НЕ ИЗМЕНИТЬ СЕБЕ

Часы показывали за полночь. Настольная лампа освещала чертежи. Осталось совсем немного, и можно вздохнуть облегченно: все, диплом закончен, кричи «Ура!» и готовься к защите. Но работа не клеилась. Сергей Иванович задумывался, отгонял одну и ту же набегавшую мысль, спрашивал себя:

«А что дальше? Инженером будешь? Значит, прощай прежняя должность. Замполитом остаться? Диплом инженера зачем?»

Ни то, ни другое он не мог вычеркнуть из своей жизни. Вспоминались ночное бдение у чертежей, зачеты, сессии. Вспоминались люди, события, радости и огорчения, все то, чему учился он, за что боролся, чего хотел все эти десять лет работы заместителем командира по политической части.

…Николай Александрович Нагибин, инженер по образованию, практик, специалист и командир вверенного ему хозяйства, каждой клеткой души чувствовал, где и что нужно сделать. Боевая готовность для него была прежде всего — суть службы, а значит, и смысл жизни. Техника, может, потому порой и заслоняла другое. Людей, партийную работу с ними. И тут пришел заместителем по политической части капитан Малышев. Тот самый Малышев, который несколько лет назад был в его подчинении техником. В ту пору Николай Александрович частенько отмечал его лучшие качества — требовательность, настойчивость. Знал и характер. Прямо надо сказать — непокладистый. Но не упрекал Нагибин, не корил за это: Малышев показывал тогда другим, как надо ценить технику, не жалея сил, содержал ее в боевой готовности. Да, этому офицеру он помог добиться разрешения учиться заочно в академии, но с сожалением отпустил на комсомольскую работу в соседнее подразделение.

Прошли годы, и вот они вновь встретились. Он — командир подразделения, Малышев — политработник.

— Николай Александрович, за что болеете вы, болею и я. У нас одна цель — боевая готовность. Но почему при всем этом мы должны забывать о политической работе с людьми? — говорил Малышев. — Сегодня политинформацию не провели, на той неделе комсомольское собрание пришлось переносить.

— Нельзя, товарищ Малышев, объять необъятное. По стрельбам о нас судить будут.

— Согласен, но, Николай Александрович, боевую задачу выполняют прежде всего люди…

На первый взгляд казалось, что и командир и его заместитель попали в тот самый заколдованный круг, из которого нельзя было выйти без конфликта, расхождения во взглядах и мнениях. Солдаты уже спали, переговаривались за стеной дневальные, а они сидели и приходили к общему согласию.

Николай Александрович все понимал ясно и знал цену политической работе, силу ее воздействия. Но так ли твердо и решительно поведет ее Малышев, как хочет? Вот вопрос.

«Покажет делом, рад буду. А пока, что ж, посмотрим», — рассуждал подполковник Нагибин про себя с расчетливостью практика.

…Сергей Иванович прочистил рейсфедер, тонкая линия легла по карандашному следу и вновь оборвалась. Воспоминание о минувших годах теплом наполнило сердце. С Николаем Александровичем работать было интересно: какой бы вопрос ни возникал, решали вместе. В подразделениях обновили одну, потом другую Ленинскую комнату, хотя и не сразу, но все же создали в других местах уголки агитаторов, в коридорах и где только можно, вывешивали огромные, во всю стену фотомонтажи, бюллетени. Правилом стало: ведение социалистического соревнования, подсчет баллов, временных показателей по боевым нормативам и — что самое главное — исполнение каждого намеченного мероприятия.

Солдаты и офицеры уже знали точно: намечено — значит будет сделано, надо готовиться, составлять план. Офицеры теперь по выходным дням чаще приходили в подразделение, имея с собой доклад или разработанный план диспута, беседы. Жаль только — Николай Александрович уходит в запас.

Шло время. Подразделение набирало силы и по всем показателям имело шанс выйти в число отличных. А слава о здешних Ленинских комнатах уже вышла за пределы части. Политработники приезжали смотреть их, что-то писали в записные книжки, делали рисунки.

— Товарищ майор, как же так получается, — с улыбкой как-то заметил прапорщик Нарыжный. — Они у нас все перерисуют и лучше сделают. А мы, что ж, в хвосте останемся?

— Не останемся, Владимир Ионович. Придумаем новое. Вы же первый начнете что-нибудь предлагать.

Знал Сергей Иванович, что Нарыжный — человек беспокойный, полный оптимизма. Но однажды майор Малышев, увидев прапорщика, не узнал его. Он был взволнован. Политработник понял: что-то неладное.

— Владимир Ионович, что с вами? — спросил он.

Прапорщик отвернулся:

— Так, ничего, товарищ майор.

— А все же, Владимир Ионович? Что случилось?

— Жену положили в больницу. Просил у командира подразделения разрешения приходить не каждый раз, а хотя бы через день на подъем. У меня две дочки, — и губы у него дрогнули.

— Вам сейчас нужно? Идите… — Анатолий Николаевич вернется, обговорим.

Перед уходом прапорщик сказал:

— Товарищ майор, письмо тут любопытное нашел… Сам хотел разобраться, — и подал письмо.

«Здравствуй, сын, — читал Малышев. — Сообщаю тебе, что твое письмо получили и рады, что ты нас не забываешь. Вчера резали поросенка. Завтра мать пошлет тебе посылку к празднику. Положил кое-что спиртного. Будь в курсе. Твой отец».

— Что делать будем? Вдруг и другим пришлют? — спросил прапорщик.

— Что ж, войну объявим «зеленому змию».

Перед обедом все подразделение было в строю. По лицу офицера солдаты поняли: что-то случилось. Многие к нему уже привыкли и знали, что напрасно он сердиться не будет.

— Товарищи солдаты и сержанты, приближается большой праздник, кое-кому пришлют посылки. Дело хорошее, но предупреждаю — спиртного чтоб не было. Спросим по всей строгости. И с вас, и с родителей. Пишите об этом домой. Поняли?


Но принятое решение не вселяло спокойствия. Проводил ли он занятия, бывал ли в боевых расчетах, беседовал ли с солдатами, обговаривал что-то с офицерами, а в голове невольно, точно искра, проскакивала мысль: «Пришлют или не пришлют?».

Прапорщик Нарыжный чуть ли не ворвался в канцелярию.

— Прислали, товарищ майор. В грелке. Сержанту Сачаве.

Не хотелось Сергею Ивановичу говорить об этом перед строем. Сачава — командир. Что подумают подчиненные. А что делать? Сказано было всем.

Пришел с повинной сам сержант. Сознался: надеялся на родителей, не предупредил их, и вот прислали. Малышев сказал:

— Я не могу бросать слов на ветер. Предупреждал, пусть теперь отцу будет стыдно. Он у вас фронтовик, знать должен.

Письмо Малышев написал, а через неделю пришел ответ, отец сержанта просил извинить его, ругал себя, что по родительской мягкосердечности хотел сыну в этот день сделать что-то приятное.

Малышев встал из-за стола, размял ноги. А сам подумал: тут был непоследователен. Принять решение еще полдела. Надо было всколыхнуть людей, коллектив, обговорить на комсомольских собраниях. Разве разуверился в их силе, сплоченности? Нет, конечно. Вспомнил полигон.

Расчеты работали старательно, изо всех сил, а когда заболел офицер, стало трудно. Майор Савин, ероша волосы, только крякал.

— Что, туго?

— Не говори, Сергей Иванович.

— Выкрутимся, я за него стану.

Так вот и работал в боевом расчете Сергей Иванович. Был и внештатным консультантом. К нему, как к инженеру, шли солдаты, обращались за помощью и техники. На обратном пути, уже в поезде, тот же майор Савин с присущей ему словоохотливостью говорил:

— Давай, Сергей Иванович, пока не поздно, переходи в нашу инженерную когорту. Опыт есть, и видели твою работу.

— Решить надо, подумать, — рассуждал Малышев.

Но армейский темп жизни не позволял долго думать. Вокруг были люди. Встречались всякие: пылкие и по-юношески радостные, честные и хитрые, попадались и «неисправимые», но и тут он до последнего дня держал их в поле зрения. Чаще было другое. Человек изменялся на глазах, становился совершенно другим. И тогда Малышев испытывал в душе радость. Как, например, было с рядовым Корольковым.

…А случилось вот что. Как-то дневальный вошел в канцелярию и доложил майору, что к рядовому Королькову приехали родители.

— Где он сейчас? — спросил замполит сидевшего тут же за столом прапорщика Нарыжного.

— На занятиях, товарищ майор.

— Надо его вызвать.

Корольков не спешил идти на встречу с родителями, он то забегал в бытовую комнату и оглядывал себя в зеркало, то чистил сапоги, а пробегая мимо канцелярии, замедлял шаги: не о нем ли идет речь. «Ну надо же, хоть бы написали — приедут. А теперь что? Со стыда сгоришь, — думал он. — Попрошу майора… поверит, простит. Не трепач я, дам слово…»

— Ну что, готовы? — спросил майор.

Корольков быстро сунул в тумбочку сапожную щетку, поправил ремень, пилотку, ответил:

— Так точно, готов.

К проходной они пошли вместе.

И чем ближе к ней подходили, тем тревожнее становилось на душе Королькова. Не было бы замечаний, упреков, летел бы на крыльях, майор, конечно, не умолчит, обо всем расскажет. Лучше бы они не приезжали. Напрасно тратились на дорогу. Он заранее чувствовал недовольный взгляд отца и слышал тяжкий вздох матери: «Ах, сыночек, сыночек, а мы-то на тебя надеялись! Дурному мы тебя не учили, служи хорошо и нам не о чем волноваться, переживать».

И тут он приостановился, взглянул на майора, сказал:

— Товарищ майор, прошу, ни о чем не говорите. Я все понял, даю честное слово.

Малышев посмотрел в глаза Королькова. В них была мольба, сознание своей вины, раскаяние. Но Сергей Иванович не спешил принимать решение. Умолчать о плохом поведении Королькова, значило заведомо пойти самому на явную ложь, обнадежить родителей, избавить Королькова от переживаний за свои ошибки. «Но почему я не должен верить? — спрашивал себя Малышев. — Просит человек, значит, все обдумал, решил. Обманет? Написать родителям всегда не поздно. Служить Королькову еще год, многое можно сделать».

Родители Королькова были простые люди. И одеты они были просто. На отце серый костюмчик, лицо загоревшее, в складках морщин, большие руки, привыкшие к постоянному физическому труду. Так же просто выглядела мать. Она все время прижималась к сыну, что-то ему говорила, ластилась, однако на виду мужчин будто бы стеснялась проявить все, что хотело бы сказать ее материнское сердце. Она смотрела на сына влюбленными глазами, искала в нем перемены и отмечала, как он повзрослел, как изменился! Он и не он. Нос батин, его походка. Но что с ним? Отводит взгляд в сторону, говорит так, будто и не рад, что приехали родители.

«Ох, набедокурил парень, провинился. И майор все об урожае спрашивает. Мой-то чего разговорился. Обрадовался, что ли… Сынок ты сынок, думала, в армию пойдешь, ума наберешься, самостоятельным станешь. Мы ведь заботой не обходили… все тебе да тебе. Сами-то ладно…»

И вот тут она услышала голос мужа.

— Что же, сын, скажи, как служишь? — спросил он. Мать замерла, и сердце у нее, казалось, совсем затихло, перестало биться. Майор Малышев решил пока молчать и не вмешиваться в их семейный разговор. Он даже собирался уйти, но теперь не мог этого сделать. Корольков-младший опустил голову. Какая-то птаха пискнула в кустах, зазудел комар у самого уха. И лес, где они сидели, будто бы насторожился.

— Плохо, отец, — сознался Корольков.

Майор Малышев не ожидал этого. Дал слово служить хорошо, чего же расстраивать родителей.

— Корольков, что вы? — спросил его Сергей Иванович.

— Нет, товарищ майор, я все расскажу. Служить легче будет.

…Дипломный проект Малышеву предстояло защищать перед государственной комиссией, но, странное дело, в душе почему-то он не испытывал особого волнения. Раздражали недоделки и то, что нет времени. Посмотрев на часы, он и на этот раз чертежи решил отложить на завтра. Утром снова промелькнула мысль:

«А что дальше? Кто я — инженер или политработник?».


Секретарь партийной организации выкладывал перед ним тетрадь с планом работы. Он останавливался на каждом пункте, спрашивал:

— Николай Герасимович, партийное собрание, вижу, намечено на завтра, а где объявление?

— Напишем, но, может, еще не состоится?

— Никаких «может». Давайте рассуждать по-партийному: наметили, надо готовиться и проводить. С лейтенантом Шкрупинским беседовали? Он думает вступать в партию.

— Не рано?

— Рано, не рано, Николай Герасимович, но поговорить с человеком надо.

— За делами не все успеваешь, — как бы в оправдание сознался прапорщик. А в дверях уже стоял сержант Тюрин. Комсгрупорги собрались в Ленинской комнате на семинар по подведению итогов Ленинского урока. Люди ждали, и Малышев пошел к ним. Это его работа.

Загрузка...