СРОЧНЫЙ ВЫЗОВ

В третьем часу ночи посыльный осторожно постучал в дверь. Никто не отозвался. Он постучал сильнее, и где-то за стеной послышался скрип кровати.

— Лейтенанта Лигистанова можно? — спросил солдат.

— Олег, тебя, — сказал сонный женский голос.

— Да, слушаю. — Лейтенант Лигистанов показался в дверях.

— Вас вызывают на службу, звонил дежурный.

Лигистанов подошел к телефону, стоявшему коридоре на тумбочке.

— Олег Петрович, ты не спишь? — спросил дежурный.

— Как видите, не сплю.

— Вот и хорошо.

— Я тоже так думаю.

— Олег Петрович, есть работенка срочная. Тут «больная» ракета обнаружилась. Что с ней — не в курсе.

— Сейчас нужно?

— Сам знаешь — боеготовность.

— Иду.

— Возьми напарника.

Лейтенант положил трубку и задумался: кого же взять? Поднять техника — завтра некому будет проводить занятия. Придется кого-нибудь из солдат.

«Что, если Гаврилова?» — лейтенант, одеваясь, вспомнил вчерашний инцидент с солдатом из-за двойки по технической подготовке. Лигистанов задавал вопросы, а Гаврилов, глядя на него карими, точно поржавевшими глазами, не задумываясь, отвечал:

— Не знаю.

— И это не знаете?

— И это не знаю.

Лейтенант досадливо махнул рукой и ушел в свой кабинет, не просто сердитый, а взвинченный. Потом его мучила совесть: он как-никак начальник этого солдата, значит, сам виноват во всем. «Ну ладно, терзаться нечего, возьму с собой, а там видно будет», — решил наконец лейтенант.

Только Лигистанов вышел из дому, сразу обратил внимание на звезды: большие, яркие и близкие, совсем близкие звезды. Медведица, перевернувшись ковшом, горела особенно ярко. А небо в просветах звезд чернело без каких бы то ни было красок и подсветов. Но больше всего Олега удивила луна. И какая луна! Она висела чистым большим обрезком над лесом, и казалось, что этот обрезок не резали, а ломали надвое, потому что края были рваные, неровные. А горела луна так ясно, так четко, что было похоже, будто ее влепили в черное небо.

Олег вздрогнул от прохлады и тут же застегнул шинель — осень давала о себе знать сырыми туманами и первыми холодами. В казарме он приказал дежурному по подразделению разбудить Гаврилова.

— Он что, с вами пойдет? — удивленно переспросил дежурный и пошел в темную половину казармы, стуча сапогами.

Лигистанов бесцельно ходил по коридору, прислушиваясь к голосам за дверью. Дневальный переминался с ноги на ногу у тумбочки, потихоньку наблюдал за лейтенантом. Он, видимо, хотел спросить его о чем-то. Но лейтенант остановился у стенда и стал рассматривать надписи. Перед ним на большом листе ватманской бумаги кем-то из солдат была нарисована карта, а по ней расставлены тушью самолетики. Они лепились на островах, на кусочках чужой земли, их было много и все они смотрели в одну сторону — в нашу.

Наконец двери раскрылись и вышел Гаврилов — широкий, высокий, с белым припухшим лицом. Вдоль щеки пролегла красная полоса — от подушки. Видно, спал парень крепко. Лейтенант посоветовал растереть щеку.

— Почему я, товарищ лейтенант? — спросил Гаврилов, шагая следом за Лигистановым. — У меня двойка по технической подготовке.

— Ну и что?

— Пусть идет тот, кто технику знает. Сколько я просил — переведите в другое подразделение. А то насмешка какая-то получается, — говорил Гаврилов недовольным тоном.

— Какая насмешка, Гаврилов?

— Конечно… Вам-то что!..

В темных глазах Гаврилова застыло огорчение: то ли он сердился на лейтенанта за то, что тот поднял его ночью работать, то ли парень сетовал на технику, на ее сложность.

Больше не говорили. Лигистанов шел впереди широкими журавлиными шагами, ссутулившись, наклонив вперед голову. Думал о чем-то. Те, кто знали его, считали, что Лигистанов странный, с причудами офицер, но одаренный и технически грамотный. Многие находили в нем даже струнку исследователя.

Каждый раз, как только лейтенанту приходилось сталкиваться с неисправностями в технике, он на глазах менялся: начинал петь, балагурить, смеяться. В другое время он был молчалив и сосредоточен, постоянно чем-то озабочен. Должно быть, именно это мешало ему порой чистить сапоги, тщательно следить за своей внешностью. Но зато в тетрадях Лигистанова всегда был полный порядок. Каждый лист он исписывал ровным круглым почерком, чертеж делал с особой тщательностью. По вечерам лейтенант занимался английским языком и кибернетикой — страшно не любил попусту тратить время.

Гаврилов вяло тянул ноги, однако старался не отставать от лейтенанта. Будь его воля, он никогда бы не пошел в эту черную ночь. Но на то его воли не было. Да и у лейтенанта, наверное, не было на то своей воли. И это как-то успокоило Гаврилова, даже, чуть расположило к Лигистанову.

Сапоги глухо стучали по бетонке, над головой чисто светила луна.

— Тьфу ты. Смотреть не хочется, — сказал вслух Гаврилов.

Офицер свернул в лес, на тропинку. Под ногами зашуршала сухая листва. Запахло сосной и травой. Вдруг впереди, где-то в темноте, зашумели кусты и что-то тяжело ухнуло — лейтенант споткнулся.

— «Чебурахнулся», — прыснул со смеху Гаврилов.

— Гаврилов, где вы? Осторожнее, тут кто-то дерево свалил, — голос лейтенанта был спокоен.

— Вижу, — отозвался Гаврилов и переступил через ствол осины. Лейтенант шел теперь прихрамывая, и Гаврилову было неловко за свое недавнее злорадство.

Ракета лежала на низких козелках действительно словно больная. Лигистанов обошел ее по-хозяйски, сдвинув на затылок фуражку и что-то прикидывая в уме. Гаврилов смотрел на него издали с удивлением. Полуосвещенное лицо лейтенанта казалось несколько старше, чем обычно, скулы и широкий лоб выделялись резкими, темными полосами.

— Гаврилов, несите инструмент. Займемся.

Сам лейтенант пошел куда-то, долго возился там и, вернувшись, расстелил на двух сдвинутых столах схемы.

— Люки открывать можете? — спросил Лигистанов.

— Могу, конечно. Руками я хоть что могу. А вот схемы изучи попробуй…

— Если взяться, изучить можно. Так с чего начнем?.

— Не знаю, — Гаврилов пожал плечами с явным безразличием.

— «Не знаю» — не выход, — спокойно ответил лейтенант.

Лигистанов не понимал этого человека и, откровенно говоря, презирал его за равнодушие. К чему? К ракетам! Даже простое любопытство чуждо было Гаврилову, точно ему все давным-давно известно. Другие солдаты спорили, носили под гимнастерками книги и читали их в любую выдавшуюся минутку. У них был интерес, и любопытство, и гордость за доверенное им дело. И Лигистанов торжествовал — он не терпел, когда рядом с ним работали скучные и безразличные наблюдатели. А вот Гаврилов… Гаврилов считал себя человеком лишним, попавшим в подразделение Лигистанова по ошибке. Его пытались убедить в обратном, доказывали, что рядовой Костин тоже имеет неполное среднее, но, однако, он первоклассный специалист. Ничто не помогало. На боевой работе Гаврилов мог лишь снимать и надевать чехлы. После этого он обычно ходил со щеткой и наводил порядок.

А может, в том-то и ошибка, что своего дела не знал солдат?

Изредка лейтенант посматривал на Гаврилова и морщился: до чего человек неуклюже обращается с отверткой! Она глухо стучала, пока наконец солдат не высыпал в мешочки болты и не отошел в сторону.

— Открыли? — спросил лейтенант.

— Открыл.

Лигистанов стоял перед схемами и что-то искал в густой паутине линий. Неожиданно он заговорил, соглашаясь с Гавриловым.

— Такую технику сразу не изучишь, это вы правильно говорите. Ведь ракета что твой организм. Смотрите, сколько в ней проводов-артерий. Как у человека. Если, скажем, перерезать человеку артерию, то он погибнет. Согласны? А ведь с нашей ракетой может произойти то же самое. Ей бы надо подняться вверх, догнать цель и уничтожить ее, а она не поднимется. Умрет тут вот, на столе. И цель пройдет. А цель — это противник. У него на борту страшное оружие. Вот сейчас наша ракета «заболела». Кто ее должен вылечить? Мы. Мы подлечим ее, и она снова займет свое боевое место. Ну, а что «заболела», так это и с нами бывает. Правда, ведь?

Гаврилов улыбнулся, умилившись: ему нравилось, что лейтенант его, молодого солдата, равняет с собой.

— Можно к этому делу и с другой стороны подойти, — взглянув на смущенного Гаврилова, продолжал лейтенант. — С моральной. Ракета, она действительно как человек. Цель жизни имеет. Вот у меня и у вас — у каждого своя цель есть. Иначе зачем же нам жить, если без цели? Во-первых, скучно. А во-вторых… Если человек поставил перед собой задачу, то какие бы трудности ни встречались, он с ними справится. Переборет их. А это же интересно. Еще как интересно! — Лигистанов взглянул на солдата веселыми глазами.

Это ничего, что на груди у лейтенанта инженерный ромб. Это ничего. Он, оказывается, такой же неугомонный, как и его солдаты — «академики». И простой. И говорит складно. А ракеты свои любит — страсть. И работать с ним куда интересней, чем полы мести.

Гаврилов охотно открывал люки, стоял с переноской в руках и смотрел, как лейтенант ловко перебирал разноцветные провода, напевая веселую песенку:

— Капитан, капитан, улыбнитесь…

— А вы, Гаврилов, любите песни? — спросил лейтенант.

— Я? Люблю. Народные. Ребята все о морском дьяволе распевают: «Я тебя успела позабыть…» Это не то. У меня мать много хороших песен знала. В хоре выступала.

— И теперь поет?

— Нет, теперь она домохозяйка, а отец — инвалид. На коляске ездит. С войны это у него. Две сестренки у меня есть. Большая в третий класс пошла. Больно учится плохо. Я ее гонял как сидорову козу. Сейчас некому.

— А вы почему не учились?

— Работал. Кому-то надо было работать.

— Это правильно, — вздохнул лейтенант. — Берите тестер, попробуем прозвонить цепи.

Гаврилов взял тестер — ящик с измерительным прибором и двумя проводками: желтым и красным. Желтый лейтенант воткнул в верхнее гнездо, красный — в нижнее. И пояснил:

— Это корпус, а это жила кабеля. Как стрелка отклонится, так скажите. — Он запустил руки в открытый люк и стал что-то там исправлять. Время от времени спрашивал: — Есть?

— Есть, — отвечал Гаврилов, как только стрелка металась вверх по шкале.

— А вы учиться хотите?

— Конечно.

Гаврилов, глядя на лейтенанта, вспомнил, как он споткнулся в темноте. …Профессор! Чудной он.

— Вы что, Гаврилов?

— Да так. Вспомнил, как вы громыхнулись, — Гаврилов отвернулся, чтобы лейтенант не увидел его улыбки.

— Это еще ничего. На той неделе я чуть было шею не свернул. Иду, расчет один вспоминаю, а дорогу перекопали. Тоже ночью. Бултых…

Теперь Гаврилов хохотал откровенно и безудержно.

— Длинному, не то что короткому, все мешает, — поддержал веселье лейтенант и рассмеялся сам.

Аппаратура была включена на проверку, красные лампочки горели, точно рассыпанные звезды. Гаврилов с любопытством наблюдал, как лейтенант вращал ручки и от этого на экране осциллографа появлялись всевозможные кривые. Они то рассеивались, то набегали друг на друга, и это походило на волшебство. Казалось, там, внутри прибора, сидел кто-то и плел из ярких нитей причудливые узоры.

— А спать не хочется?

— Не-ет! Я привыкший. Бывало, в колхозе ездишь, ездишь. А полежишь чуток, услышишь — девчата запели, и сон как рукой сняло. Тут тоже интересно. Диву даешься!

— А ну-ка, подстыкуйте контрольный штекер, — сказал лейтенант, не отрываясь от аппаратуры.

— Кто, я? — удивился Гаврилов.

— Вы, кому же еще?

Гаврилов сначала растерялся, а потом приободрился и даже усмехнулся в душе над Дехтяревым. Тот никогда не допускал Гаврилова к приборам, только на словах учил. Однажды, правда, тоже дал штекер и сразу же закричал: «Ты, что, ослеп, Гаврилов? Не видишь, куда суешь? Прислали на мою шею. Бери тряпку да пыль вытирай. Я сам год целый этим занимался. Соня…» Но то был Дехтярев — старший расчета, а тут лейтенант…

Гаврилов присел на карточки так же, как это делал Дехтярев. Взвесил в руках тяжелый штекер, взглянул в него: штырьков уйма. И примерился, чтобы вогнать до щелчка. Правую руку отвел назад и, крякнув, толкнул штекер ладонью.

«Ишь ты, капризничает, — подумал Гаврилов. — Еще разок нажму».

Но и на этот раз штекер не поддался. Гаврилову стало не по себе, даже уши загорелись. У каждого человека свои особенности: у одного, например, в подобных случаях щеки пылают, а у Гаврилова вот уши горят. Он посмотрел в сторону лейтенанта, но тот был занят.

«Того быть не может, — подумал Гаврилов. — Такую ерунду и не вставлю. Хорошо, хоть Олег Петрович не видит».

Гаврилов повернулся спиной к Лигистанову, увлекшемуся своей работой.

— Скоро, Гаврилов?

— Сейчас, товарищ лейтенант, — отозвался Гаврилов нарочито бодрым голосом. На душе у него скребли кошки.

Вставить штекер трудно. Не думайте, что механизм с сотней контактов, да еще на пружине, сразу подчинится вам. Для этого надо иметь и опыт, и сноровку. У Гаврилова не было ни того, ни другого. И теперь он не знал, что делать. Пот катился со лба, а руки устали от напряжения. От долгого сидения на карточках онемели ноги.

Досада и обида душили Гаврилова. Он собрал последние силы и сделал решительный толчок, но штекер опять ткнулся во что-то твердое и отошел вниз. Солдат от обиды на себя вдруг вскочил и выбежал в коридор.

— Гаврилов, где вы? — услышал он голос лейтенанта. — Гаврилов!

Гаврилов стоял, прислонившись к холодной стене. Он слышал, как лейтенант потянул кабели, как в тишине раздался тот самый щелчок штекера, который был нужен Гаврилову. Солдат заправил тужурку, напился воды из крана и как ни в чем не бывало вышел к лейтенанту.

— Вы что, пить-захотели? — спросил Лигистанов.

— Да там, — ответил Гаврилов неопределенно и поспешил отвернуться: он боялся встретиться взглядом с лейтенантом.

— Ну, а теперь уберем все — и домой. Совесть у нас спокойна, — поднялся Лигистанов и с наслаждением потянулся, раскинув руки в стороны.

Осенний день только начинался. Судя по чистому небу да безветрию, он предвещал быть тихим, солнечным, теплым. Лес полыхал всеми красками. Желтела береза, а рядом стояла старая ель, темная, точно цыганка в широкой юбке. Кусты бузины горели ярче костра, а осины давным-давно растрясли листву и теперь стояли голые, серые.

Гаврилов несколько раз пытался заговорить с лейтенантом и наконец, поравнявшись с ним, сказал:

— Хитро все же, товарищ лейтенант, получается. Хитро. Сюда шел одним человеком, отсюда — другим. Ох, а что раньше со мной было! Взгляну, бывало, на ракету, а у самого мурашки по спине посыпятся. Попробовал я кое-что понять, а потом вижу — не получается, и рукой махнул, И Дехтярев на мне крест поставил… А вы быстро неполадку-то нашли. И мне интересно почему-то было. Интересно, да и все!

Они дошли до городка и разошлись в разные стороны. Лейтенант пожал руку своему напарнику и зашагал к дому. Поселок еще спал. Спала и Наташа. Лигистанов тихонько забрался под хрустящие простыни и взял книгу. Он знал, что не уснет, пока не согреются ноги.

Загрузка...