Глава LXXVI НАВОЗ

Внезапно я ощутил приступ раскаяния в том, что принудил дону Пласиду поступиться своей честностью, заставив ее в конце долгой, полной труда и лишений жизни играть столь постыдную роль. Положение посредницы в любовных делах вряд ли почетнее положения любовницы, а я лестью и денежными подачками удерживаю ее в этом унизительном положении. Так выговаривала мне моя совесть, и в продолжение десяти минут я никак не мог найтись, что ей ответить. А она мне продолжала твердить, что я пользуюсь привязанностью доны Пласиды к Виржилии, благодарностью, которую бывшая швея питает к моей возлюбленной, и, наконец, ее бедностью. Совесть напомнила мне, как противилась поначалу дона Пласида навязанной ей роли, как плакала она первое время, кривилась при виде меня и упорно молчала, опустив глаза, как я искусно делал вид, что не замечаю ее отвращения, и как в конце концов завоевал ее благосклонность. Она приняла меня, но не по доброй воле, и на душе у нее не стало спокойнее. Что я мог возразить своей совести. Все так и было, в свое оправдание я ссылался лишь на то, что и для доны Пласиды во всем этом есть своя выгода: отныне ее старость обеспечена, ей больше не грозит нужда, — разве это не достаточное вознаграждение? И если не моя связь с Виржилией, то чьи-нибудь другие любовные отношения, без сомнения, вынудили бы дону Пласиду играть уготованную ей роль. Не помню, где я вычитал, что порок — навоз для добродетели. Разумеется, от унавоживания цветок добродетели становится лишь еще более благоуханным и пышным. Совесть моя согласилась с этими доводами, и я пошел отворить дверь Виржилии.

Загрузка...