Зарницы над полигоном

ПРОДОЛЖЕНИЕ ТРАДИЦИЙ

Ровно в шесть динамик разнес по комнате бой кремлевских курантов. А следом Владимир услышал громкую команду:

— Взвод, подъем!

Заходили половицы, послышался стук сапог.

Бокарев вскочил и, как бывало в училище, отбросил одеяло на спинку кровати. Перед ним стоял уже одетый капитан Калямин и улыбался.

— Поздравляю, лейтенант Бокарев, с первым днем на боевом дежурстве.

— Спасибо.

— Вот что, стройте всех на зарядку. А я с дневальными займусь.

Первое время на боевом дежурстве лейтенант Бокарев привыкал к обстановке, к людям, проводил занятия под контролем капитана Калямина, который был приставлен к нему для передачи опыта, следовал за ним по пятам и знал, что в следующий раз дублером уже не пошлют, и вся ответственность за боевую готовность целиком ляжет на его плечи.

— Выдумывать вам нечего, — говорил наставительно и дружески капитан. — Есть распорядок, расписание, — вот и стремитесь по ним жить.

Владимир слушал своего наставника и понимал, что первое время не избежать ему трудностей. Каких? Он и сам не мог точно сказать. Но когда принял взвод, понял, что вместе с ракетами, пирамидами с оружием, противогазами и шинелями он принял под свою ответственность каждого человека, а кроме того, большой, хоть и незримый довесок — славу взвода, его традиции. Вот уже несколько лет коллектив этот в социалистическом соревновании удерживал первое место, завоевывал призы, вымпелы, доказывал свое право быть первым отличными результатами на полигоне. Каждый воин считал себя мастером своего дела. По существу, так оно и было.

Вечерами Владимир видел, как солдаты старательно и любовно чистили знаки специалистов второго и первого класса спортсменов-разрядников. А иногда в своем кругу на перекуре, словно на зависть молодому лейтенанту, заводили разговоры о полигоне. Тут уж они не жалели красок, восторженных похвал ракетному оружию, друг перед другом старались блеснуть знаниями, искоса поглядывая на необстрелянного командира взвода.

А однажды, будто бы по тайному сговору, перешли в открытую «атаку». Ефрейтор Алимов, слывший знатоком техники, на одном из занятий расчета с глубокомысленным видом спросил:

— Товарищ лейтенант, мне, например, понятно, чем, скажем, смазывать трос, подшипники. Спросите — отвечу. И состав смазки скажу. А что делать, если, допустим, скрипит клиренс?

Глаза лейтенанта и солдата встретились.

— К полуприцепу, Алимов, подойдем или так объяснить? — спросил лейтенант, сдерживая улыбку.

— Все ясно, — махнул рукой Алимов.

Со временем солдаты поняли, что «подловить» командира взвода им не удастся, а когда узнали, что училище он закончил по первому разряду, стали опасаться выглядеть в глазах лейтенанта неучами.

И все же лейтенант чувствовал какое-то тайное и непонятное для него течение в коллективе. Оно бурлило. Кто-то с кем-то не соглашался, кто-то наступал, кто-то не хотел сдавать своих позиций. Эта разноголосица, нет-нет да и выплескивалась наружу.

Как-то лейтенант Бокарев замер от неожиданности. Дисциплинированный и застенчивый до сих пор рядовой Новиков был неузнаваем. Он шел мимо лейтенанта, расстегнув воротничок и заложив руки в карманы.

— Рядовой Новиков, застегнитесь. И руки в карманы не прячьте, — строго сказал Бокарев.

Новиков выполнил требование, однако проворчал:

— Зря, товарищ лейтенант, старичков обижаете… Да и не на плацу я, регламенты провожу.

— Есть порядок, рядовой Новиков. Он определен уставами. И нарушать его не дозволено никому. Даже «старичкам»! — сказал лейтенант твердо, так, чтобы и другим было слышно.

…В залах ЦДСА горел свет. Играла музыка. Встречались на этом вечере приехавшие молодые лейтенанты. Владимир первым увидел своего однокашника Юрия Большакова, потом уж к ним бросился в объятия Александр Спиричев. Друзья были рады. Боялись — не успеют наговориться. Вспомнили своих однокурсников, преподавателей, фронтовика Виктора Федоровича, который говорил не раз:

— Любите солдат, уважайте их, и они вам добром заплатят.

— И он был прав, — сказал лейтенант Спиричев. — Беда только наша: не всегда можем мы находить подход к людям.

Владимир в тот вечер молчал. Не стал рассказывать о выходке рядового Новикова. Уже обратно по дороге в часть он вспомнил отчетно-выборное комсомольское собрание, тогда его кандидатуру выдвинули в состав бюро.

— Не пойму, за какие заслуги, — говорил он капитану Лобаткину. — Я ничего не успел сделать. Взвод отличный, но не моя в этом заслуга.

— Владимир Иванович, вы коммунист и считайте свою работу в комсомоле как постоянное партийное получение. А взвод у вас скоро обновится, вот и развернетесь… Глядишь, и на полигон придется ехать…

К стрельбам действительно начали готовиться с начала учебного года. Социалистическое соревнование, учеба, тренировки — все было подчинено им. Лейтенант Бокарев, глядя на молодых солдат, почти физически ощущал беспомощность некоторых из них. Солдаты старались, потели на тренировках, сам лейтенант не жалел сил, но порой чувствовал, что возглавлять комсомольскую организацию и растить взвод трудно, что надо менять стиль работы. А поводом, так уж случилось, послужило одно комсомольское собрание.

Докладчик говорил о самом, казалось, важном и животрепещущем вопросе: воинской дисциплине. Но когда начались прения, комсомольцы будто стеснялись поднять руку.

— Прошу, товарищи, выступать, время идет, — обращался лейтенант Бокарев к молчавшему залу.

Солдаты смолчали. И вот тогда подали пример молодые коммунисты. Первым взял слово ефрейтор Борякин, затем Захария. Оживились и комсомольцы. И все же после собрания капитан Лобаткин пригласил к себе лейтенанта.

— Владимир Иванович, как вы готовили собрание? — спросил он.

— Объявление написали, докладчика назначили…

— А с комсомольцами беседовали?

— Нет, не смог, — сознался Владимир.

— Плохо. Сами не успели, а где же активисты были?

Как-то раньше он мало думал о них, хотя теперь начинал понимать, почему во взводе шло тайное кипение страстей, почему Алимов и Новиков, словно выброшенные на поверхность щепы, искали своего берега. Да и не только они.

Приход молодого лейтенанта некоторыми расценивался как начало легкой службы, поблажек и установления каких-либо новых и неясных им порядков. Молодой командир думал о другом: удержать в дивизионе прежнюю марку отличного взвода, репутацию передового коллектива. Нужна была ведущая сила. И он нашел ее в активистах. Вначале перечислил их мысленно: комсгрупорг, агитатор, редактор боевого листка, отличники, потом уж конкретно назвал каждого.

По выгоревшей от зноя степи вихрилась, словно поземка, желтая пыль. Пусковая установка после старта ракеты напоминала обгоревшую головешку. На нее и указал посредник.

— В порядок приведите. А там посмотрим, на что вы способны.

Лейтенант Бокарев назначил троих: ефрейтора: Бастрыкина, рядовых Проскурякова и Радионова. Поставил задачу и другим расчетам, а вечером, когда регламенты были закончены, лейтенант собрал активистов. За долгие месяцы несения боевого дежурства и подготовки к полигону он изучил каждого. С ним рядом сидел уважаемый во взводе человек — комсгрупорг рядовой Радионов, чуть поодаль — редактор боевого листка рядовой Гасишвили, умница и заводила агитатор ефрейтор Черников и всегда спокойный на вид младший сержант Сазонов.

— Завтра, товарищи, первые зачеты. Давайте наметим, кому что сделать надо, — сказал лейтенант Бокарев.

И все дни, пока шли стрельбы, он чувствовал рядом с собой надежных и верных помощников — активистов. А когда стартовала последняя ракета, Владимир понял, что в своей жизни он одержал первую важную победу. Говорилось об этом и на подведении итогов, взвод, как и прежде, был признан отличным.