Зарницы над полигоном

ВТОРОЕ ДЫХАНИЕ

Прежде чем идти домой, Владимир Синельников прямо со станции с чемоданом в руке направился к промтоварному магазину. У прилавка знакомая женщина, заглянув в глаза, спросила:

— Чей будешь-то, не сын ли Федора Потаповича Синельникова? Надо же, какая ему радость. Как раз ко дню рождения отца приехал.

Этому чисто случайному совпадению был рад и Владимир. До армии то учился в профтехучилище, то в педтехникуме на мастера производственного обучения и все домой заглянуть было некогда. А теперь, видно, постарел отец. Годы. Да и война не прошла бесследно. Командиром орудийного расчета прошел Федор Потапович поля сражений России, Польши, Чехословакии и по праздникам не без гордости выходил на улицу с орденами и медалями на лацкане черного пиджака.

А теперь вот сын, продолжая традиции отца, служит честно, по долгу, по совести. Иначе сейчас на первом году службы не летел бы он, как на крыльях, домой в краткосрочный отпуск.

Отцу купил рубашку, носовой платок, галстук, тихо прошел в сени, открыл дверь родного дома, замер на пороге.

Первой стрельнула глазами сестренка Антонина, сжалась вся и бросилась навстречу. В доме поселилась радость. Набились гости. Мать весь вечер не отходила от сына, лишь на второй день утром спросил отец:

— Рассказал бы, как служишь?

В ответ Владимир только улыбнулся.

— Понимаю, нельзя. Ну, а вообще-то.

— Если вообще-то — хорошо, батя. Недавно кандидатом в члены партии приняли.

Отец кашлянул в кулак: что-то вроде запершило в горле, отвернулся, скрыл от сына волнение и заговорил о делах дома, в колхозе.

Служить в дивизион рядовой Синельников прибыл осенью.

— Будете планшетистом, — сказал ему старший лейтенант Леськив.

Освоившись со своими обязанностями, Синельников все чаще стал задерживаться у пульта оператора, за которым сидел ефрейтор Бобко. Опытный специалист с охотой согласился быть наставником любопытного и дотошного солдата. Вместе проводили регламенты, тренировались, разбирали принципиальные схемы на занятиях, а то и, случалось, вечерами сидели над учебниками по радиотехнике.

Войти в мир электроники — значит понять его также, как, скажем, музыкант понимает музыку, архитектор — тайну линий, летчик — свой самолет, когда он сливается с ним и за каждым движением руки чувствует поведение машины. В этом, собственно, заключается суть подхода человека к тому, что он делает. И рядовой Синельников преследовал именно такую цель. Сдавая на классность, он отвечал по двум специальностям: планшетиста и оператора, хотя этого, как молодой солдат, мог и не делать. Командиры приняли решение назначить его старшим оператором, а потом включили в состав полигонного расчета.

…Не в первый раз прибыл сюда дивизион, в котором начал свою службу Синельников. За прошлые стрельбы коллектив ракетчиков неизменно получал «пятерки», держал призовые места в полку. Все коммунисты имели только первый класс. Они люди грамотные, болеющие за свое дело.

Начальник радиолокационной станции сержант Моргун говорил своему подчиненному рядовому Синельникову:

— Знания у вас надежные. И ничего, что первый раз на полигоне. Доверили, значит, не теряйтесь.

Эти слова Владимир припомнил, когда в кабину станции вошел полковник из проверяющих. Моргун представил расчет.

— Так, с кого начнем? Давайте с новичков. Есть такие? Фамилия?

Владимир незаметно вытер вспотевшую ладонь.

— Представьте: идет бой, летят самолеты «противника», а у вас вдруг прекратилось вращение антенн, В чем дело? Ваши действия? — спросил полковник.

Этот наводящий вопрос был всего лишь началом проверки того, как расчет выполнил регламентные работы. Владимир показал офицеру аппаратуру. Тот тщательно замерил параметры, одобрительно сказал:

— Так, молодец! Параметры выставлены точно. Что же, посмотрим, как отстреляетесь.

…Имитированные цели муравьями поползли в разные стороны экрана. Где-то среди них спряталась реальная. Владимир увидел ее и начал выдавать данные.

Подпустив цель к зоне огня, ракетчики произвели пуск. На землю посыпались осколки от мишени.

Осенью в жизни рядового Синельникова произошло еще одно важное событие. Его приняли кандидатом в члены КПСС, а на отчетно-выборном собрании избрали комсгрупоргом взвода. На место одних пришли другие солдаты. Некоторые, так называемые «старички», поднаторевшие в службе, почувствовали себя как бы на особом положении. Какой, мол, теперь с нас спрос, когда есть молодые. В особенности рядовые В. Бардин и А. Посельский. Один — шофер, другой — повар. Владимир предупредил их. Но замечание комсгрупорга они восприняли по-своему.

Как-то вечером Синельников встретил лицом к лицу Посельского.

— Как думаешь служить? — спросил он Посельского.

— А что? Я ничего…

— Ладно, иди, на комсомольском собрании будешь оправдываться.

А сам, чтобы не откладывать дела в долгий ящик, пошел на станцию к сержанту Моргуну посоветоваться.

— Давай соберем комсомольскую группу. Решим, что с ними делать, — сказал сержант.

…Ночью над казармой висел серпообразный месяц. Солдаты безмятежно спали. «Как дома, — подумал Владимир. — А если, кроме меня, никто не выступит? Тогда что? Посельский прав?».

Утром первым делом разыскал коммуниста старшего лейтенанта Леськива.

— Поговорите с активистами, — посоветовал офицер.

Посельский, а вместе с ним и рядовой Бардин на том собрании убедились, что молодой коммунист слов на ветер не бросает. Взбудоражил весь взвод. Выступали даже те, кто раньше не желал подавать свой голос.

А спустя день Синельников собрал актив, наметили, кто что должен делать, какие организовать во взводе мероприятия, чтобы поднять активность комсомольцев. Одни предложили провести состязание на лучший расчет, ефрейтор Струков — учредить специальный вымпел, рядовой Печеневский — заглянуть в план каждого комсомольца, убедиться, готовится ли человек к Ленинскому зачету. С тех пор иная жизнь потекла во взводе, и у самого Виктора будто появилось второе дыхание, стало легче работать.

Взвод вскоре добился звания отличного. Повысил свою классность Синельников, а когда проводили в запас сержанта Моргуна, получил в свое распоряжение радиолокационную станцию. И, наконец, ему присвоили звание младшего сержанта.

Обо всем этом рассказать тогда отцу Владимир не мог: был еще сам на полпути, многого просто не успел сделать. Вот теперь бы — другое дело. В полную меру он отвечал за себя и других, как положено коммунисту.