, у меня к таким повышенный интерес. И наконец, я хотя бы краешком, но пересекался с Тихоном Николаевичем, можно сказать, знал его лично, хотя и не близко.

В возрасте 15 лет Хренников приехал в Москву со своей родины — из тихого городка Ельца, который он очень любил и в котором теперь, по его завещанию, Тихон Николаевич похоронен. Одаренный юноша вскоре поступил в Московскую консерваторию и учился сразу на двух факультетах: композиторском в классе Виссариона Шебалина и фортепианном — в классе Генриха Нейгауза. Консерваторию Хренников окончил с золотой медалью, которая, правда, распространялась только на фортепианный факультет. По какой причине — скажу позже.

В музыкальную жизнь Москвы он ворвался, словно метеор. Уже в 1935 г. Хренников написал для театра им. Вахтангова музыку к спектаклю «Много шума из ничего», и она оказалась одним из лучших творений композитора. Живет эта музыка и сегодня. А в 1939 г. появилась опера на революционный сюжет «В бурю» — в целом теперь забытая, но с достойными, и сегодня исполняемыми фрагментами. В канун войны вышел на экраны фильм «Свинарка и пастух», где звучали замечательные хренниковские песни, особенно «Песня о Москве»

Пришла Великая Отечественная. Хорошая, трогательная песня на слова Федора Кравченко «Прощание» была написана в период Великой Отечественной второй по счету, вслед за «Священной войной» Александрова.

Иди, любимый мой, родной, суровый день принес разлуку

Враг бешеный на нас пошел войной

Жестокий враг на наше счастье поднял руку

Иди, любимый мой, иди родной…

Во время войны и после нее создаются новые фильмы с отличными песнями Хренникова: «В шесть часов вечера после войны», «Поезд идет на Восток», «Верные друзья». Необыкновенный мелодический дар — главное достоинство композитора, именно поэтому он ярче всего проявил себя в песенном творчестве. Чего стоит хотя бы такой, с моей точки зрения, шедевр, как «Московские окна».

В то же время, его «серьезные» произведения — оперы, симфонии, инструментальные концерты — несут на себе явную печать традиционализма. Словно Хренников продолжает жить в XIX веке, если и применяя какие-то современные приемы композиции, то очень аккуратно и сглаженно. Лучше чем музыковед Е. Бирюкова и не скажешь:

В своем творчестве композитор счастливо проплыл мимо всех острых углов и неизбежных, казалось бы, влияний. Обогнул опасный трагизм Д. Д. Шостаковича, обошёлся без американистых блюзов И. О. Дунаевского, не опустился до поощряемой безграмотной халтуры и избавил от всякого налёта модерновости стиль С. С. Прокофьева. В результате получилась бодрая, ритмично-жанровая и, в общем, очень неплохая музыка, призванная демонстрировать советский оптимизм, советское композиторское качество и безграничные возможности советских исполнителей.

Хренников становится любимцем Сталина. В 1948 году по личному указанию вождя 35-летний композитор избирается главой Союза композиторов СССР, оставаясь на этом посту 43 последующих года.

Забавно, что в то же время во главе Союза писателей стал ярчайший представитель соцреализма Николай Тихонов. В это время ходила такая шутка:

Чем отличается Союз композиторов от Союза писателей? Во главе первого стоит молодой Тихон Хренников, а во главе второго — старый хрен Тихонов.

Нисколько не сомневаюсь, музыкальный стиль Хренникова — дань его личным убеждениям, в которые модернизм и авангардизм не укладывались. Но отстаивая свои взгляды, Тихон Николаевич нередко прибегал к административным средствам. Он всячески способствовал запрету в СССР музыки Стравинского, вместе с партией громил формалистов Шостаковича, Мурадели, и даже своего кумира Прокофьева и своего учителя Шебалина. Во многом при содействии Тихона Николаевича гонениям и запрету подвергалась музыка Альфреда Шнитке, Эдисона Денисова, Софьи Губайдулиной. Замалчиванию или систематическим нападкам подвергалось наследие русского авангарда, а также его исследователи. Не выпускались за границу отечественные музыковеды, занимавшиеся этим наследием, например, Николай Рославец.

Те же методы Хренников распространял и на соцстраны. В 1952 году, после посещения Хренниковым Венгрии, знаменитый профессор консерватории Лигети едва не был лишён права на преподавание за то, что демонстрировал студентам запрещённую партитуру «Симфонии псалмов» Стравинского; спасло его личное вмешательство Золтана Кодайя. Но в течении одной ночи были изъяты из музеев картины импрессионистов и снят с репертуара балет Белы Бартока "Волшебный мандарин".

Кульминацией официоза в музыке Хренникова явилась его написанная в 1957 г. и всячески рекламировавшаяся опера «Мать», которую музыканты называли

хреновая музыка на матерный сюжет

При всем том, Хренников обладал незаурядным личным обаянием, был человеком щедрой и доброй души. Это позволяло ему быть в хороших отношениях и с многими из тех, кто был им обижен. Он, например, отлично ладил с Шостаковичем. В 1962 г., во время «хрущевской оттепели, в СССР впервые приехал не бывавший почти полвека на родине Стравинский, который с триумфом продирижировал своими сочинениями. Так вот, есть фотография, где Игорь Федорович, запрет музыки которого в СССР многие годы лоббировал Хренников, стоит с ним в обнимку!

Хачатурян — тот вообще был его близким другом. Именно он в канун войны познакомил Хренникова с молодой пианисткой Кларой Арнольдовной Вакс, в которую Тихон Николаевич сразу без памяти влюбился и которую заставил уйти от мужа. В согласии и любви они прожили 67 лет.

Вот с Прокофевым у Хренникова отношения сразу не заладились, хотя Тихон Николаевич всегда называл его своим кумиром. Еще на госэкзаменах Хренникова в консерватории Сергей Сергеевич был единственным, кто настоял на том, чтобы за композицию Тихон Николаевич получил 4, а не 5 баллов. Прокофьев вообще относился к Хренникову несколько высокомерно и написал на того довольно злую, хотя и очень остроумную эпиграмму. Тут требуется небольшое пояснение. Клара Вакс, жена Тихона Николаевича, не сделала карьеры пианистки и сосредоточилась на журналистской деятельности. А ее тезка, Клара Вик, была женой Шумана и выдающейся пианисткой. Эпиграмма Прокофьева:

Загубит тот карьеру вмиг,

Кто скажет необдуманно,

Что Кларе Вакс до Клары Вик —

Как Тихону до Шумана.

С новым временем Тихон Николаевич до конца так и не смирился и в него в целом не вписался. Горбачева он ненавидел, называл его губителем культуры. Зато до конца жизни дружил с жившим с том же доме «примкнувшим к ним Шепиловым», считал Дмитрия Трофимовича культурнейшим и образованейшим человеком.

Хотя как сказать. Жилка препринимателя в Хренникове все же была. Например, он по три раза удачно пристраивал два своих популярных произведения. Из музыки к «Много шума из ничего» он сделал оперу «Много шума из-за сердец» и балет «Любовью за любовь», а из музыки к спектаклю ЦТСА «Давным-давно» — музыку к фильму «Гусарская баллада» и затем — одноименный балет.

В 90-е годы пружина распрямилась. На Хренникова обрушились потоки резкой, иногда несправедливой критики. Он переживал льющуюся на него грязь тяжело. Тихон Николаевич ставил себе в заслугу то, что Союз композиторов в период массовых репресий благодаря ему не пострадал, о чем он не раз с гордостью говорил. Если это и не вполне так, то бесспорно, пострадал гораздо меньше, чем другие творческие союзы. И есть примеры личного вмешательства Хренникова. Так, он спас во время кампании «борьбы с космополитизмом» талантливого композитора Михаила Мееровича, способствовал облегчению участи Моисея Вайнберга. Это были в то время довольно смелые шаги.

Характерно, что ругались на Хренникова не сами пострадавшие, а чаще всего музыковеды и критики. Мне посчастливилось присутствовать на пресс-конференции Альфреда Шнитке после исполнения его нового крупного сочинения. В 90-е творчество Шнитке уже признавалось и на родине одной из вершин культуры ХХ века (в прежние годы, когда Хренникову звонили и просили поспособствовать приезду Шнитке на мировую премьеру его нового сочинения в какую-то западную страну, у Тихона Николаевича было два варианта ответа: композитор болеет, или занят в другом месте). Какой-то корреспондент спросил: «Альфред Гариевич, ну, теперь вы, наверное, расквитаетесь с вашими обидчиками?». Ответ Шнитке был таков: «А когда же музыку писать?».

Потеряв прежнее влияние, Хренников и творческую активность заметно снизил. Песен писал уже мало, а его серьезная музыка не имела больше особого спроса. Хотя и в эти годы Хренников написал несколько вполне хороших вещей. Это музыка к спектаклю «Фуэнте Овехуна», фильму «Два товарища», струнный квартет, фортепианный концерт, несколько хоров. Но традиционалистский стиль композитора не менялся, да он и сам уже заметно старел. До конца жизни Тихон Николаевич оставался профессором Московской консерватории, и видимо, педагогом был неплохим. Из его класса вышел, например, такой интересный композитор, как Александр Чайковский.

В 1993 году я проводил со своим оркестром юбилейный концерт в честь 80-летия композитора. Остановились на моей скромной персоне видимо потому, что Хренников был уже не в фаворе, и особенных желающих из числа громких имен не находилось. Тихон Николаевич сам исполнял свой 2-й фортепианный концерт, звучала музыка из балетов и арии из опер. Но я подумал, что портрет Хренникова будет не полным и однобоким, если не будут исполнены его песни. Возникла мысль написать фантазию на темы лучших песен композитора для солистов, хора и оркестра. Хотя написать — конечно, громко сказано. Я ведь не композитор, и все, что я сделал — это выбрал материал, соединил его и наоркестровал. И сама мысль, и, как впоследствии я узнал, ее воплощение, Хренникову понравились. Во всяком случае, успех у публики был — фантазию пришлось даже целиком повторить на «бис».

Ваш покорный слуга раскланивается перед публикой, а Тихон Николаевич скромно сидит за роялем

Для решения некоторых вопросов, связанных с концертом вообще и моим «рукоделием» в частности, Тихон Николаевич пригласил меня к себе домой. Так я впервые оказался в его квартире на Арбате, в Плотниковом переулке. Он жил в старом элитном доме, прямо за Министерством иностранных дел. В доме в основном обитали музыканты, художники, писатели. Встретил меня Хренников очень радушно, а пока мы занимались в кабинете композитора, с большим роялем посередине, Клара Арнольдовна что-то готовила, и затем пригласила нас в кухню-столовую, где мы посидели уже втроем. Помню, что накормили вкусно. Вдобавок Хренников похвалил меня за фантазию и, несколько кокетничая, сказал, что так инструментовать, как я, не умеет: ведь по композиции у него четверка (видимо, и до этих пор все не мог простить Прокофьеву ту давнюю обиду).

Еще раз я побывал по каким-то делам у Хренникова в 1996 г. Тогда Тихон Николаевич подарил мне свою недавно вышедшую книгу.