Записки с того света (Посмертные записки Браза Кубаса) 1974

Глава LXXIII ЛЕНЧ

Допущенная мною неясность заставила меня потратить на нее еще одну главу. Не лучше ли было бы рассказывать обо всем попросту, без этих ненужных отступлений! Вы помните, я говорил, что мой слог похож на пьяного, которого бросает из стороны в сторону? Если это сравнение покажется вам неприличным, то я могу сказать, что мой слог напоминает мне мои завтраки с Виржилией в нашем домике в Гамбоа, где порой мы задавали себе пиры — наши ленчи. Вино, фрукты, компот.

Мы завтракали, но процесс еды ежесекундно прерывался милыми словечками, нежными взглядами, любовным лепетом, неисчислимым множеством безмолвных реплик, идущих от сердца к сердцу и образующих неподдельный и нескончаемый диалог любви. Бывали и размолвки — они разбавляли чрезмерную приторность наших встреч. Тогда Виржилия дулась на меня, забившись в угол дивана, или уходила в другую комнату и заводила там светский разговор с доной Пласидой. Так проходило пять или десять минут, а потом мы вновь начинали наш любовный диалог, точь-в-точь как я возвращаюсь к своему повествованию, чтобы затем прервать его снова. Заметьте, что подобные «разбавления» не только не пугали нас, но мы сами на них напрашивались, приглашая, скажем, дону Пласиду позавтракать с нами; следует оговориться, что дона Пласида ни разу не приняла нашего приглашения.

— Боюсь, что вы меня больше не любите, — как-то однажды сказала ей Виржилия.

— О, пресвятая мадонна! — воскликнула достопочтенная дама, воздевая руки к потолку. — Я не люблю барышню?! Но тогда кого же я люблю на этом свете?

И, схватив Виржилию за руки, она уставилась на нее пристально, пристально, пристально — у нее даже слезы выступили на глазах от напряжения. Виржилия бросилась ее обнимать, а я опустил серебряную монету в карман ее платья.