Большая кровь

Некоторые историки задним числом упрекают советское командование втом, что оно обороне Ленинграда предпочло наступательные операции, завершившиеся провалом и большими потерями. Эти упреки беспочвенны. С точки зрения стратегии высшее командование поступало совершенно справедливо: учитывая положение Ленинграда и тамошней группы войск, кольцо блокады требовалось разжать. К тому же налицо имелись предпосылки для успешного ее прорыва — растянутость позиций группы армий «Север», состоявшей наделе из одной только 18-й армии (протяженность фронта — от Балтийского моря до озера Ильмень), и сравнительная незначительность расстояния, отделяющего блокированную ленинградскую группу от Волховского фронта — километров пятнадцать в районе Шлиссельбург — Синявино.

Вопрос в другом — как можно было не прорвать эту блокаду за два года? Даже если бы в районе Синявино наступала 6-я армия Роулинсона образца битвы на Сомме, то уж за какие-то пол года (пусть даже при таких же потерях, что и в 1916-м году) эти несчастные 15 км она как-нибудь «проколупала» бы. Район поселков №№ 1 и 5 был сильно укреплен? Простите, а артиллерия с авиацией на что? Да этот ограниченный кусок земли за столь продолжительный период времени можно было «перепахать» так, что и прорывать ничего не пришлось бы — немцы сами унесли бы оттуда ноги. Почемуже войска двух фронтов терпели неудачи врай-оне Синявино более двух лет?

Именно в районе Ленинграда выявиласьвся несостоятельность советской военной школы. Ее, несостоятельность эту, можно разбирать подробно, как конструктор «Лего». В чем причины неудачи?

1. Советские командующие воевали по карте, таким же образом планировали и операции. Мало кто из них бывал на передовой, чтобы ознакомиться с местностью (хотя бы в пределах прямой видимости), по которой предстояло наступать — Жуков в этом отношении выделялся в лучшую сторону. Поэтому местность для наступления зачастую выбирали самую неподходящую.

В результате атака велась методом огульного навала в определенном географическом направлении. О том, как атаковали советские войска в районе Невской Дубровки (на этом пятачке площадью 1 квадратный километр полегло, по разным данным, от 250 до 500 тысяч человек — абсолютный рекорд всех времен и народов!), свидетельствуют очевидцы с немецкой стороны:

«Они атаковали три раза вдень и я понял, что они дерутся до последнего солдата. Атака не прекращалась, пока весь лед перед нашей пулеметной позицией не покрывался телами убитых».

2. Советские войска не умели действовать гибко. Итак, передний край противника преодолен (в лучшем случае), войска исчезают из поля зрения оставшихся позади биноклей и стереотруб КП и НП. Но, поскольку советские части представляли собой единую массу, неспособную самоуправтться, эту массу постоянно требовалось двигать (руководить ею). А кто этим будет заниматься, если главные воеводы остались позади на своих командных пунктах? Младший и средний комсостав — вот кто должен управлять в этот момент войсками, но...

3. Слабая тактическая подготовка и безинициативность младшего и среднего командного звена. Советским младшим и средним командирам требовалась постоянная «указка», на самостоятельные решения они практически не способны, особенно в критических ситуациях.

4. Неспособность советских войск быстро обнаруживать и подавлять огневые точки и батареи противника.

5. Отсутсвие гибкости в действиях артиллерии. Советская артиллерия была способна на мощную обработку переднего края противника, но как только бой перемещался дальше — все. Войска оставались без огневой поддержки, так как батареи в этот момент способны были лишь продолжать лупить по уже пройденному участку. Отсутствие эффективной артнаводки не позволяло орудиям сопровождать своим огнем пехоту, продвигающуюся в глубь вражеской обороны.

Наиболее характерным примером этих ошибок явилось второе Синявинское наступление (19 августа — 10 октября 1942 года). Прорыв был намечен в районе, непригодном для проведения правильного наступления (лес, болота и т.п.) и исключавшем применение механизированных соединений. Эрих Манштейн, противостоявший здесь войскам Кирилла Мерецкова, отметил, что он на подобной местности осуществлять прорыв обороны противника не стал бы. Однако у Мерецкова был свой расчет — такой же, каку С.К. Тимошенко во время проведения наступательной операции в районе Сенно — Лепель в июле 1941 -го. Оба они предполагали: а) что оборона немцев в этом районе будет на порядок сла-

Gee; б) советская пехота на «пересеченке» будет иметь преимущество, втом числе количественное, над немцами.

Коренная ошибка крылась в несоответствии расчетов и уров-11Я реальной подготовки советских войск — советская пехота на такой местности и после Зимней войны воевать не научилась.

Начавшееся в августе наступление поначалу развивалось успешно: советская артиллерия быстро подавила оборонительные сооружения немцев в первой линии, так как эти объекты были давно выявлены, пристреляны и лежали на расстоянии прямой видимости невооруженным глазом. Однако далее все пошло наперекосяк. За первой линией обороны, как водится, оказалась вторая. Здесь все и закончилось...

Синявинская операция (19 августа —10 октября 1942)

Эта операция в немецкой историографии получила название «сражение южнее Ладожского озера».

Волховский фронт превосходил противостоявшие ему части противника в живой силе — в три раза, в танках — в четыре, в артиллерии и минометах — в два раза.

К исходу вторых суток наступления части 8-й армии подошли к поселку Синявино. На третий день продвижение замедлилось, а к исходу пятых суток первый эшелон истощил свои возможности и в бой был введен второй эшелон — 4-й стрелковый корпус (напомню — Волховский и Ленинградский фронты в районе шлис-сельбургско- синявинского выступа разделяли всего 16 км).

К этому времени под Ленинградом появились немецкие соединения, переброшенные из Крыма, например 170-я пехотная дивизия, 24-я и 132-я пехотные дивизии из 30-го армейского корпуса. Прибывший туда же в те дни Э. Манштейн 4 сентября получил приказ ставки Г итлера о передаче ему (из рук командующего группой армий «Север» генерала фон Кюхлера¹⁴) командования на участке прорыва советских войск. Как отмечают отечественные историки, уже на следующий день (5 сентября) на ходе развития событий в районе Синявино сказались высокая оперативно-тактическая подготовка нового немецкого командующего и его умение руководить войсками в сложной обстановке: немецким войскам удалось окружить и уничтожить передовые советские части, вклинившиеся в немецкую оборону.

А дальше К.А. Мерецков и командующий Ленинградским фронтом генерал-лейтенант Л.А. Говоров допустили грубейшую ошибку. Им бы придержать наличные войска в резерве, ясно ведь было, что операция уже пошла по нежелательному сценарию. Ан нет, приказ товарища Сталина — закон для его подчиненных.

8 сентября Волховский фронт ввел в бой третий эшелон наступления — 6-й гвардейский стрелковый корпус и 2-ю ударную армию. Одновременно навстречу «волховцам» через Неву силами восьми стрелковых дивизий нанесла удар Невская оперативная группа Ленинградского фронта. «Ленинградцам» форсировать реку не удалось, они сумели «зацепить» лишь два плацдарма: один в районе деревни Анненское (уничтожен немцами 29 сентября), второй — в районе Невской Дубровки.

Перегруппировав силы, Манштейн 21 сентября нанес контрудар с севера и юга по советскому клину и отрезал 8-ю, 2-ю ударную армии, атакже 4-й и 6-й стрелковые корпуса Волховского фронта от остальных частей Мерецкова. Затем немцы отразили несколько деблокирующих контратак советских частей извне (вот когда пригодился бы третий эшелон!) и к 15 октября полностью ликвидировали попавшие в окружение советские части.

Зафиксированные потери РККА — 40.085 человек безвозвратными и 73.589 санитарными. Всего — 113.674 из имевшихся к началу войск численностью в 190.000 человек (59,8%). Считается, что это общие потери обеих советских группировок, принимавших участие в операции — и Волховского, и Ленинградского фронтов. На самом деле это потери только «волховцев»; сколько народу потеряли Невская оперативная группа и 67-я армия Ленинградского фронта — неизвестно, ясно только, что очень много.

Потери Вермахта (которые германская стороны оценивает как тяжелые) с 28 августа по 30 сентября 1942 года составили 671 офицер и 25.265 унтер-офицеров и солдат убитыми и ранеными, из них 172 офицера и 4721 солдата убитыми, 499 офицеров и 20.544 солдат ранеными. Всего — 25.936 человек.

Однако первая попытка прорыва блокады Ленинграда происходила годом ранее — Синявинская наступательная операция (10 сентября — 28 октября 1941 года).

Претензии Бориса Соколова к Г.К. Жукову по поводу того, что новый командующий Ленинградским фронтом бросал необученные части в контратаки в районе Пулково вместо того, чтобы вести наступление в районе Новой Дубровки, навстречу 54-й армии Г.И. Кулика, мало обоснованны.

Во-первых, прежде чем наносить удар навстречу деблокирующей армии, необходимо было обеспечить прочный фронт обороны Ленинграда, а о каком прочном фронте могла идти речь, если противник стоял в питерских пригородах и, по состоянию на 14 сентября 1941 года (когда Жуков и Б.М. Шапошников по «Бодо» согласовывали план предстоящих действий), продолжал атаки?

Естественно, сперва требовалось оттеснить войска группы армий «Север» от городских окраин и организовать прочную оборону, а уже после этого можно было думать о взаимодействии с Куликом—о чем командующий ленинградским фронтом и сообщил Шапошникову 14 сентября: «Удар во взаимодействии с Куликом буду готовить, но провести его мы сможем только после ликвидации красносельской группировки противника» (ДЛЛ/0, Ф.217, On. 1221, Д. 174, лл. 58—67). Наносить имевшимися в распоряжении силами удар навстречу Кулику, повернувшись спиной к Леебу, — верх глупости.

Разделить же свою группировку для противодействия Леебу и для взаимодействия с Куликом Жуков не мог — делить было нечего. Он сообщил Шапошникову о том, что и в направлении Красного Села наступать сможет не ранее 17 сентября, так как не хватало сил («Всего надеюсь собрать до пяти дивизий, если удастся в течение двух ближайших дней вывести Астанина. Если же нет, то соберем хотя бы три дивизии» (там же).

Во-вторых, удар Жукова на Пулковском направлении тоже преследовал своей целью вывод из кольца окружения (в районе станции Сиверская-Мшинская) частей Лужской оперативной группы генерал-майора А.Н. Астанина (в составе 4 дивизий).

В-третьих, Жуков своими ограниченными силами не мог наносить встречного Кулику удара до тех пор, пока 54-я армия не

добьется какого-нибудь значительного продвижения на своем направлении. Только тогда, в расчете на твердый успех, можно было бросить в прорыв «ленинградцев», а без гарантии успешного прорыва, обеспеченного армией Кулика, укладывать рядами считанных бойцов своего фронта на волховском направлении было слишком большой роскошью для командующего Ленинградским фронтом. А то, что Кулик мог обеспечить прорыв в районе Синявина, так это к гадалке не ходить — его 54-я армия насчитывала более 60 тысяч человек.

В-четвертых, Кулик наступление не вел, а имитировал, проводя неподготовленные атаки пехотой в густых стрелковых цепях на разных направлениях без всякого шанса на успех — просто, чтобы отписаться в выполнении задачи (потери его армии составили более 20 тысяч человек безвозвратно, еще 30 тысяч — санитарными; то есть примерно 90% от первоначальной численности). Он в переговорах с Москвой и тем же Жуковым рассказывал басни о том, что против него собирается крупная механизированная группировка противника, которая вот-вот перейдет в наступление. А он, конечно же, организует прорывные действия на помощь «ленинградцам», но... только после того, как отразит мифическое немецкое наступление на собственные позиции. Кулик в направлении Синявина продвинулся лишь на 6—10 км, зато южнее отдал немцам участок железной дороги Мга — Кириши.

Претензии же к Жукову по поводу необученности его резервов вообще смехотворны — когда их обучать-то? Сталин за 20 лет не сумел научить воевать своих генералов, те — своих бойцов, а Жуков должен был сподобиться на третьи сутки? Не стоит забывать, в какой стране жил и в какой армии, с какими традициями служил Георгий Константинович. Если бы он жил в США и обучался в Вест-Пойнте, то и воевал бы соответственно.

Второй (хронологически) крупной попыткой деблокады Ленинграда стала Любанская наступательная операция (7 января — 30 апреля 1942 года), проводившаяся в рамках затеянного Сталиным стратегического наступления по всем фронтам в начале 1942 года. Это позже будет выдумана басня о том, что наступала на Любань только 2-я ударная армия и 54-я — ей навстречу и что проводилась акция исключительно в целях разблокирования Питера.

План этой провальной операции изложил Б.М. Шапошников —любимец советских и постсоветских российских историков (например, А. Исаева) — на совещании в Кремле 12 декабря 1941 года. Директивой Ставки ВГК от 17 декабря он был утвержден. Предусматривалось общее наступление Волховского фронта (в составе 4-й, 52-й, 59-й и 2-й ударной армий) с целью полного разгрома немецких войск на западном берегу Волхова и выход главных сил на рубеж станций Любань — Чолово. В дальнейшем, наступая в северо-западном направлении, войска К.А. Мерецкова должны были, ни много ни мало, «окружить противника под Ленинградом и пленить, а в случае отказа сдаться в плен — истребить»!

Как и наступление других советских фронтов в тот период, операция Волховского фронта проводилась в большой спешке — Сталин был уверен в том, что после отступления от Москвы Вермахт «на ногах не стоит», и нужно только поскорее его толкнуть, не дав возможности восстановить силы. Волховский фронт бросился на врага 7 января, не дожидаясь подхода 2-й ударной и 59-й армий. Безрезультатное трехдневное кровопускание было приостановлено Ставкой 10 января, но 13-го возобновлено — после прибытия обеих армий.

2-я ударная и 59-я армии испытывали недостаток вооружения, продовольствия, транспорта. Артиллерийские батареи (76-мм пушки образца 1927 года) имели всего три боекомплекта на ствол. Многие части и подразделения были наспех «сляпаны» из жителей Поволжья и Средней Азии, в глаза никогда не видавших густых лесов и топких болот. Попав в чащу, эти люди, опасаясь заблудиться, постоянно сбивались в кучи, нарушая боевые порядки.

Главный удар, наносившийся 2-й ударной армией (которую с флангов поддерживали 52-я и 59-я), проводился методом «глубокого прорыва»: как только фронт противника был преодолен, в прорыв (имевший ширину всего 8—10 км), не дожидаясь его расширения, был введен 13-й кавалерийский корпус. Ударная группа продвинулась на 70—75 км (наступавшая ей навстречу 54-я армия — на 22 км) и, исчерпав все силы и резервы, стала.

До марта немцы, не располагавшие в этом районе значительными силами, крепили свою оборону, а с подходом подкреплений перешли в контратаку. Они не стали штурмовать в лоб советские позиции у Еглино или Острова, а принялись подрубать узенькое основание прорыва. 19 марта 2-я ударная была отрезана, но 27-го 52-я и 59-я армии сумели пробить 3—5-км коридор.

Почему армию не стали выводить уже тогда? Потому что Ставка настаивала на продолжении наступления. В апреле 2-я ударная и 59-я армии были истощены и морально, и физически (некомплект в частях составлял 60—70%, бойцы голодали, имели место случаи людоедства!), и материально (танковые бригады и батальоны остались без танков, артиллерия — без снарядов). Лишь в конце мая был получен приказ на отход. Так завершилась Лю-банская операция, потери в которой, по официальным данным, составили 95.064 человека безвозвратно и 213.303 — санитарными. Итого 308.367 человек из имевшихся первоначально 325.700 (94,6 %).

Одну операцию тут же сменила другая, позже получившая несколько странное название: «Операция по выводу из окружения 2-й ударной армии».

Дело втом, что вместе с приказом на отвод частей 2-я ударная (несчастливый для русских войск тактический номер со времен А.В. Самсонова) получила и нового командующего — генерал-лейтенанта А.А. Власова (до него армией командовал тяжело заболевший генерал Н.К. Клыков, а еще ранее — генерал Г.Г. Соколов). Перед сталинским фаворитом ставилась несложная в принципе задача — обеспечить планомерный отвод войск на исходный рубеж за Волховом. Власове 1941-м уже выбирался счастливо из окружения, посему считался специалистом в этом вопросе. Тем более что 2-я ударная все-таки имела узкий коридор выхода.

Собственно, отвод частей начался еще до назначения Власова — к 16 мая удалось вывести из мешка 13-й кавкорпус, 24-ю и

58-ю стрелковые бригады, 4-ю и 24-ю гвардейские дивизии, 378-ю стрелковую дивизию, 7-ю гвардейскую и 29-ю танковые бригады. К 1 июня дополнительно были выведены 181-я и 328-я стрелковые дивизии, артполк РГК, часть раненых, эвакуировано лишнее имущество и снаряжение.

Но выходить из окружения советская армия не умела никогда, всегда пыталась осуществлять прорыв наугад, многотысячными колоннами, со всем наличным транспортом, техникой и прочим барахлом.

Поскольку узкая горловина не позволяла осуществить отход сразу большим количеством войск за короткое время, выход был постепенным: сперва внешний фронт был отведен назад на линию Остров — Дубовик, затем на линию Волосово — река Ровань, и наконец на линию станция Глухая Кересть — Кривино. Но этот постепенный отвод имел для армии трагические последствия: немцы все поняли. Они быстро смекнули, что советские войска ттеяли отход, а уж догадаться, в каком направлении, смог бы и малый ребенок — коридор имелся только один. Были сняты подразделения с внешнего фронта и переброшены на фланги — к основанию горловины. Через неделю после назначения Власова командующим коридор был в руках немцев.

Военный совет 2-й ударной армии принял решение (одобренное командованием фронта) о прорыве из окружения всеми оставшимися силами в ночь с 24 на 25 июня. Мерецков обещал Власову поддержку 59-й армии, в том числе танковый удар в районе между Мясным Бором и Спасской Полистью.

Вместо того чтобы разделиться на ряд небольших групп (так как у немцев не существовало сплошного кольца окружения), Власов сформировал прорывную группу (обычная для РККА практика) в составе 25-й, 53-й, 57-й, 59-й стрелковых бригад, а также 46-й и 382-й стрелковых дивизий, и в плотных боевых порядках повел их на прорыв в районе селений Мясной Бор—Люб-цы. Накануне деблокирующей группе 59-й армии (372-я, 376-я и 378-я стрелковые дивизии) удалось пробить узкий коридор (1,5—

2 км). Представьте себе массу в 30—40 тысяч человек, двигающуюся коридором в 1,5 километра. Немцы, уже давно ожидавшие выхода «красных» именно в этом месте (по сути дела, советские войска пытались выбраться тем же путем, каким пришли), сосредоточили на участке предполагаемого прорыва перекрестный огонь из всех видов оружия. Спастись удалось немногим...

К утру 25-го июня немцы окончательно замкнули кольцо окружения района. В ночь на 25 июня и в последующие дни (к 28 июля) мелкими группами сумели вырваться из окружения (по данным генерал-полковника М. Хозина — командующего

59-й армией) 9322 человека, в том числе 370 человек старшего и среднего комсостава, 83 человека старшего и среднего политического состава, 386 младших командиров). Погибли и пропали без вести при прорыве, по разным оценкам, от 10 до 20 тысяч человек.

Генерал Андрей Андреевич Власов, блуждая по лесу, угодил в плен. Впоследствии, в лагере пленных советских генералов, его никто за язык не тянул, но будучи обижен тем, что Сталин не захотел оказать ему действенную помощь, а также пребывая в уверенности, что войну СССР проиграл, бывший сталинский фаворит предложил свои услуги немцам.

Общие потери в операции по выводу 2-й армии составили, по официальным данным, 54.774 человека потерянных безвозвратно и 39.977 санитарных потерь. Итого 94.751 человек из имевшихся к началу операции 231.900 (40,8%).

Даже после операции «Искра» нормальный подвоз продовольствия в Ленинград был невозможен — немцы продолжали удерживать Синявинские высоты, с которых простреливали все коммуникации; лишь после Мгинской операции (22 июля — 22 августа 1943 года) кольцо блокады удалось разорвать окончательно.

Мгинская наступательная операция (22 июля — 22 августа 1943)

Эта операция хоть и способствовала в значительной степени стабилизации обстановки в Ленинграде, замышлялась вовсе не в интересах города на Неве.

В послевоенный период была выдумана история о том, что ее главной целью будто бы являлся не захват территории, а нанесение противнику максимальных потерь. Войска Ленинградского (67-я и 13-я воздушная армии) генерал-полковника Л.А. Говорова и Волховского (8-я и 14-я воздушная армии) генерала армии К.А. Мерецкова фронтов, а также соединения АДД (авиации дальнего действия) наносили удары по сходящимся направлениям на Мгу (67-я с севера, 8-я — с востока) якобы только для того, чтобы стянуть в район Мгинского выступа крупные силы немцев, поставить их под удар советских войск и огневое воздействие артиллерии и авиации и тем самым нанести поражение 18-й полевой армии врага, сорвать его планы восстановления блокады Ленинграда (и одновременно не допустить переброску частей группы «Север» к Курску).

Все это чушь. В истории Красной Армии просто нет наступательных операций, которые не преследовали бы цель захвата территории.

В действительности боевые действия по овладению мгинс-ким выступом начались еще в феврале 1943-го (с 10 по 23 февраля войска Волховского и Ленинградского фронтов вклинились в оборону противника лишь на 10—15км, после чего Ставка взяла 11аузу, связанную с событиями в районе Харькова, а позже — Курска) и проводились в тесной связи с движением вперед Северо-Западного фронта в районе Демянска, а позже — на псковском направлении.

Общий замысел операций в районе Ленинграда и южнее его предусматривал для части сил Ленинградского и Волховского фронтов разгром мгинской группы противника, выход на линию Тосно — Любань, затем общее движение фронтов в направлении Нарвы и, частью сил, на юг в направлении Луга — Плюсса, на соединение с левым флангом Волховского фронта, который в свою очередь осуществлял движение на запад через Новгород в направлении Пскова. Туда же наносили удар и части Северо-Западного фронта по линии Старая Русса — Дно — Псков.

Все эти замыслы в 1943 году потерпели провал. Северо-Западный фронт в марте застрял на линии реки Редья почти на год. Начавшееся же 22 июля наступление Ленинградского и Волховского фронтов сразу уперлось в хорошо укрепленные позиции противника. В ходе ожесточенных боев ударные группы 67-й и

8-й советских армий лишь незначительно вклинились в оборону немцев. Через месяц операция была прекращена. Потери фронтов составили 20.890 человек безвозвратными и 59.047 человек санитарными (среднесуточные — 2498). Немцы уже больше не могли угрожать Ленинграду, но и Ставке ВГК пришлось отложить всякие наступательные намерения на этом направлении до января 1944 года.

* * *

Кто виноват в неудачных попытках деблокады? Смешно предъявлять претензии бойцам, они воевали как умели, не лучше и не хуже своих предшественников — после Суворова русская армия всегда воевала числом, а не умением. Беда в том, что суворовские тактические выкладки для XX века не годились совершенно, но где взять новые, если их никто не придумал?

Глупо упрекать в неудачах командование (Самсонов и Сивере в 1914—15 гг. выходили изокружения не лучше) — кто их учил? По сути дела, у провала Любанской и многих других операций всего один, зато конкретный виновник — сам «товарищ» Сталин. Подчеркиваю — конкретный.

Предъявляют претензии Мерецкову по поводу начавшегося скороспелого наступления Волховского фронта, не дожидаясь 2-й ударной и 59-й армий. Почему так поспешно бросил он потом в бой Соколова и Хозина? Ребята, не надо считать Мерецкова тупицей и круглым дураком (как и многих других советских военачальников). Мерецков гнал бойцов под пули в указанные сроки, потому что ему приказали их гнать именно в эти сроки. В 1940 году у него было на подготовку операции полтора месяца, и он готовился полтора месяца. В 1942-м ему никто эти полтора месяца не предоставил.

Вы только вдумайтесь, как Ставка планировала наступление фронта: 12 декабря предложен план, 17 он уже утвержден. А7ян-варя фронт уже наступает! А кто приказал? Сталин, единственный и неповторимый. Потому что Ставка — это ОН и есть. Все операции Ставки утверждал именно ОН — человек, мало что смыслящий в военном деле. А военачальникам ничего не оставалось, как выполнять... Куда они денутся с подводной лодки? Откуда им было знать, что через 60 лет кое-кто именно на них свалит все. А вот в товарище Сталине, родном и до слез любимом, нынешние российские историки до сих пор «ищут глубинку», и в последнее время все чаще и чаще находят. Ну-ну...

Все ленинградские операции обошлись Красной Армии чрезвычайно дорогой ценой — даже по официальным данным цифры колоссальны: безвозвратные потери — 979.254 человека, санитарные — 1.947.770 человек (Советская Военная Энциклопедия./2-е изд./ Том 1, с. 413). Но это — потери вооруженных сил. Главной же трагедией города на Неве стала незавидная судьба его населения.

* * *

Ныне признано, что в блокаду умерли около 1,2 млн жителей Ленинграда. Но более верной представляется цифра свыше 1,5 млн (к моменту установления вражеского кольца в самом городе насчитывалось 2,5 млн человек и еще 400 тысяч — в пригородах. После снятия блокады, в 1944 году, число оставшихся в Ленинграде жителей исчислялось в 560 тысяч человек).

Как справедливо отмечает Б. Соколов, только надвух кладбищах — Пискаревском и Серафимовском (ныне превращенных в мемориалы) в 1941—44 годах было захоронено примерно 650 тысяч человек . Однако он ошибается в том, что преобладающую часть ленинградцев похоронили на двух указанных кладбищах.

Дело в том, что большая часть умерших поступала вовсе не на I Ыскаревку или Серафимовку — для многих истощенных людей слишком далеко было тащить туда тело умершего родственника, да и не вскопать им промерзшую землю. Поэтому трупы оставляли на улицах, откуда, по распоряжению местных властей, их сво-1И л и на грузовиках за Обводной канал, к Кирпичному заводу в районе Средней Рогатки. Там трупы сжигали в печах — на заводе имелись туннельные (сквозные) печи, что позволяло использовать их в качестве крематория. Тела сжигали здесь весь 1942, весь 1943 и начало 1944 года. По свидетельству очевидцев, в 1942 году у ворот завода стояла очередь из грузовиков с трупами.

«Опредилили меня на другой конец печи, где зола выходила. Счища-ли ее в ящики и свозили по узкоколейке в пруд, где сейчас кинотеатр «Глобус» стоит... Помню это, как сегодня: золу в воду свалили, а головы не прогорели, плавают.... Сейчас там метро «Парк Победы» — аккурат на >гих печах стоит. А надо бы там памятник поставить».

«Я была комсомолка, вот и отобрали меня в первую команду. Правда, в начале нам ничего не говорили. Знали мы только, что будем выполнять какое-то особое задание, под которое и надо готовить печи к рабо-ie... В один из дней сообщили: завтра в ночь выходить на работу. Но не объяснили ничего. А наутро собрали, сказали, что вот, хотят для пробы, для эксперимента сделать у нас крематорий. Врач с нами беседу провел. Объяснил, что в городе опасаются эпидемии...

Ну нам тогда ничего не было страшно. Да и нельзя было ни на что обращать внимание. Ведь что творилось потом! Машины в очередь стояли у проходной. Сжигали-то грубым отоплением — не газом. Трупы по ту сторону непрогоревшие выходили. И опять их — на вагонетки, на загрузку. На вагонетке помещалось до тридцати человек.

В первые дни решено было загружать по ночам, чтоб никто не видел и не знал...

Работали мы в зиму сорок второго в три смены. Я потом спрашивала у директора, сколько у нас сожжено. Он ответил, что без малой цифры—миллион.

...Никто не поверит в жизни в то, что у нас творилось. Как привозила милиция мертвецов из вскрытых квартир и тут же, в кастрюлях, в корытах... А мы все это тоже на вагонетки вытряхивали. Нет, никто не поверит... Столько людей полегло, а помина им нет» (Черкашин Н.А. Судеб морских таинственная вязь. М., 1990, с. 295—296).

Таким образом, через ворота Кирпичного завода прошло около миллиона умерших. Добавьте сюда 650 тысяч — уже 1,65 млн человек. Но ведь и это еще не все...

И ведь вся «блокада» — фикция. Какая там блокада, если со стороны Ладоги проход свободен. Но ведь озеро же? А что озеро? По озеру-то — самая доставка! Никакой наземный транспорт по грузоподъемности не сравнится с судном, пусть даже речным. К примеру, средний морской транспорт времен Второй мировой войны перевозил за один раз груз на 250 железнодорожных вагонов, а средний танкер — около 3 тысяч тонн горючего (хватало для заправки 1300—1500 двухмоторных бомбардировщиков или 4000—5000 истребителей). Вы только представьте, какую уйму продовольствия можно было доставить речными судами в город!

Почему не доставили? Дело вовсе не в том, что до ноября 1941-гоне успели, авноябре41-гостал лед. Просто... не было нужды. На Ленинградский фронт продовольствие перебрасывалось в первую очередь для местного партаппарата и для войск. Остальные снабжались по остаточному принципу. Товарищ Сталин скрупулезно вел подсчет затрат на войну и ленинградцы по его «ведомостям» не проходили — он на них (и не только на них) решил сэкономить.

А разве тяжело было организовать регулярный автотрафик по льду Ладоги, куда более масштабный, нежели имевший место? Для СССР — тяжело. Все грузовики были под счет и использовались в первую очередь для нужд фронта, какое дело Ставке В ГК-до личных проблем жителей Ленинграда?

«Трагедия Ленинграда — следствие созданной Сталиным системы, в которой человеческая жизнь не стоила ничего». Но Сталин ли создал эту систему?

Вспомните, как Борис Годунов во время страшного голода 1601—1603 гг. отказался покупать продовольствие за границей. Чтобы не осрамиться перед иностранцами!

А Иван IV объявил (после несчастливого для русских сражения с литовским войском на реке Улла 2 июля 1564 года) всех попавших в плен воинов «предателями земли Русской» и запретил им возвращаться на родину под страхом смерти (они так и остались

жить в Великом княжестве Литовском). Вам это ничего не напоминает?

Стремление в любой ситуации выглядеть, пусть даже за счет жизней собственных граждан, «на 100» в глазах всего мира (пусть даже для этого надо тайно спалить тела миллиона соотечественников) — это визитная карточка российской «державности».

Сталин лишь продолжил реализацию извечной мечты средневековых монархов — создать государство, в котором гражда-I ie этому государству должны всё, а государство гражданам — ничего.