Змея за терновым троном

Глава 6 Млечный путь

Тихий вздох и томный стон, Не тревожьте детский сон. Пусть улыбок легкий ройСторожит ночной покой. Уильям Блейк, «Колыбельная песня»

Захожу в нашу квартиру и тут же натыкаюсь на толстый конверт, лежащий на полу. С раздражённым рыком я со всей дури пинаю его в сторону кухни. Очередное предупреждение о задолженности по аренде квартиры. День и без того выдался хуже некуда. Оставим немного негатива на завтра.

После офиса я сразу же направилась в отдел Равновесия. Все полукровки, как и чистокровные магические существа, должны быть зарегистрированы в реестре. Если не заявлять о себе, то тебе перестанут поступать социальные выплаты. Помимо этого, в отдел приходят результаты тестов по учёбе. Им важно знать, что копейки, которые они перечисляют, имеют положительную отдачу. В противном случае, читайте выше: никаких социальных выплат.

Я стягиваю с себя кеды и закидываю рюкзак в шкаф. Волочу ноги в свою комнату с одним единственным желанием — упасть на кровать и не вставать до обеда следующего дня, наплевав на здравый смысл.

Раньше мы жили в пригороде, но после смерти мамы дом стал слишком велик и дорог, поэтому его пришлось продать. С тех пор я и папа снимаем квартиру на Мичиган-авеню. Это неплохой район. Мне нравится гулять в парке, что находится чуть дальше по улице, в Форт Дирборне. В нём не страшно пройтись даже поздно вечером, потому что в основном там тусуются семьи с детьми и собаками. Идеально для прокрастинации. Иногда там собираются болельщики. В эти дни я держусь от парка подальше. Соседство с футбольным стадионом Солджер Филд никогда меня не радовало. Я и спорт несовместимы. Совсем. Если завтра начнётся зомбиапокалипсис, то я буду первая, кого съедят. Для справки: зомби не существует, и надеюсь, мои слова не повлияют на рейтинги «Одни из нас».

Как только родные стены укутывают меня в уютный кокон, мне тут же становится легче. Сняв кепку, я распускаю косу, взъерошиваю волосы и с разбегу плюхаюсь на кровать. Та подо мной издаёт привычный скрип. Не проходит и минуты, как телефон начинает разрываться от вибрации, и я, кряхтя, пытаюсь отвоевать его у кармана. Наконец, выигрываю бой и набираю номер подруги, забив на кучу непрочитанных от неё сообщений. Келл отвечает так быстро, будто всё это время ходила с трубкой в обнимку. Не удивлюсь, если так оно и было.

— Боги, Фэй? — голос настолько громкий, что мне приходится отстраниться.

— Не кричи, и так голова раскалывается.

Прижимаю пальцы к виску и медленно массирую кожу круговыми движениями. Кто знает, вдруг я стану первой, кому это действительно поможет избавиться от мигрени.

— Ты прислала «Код красный» и не отвечала на мои сообщения два часа и семнадцать минут. Да я тут чуть с ума не сошла, гадая!

— Слышу звук падения чего-то хрупкого о пол и следом за ним приглушённую трёхэтажную брань. — Твою ж… Это просто…

Келл бросает телефон на нечто мягкое и начинает суетиться по комнате, бурча и чертыхаясь. Выдохнув, я откладываю смартфон в сторону и лезу за подушкой, чтобы подложить себе под голову. Времени достаточно, потому что моя лучшая подруга опять что-то уронила. Если бы существовал Неуклюжий Оскар, то Келли брала бы его каждый год. Ума не приложу, как она ещё жива.

Я включаю громкую связь и ложусь на спину. Из динамика доносятся звон битой посуды. Мой взгляд находит до боли родной файлик с открыткой, прикреплённой на двухсторонний скотч прямо над кроватью. Я купила её в сувенирной лавке, когда мы всем кружком по астрофизике приехали на пару дней в Нью-Йорк. То была младшая средняя школа, где я ещё считалась умной. Позже случилась старшая и мальчики.

Больше всего из той поездки мне запомнилось посещение планетария Хейдена. Нам показали копию звёздного неба в высоком видеоразрешении и открыли мир, куда более далёкий чем тот, что скрывался за Разломами. От кучи фактов по истории формирования Вселенной взрывалась голова! Мои глаза навсегда запечатлели огромные макеты планет, нависающих над нами. Стоя рядом с солнцем, размером с целое здание, я ощущала себя той самой песчинка в океане звёзд, о которой так часто говорили в фильмах. Именно в тот день пришло осознание, что мы, как вид, ничто в масштабах Галактик.

После экскурсии нас, чуть ли не лопающихся от переизбытка чувств, повели в пиццерию неподалёку, и именно там я и увидела лавку. Мне приглянулась открытка, изображающая Млечный путь. На ней красовалась цитата Альберта Эйнштейна: «Только две вещи бесконечны — Вселенная и человеческая глупость, хотя насчёт Вселенной я не уверен». Эти слова настолько тронули сердце, что я решила подарить открытку маме ко Дню Рождения. С обратной стороны я написала:

Мама, каждый раз, когда меня не будет рядом, вспоминай, что над нами общее небо. Я всегда смогу найти путь к тебе, какие преграды бы ни встали между нами. Твоя дочь — та, кто в пять лет сделала подкоп в саду напару с псом. Помнишь? Кончено, да. И всё ради цветка на соседнем участке, который так хотелось сорвать на твой День Рождения.

Твоя любимая и упёртая Фэй.

Целую!

Меня уверили, что открытка дойдёт быстро, но она затерялась, а потом её и вовсе след простыл. В конечном итоге я просто про неё забыла. После похорон, перебирая мамины вещи, я нашла в её сумке тот самый Млечный путь. Оказалось, что она хранила открытку всё это время. Теперь каждый раз, когда я засыпаю, то вспоминаю о том, что нельзя доверять двум вещам: когда говорят, что больно не будет, и американской почте.

— Прости, детка, — отозвалась Келл в динамике смартфона. — Я пролила кофе. Чем занята?

— Смотрю на звёзды.

Келли не требовалось объяснений. Она знала, что я лежу и пялюсь в потолок.

— А звёзды не хотят поведать мне, что произошло в офисе?

— Мы поругались. Сильно.

У нас с отцом и раньше случались ссоры, однако в этот раз всё зашло слишком далеко. И самое нелепое, что я не могу объяснить, почему. Пятая точка чувствовала, как он не договаривал. Чуйка или паранойя? Знать бы. Я словно Джон Ватсон, который смотрит, но не наблюдает. А нужно начать наблюдать. Срочно.

— Сколько по шкале от Меркурия до Нептуна?

— Юпитер? Да, пожалуй, Юпитер.

— Вот видишь, а мог бы быть Уран!

— Спасибо, Келл. Умеешь успокоить.

— Прости, Вито срочно вызвали. Стычка. Ему пришлось оставить меня в одиночестве доедать десерт. Я переживаю, ведь… Ох, прости! Сейчас речь не обо мне!

— Всё в порядке, рассказывай.

— Уверена?

— Да, десять Нептунов из десяти.

Келли хихикает, и я слышу, как она включает кофемашину и открывает холодильник. Ставлю все биткоины мира, что в ход пошло сладкое.

Вито служил правой рукой одного из Мастеров. Его клану принадлежал большой кусок на юге Чикаго и один из трёх вампирских кварталов. Я понимаю беспокойство подруги. Вампиры периодически сталкиваются с ведьмами и оборотнями, но чаще всего, как бы это ни казалось странным, с себе подобными. Конкуренция между одним видом очень сильна. Особенно у хищников. Даже если единственная добыча в современном мире — пакет с кровью. Кланы воюют за возможность расширяться. Когда на город число твоего вида ограничено, то за каждое дополнительное место готовы порвать глотку. Перевес даже на пару голов не сулит остальным группировкам ничего хорошего.

— Стычки между кланами участились, и я боюсь, что это выльется во что-то серьёзное. И ещё этот вездесущий наркотик подливает масло в огонь. Многие из клана подсели на него, а для удержания на вершине требуется ясный ум. Вито обеспокоен.

Думаг — наркотическая смесь со сладким ароматом, появившаяся в закрытых кварталах после войны. Его основной ингредиент — соцветия манстреллы. Это психотропный цветок, растущий на землях Светлого Двора. Сам по себе он не представляет опасности ровно до тех пор, пока не начинается летнее цветение. Предприимчивые фэйри отделяют соцветия от стебля и листьев, высушивают и продают для розжига в эирдримере. Эирдример — прибор для ингаляции из закалённого стекла, с металлической частью и маской. В него вставляют капсулы с травяными смесями и дышат. Если обычные сборы не наносят вреда, то думажные способны на время отправить на радугу любое магическое существо. Главное, рассчитать дозировку. Алкалоиды, содержащиеся в растении, опасны резким угнетением или возбуждением центральной нервной системы. Они вызывают галлюцинации и оказывают мягкое анальгезирующее действие. И несмотря на риски интоксикации, им продолжают торговать наперекор запрету и здравому смыслу. Волшебный народ на то и волшебный, что быстро нашёл лазейку: продажа частей думага по отдельности в виде сбора из разнотравья. И на чьи плечи ляжет вина, если покупатель решит всё смешать?

— Звучит паршиво. Папа ненавидит эту дрянь. Кривится каждый раз, когда произносят название. Говорит, что чистые заразились человеческими слабостями, ступив на их землю.

Папа. Интересно, он опять задержится на работе? Скорее всего. Придёт, когда я лягу спать, чтобы вновь не схлестнуться в споре. Впрочем, ничего нового.

— Детка, что у вас произошло? Зачем принц приходил к нам?

Я всё же рассказываю подруге подробности и чувствую себя ещё отвратительнее, чем прежде.

— Келл, я просто хочу, чтобы меня воспринимали всерьёз. Да, эта затея очень рискованная и веет наивной верой в свои силы, но он даже не дал мне шанс! Вспомни, как несколько лет подряд я уговаривала его на подачу заявку в Гончих? Бьюсь об заклад, что он праздновал всякий раз, когда мне отказывали.

— Не говори так. Твой отец не идеал, но, если бы его любовь к тебе измерялась звёздами, то во всём Млечном пути их попросту не хватило бы. — Она сдыхает. — Порой родители бывают слишком… переживательны.

Голос подруги сникает, и я ощущаю укол совести. Она никогда не получала заботы от своей семьи. И каждый раз, когда мы с папой ругались, Келли принимала всё близко к сердцу и старалась нас быстрее примирить.

— Прости. Ты права. Я поговорю с ним утром.

— Вот и славненько! — повеселев, щебечет Келли. — Ох, прости, Вито на другой линии. Приходи завтра в офис, ладно? Напою тебя чаем с пирожными.

— Хочешь, чтобы я превратилась в шар и однажды не смогла выйти из агентства, вечно выполняя всю работу за тебя?

Подруга прыскает в трубку.

— Ваша дедукция, Фэй Мэтьюс, впечатляет!

— А меня впечатляешь ты, когда ешь столько сладкого и не толстеешь!

— Ой, заткнись! Спокиноки, детка.

— Споки!

Я завершаю вызов и сажусь на край кровати, уперев локти в колени. В голове вертятся варианты диалогов на утро, и ни один не кажется достаточно взрослым. Телефон опять вибрирует. Наверняка это Келли отправила мне фотку в пижаме или забавную картинку. К удивлению, вместо котиков на экране я вижу сообщение от отца:

Ты в деле, Фэй. Жду тебя завтра в офисе.

Отоспись. Нам предстоит многое обсудить.

Перечитав сообщение раз пять, не меньше, я ещё с минуту продолжаю пялиться в уже автоматически заблокированный чёрный экран.

«Ты в деле, Фэй.»

Я в деле.

Зевс меня дери!

Часть меня хочет прыгать от радости, а другая всё ещё не отошла от шока, поэтому побеждает третья: та, что до смерти устала. Я ложусь поверх покрывала, и руки Морфея медленно утягивают меня в мир грёз. Когда тело готово упасть в его объятия, я слышу красивый женский голос. Он напевает песню, слова которой кажутся знакомыми, но не до конца внятными. Будто их поют на дне глубокого колодца, а у меня нет ведра, чтобы их достать.

Спи, покуда окутан чарами…

Я свяжу твои кости лентами,

Кости вмиг обратятся алыми

И распустятся в пышном вереске.

Почему мелодия столь знакома?

Дорога с ответами отдаляется, сознание сворачивается клубком и проваливается в сон.