Горелый Порох

12

Весело шла работа и на второй и на третий день. Такие дни катились вместе с солнцем — от восхода до заката. К концу недели был связан первый, коренной венец. Он распятно лежал на кирпичных, наспех смазанных тумбах и уже означал основу добротного сруба будущей избы. Однако со второй недели, — будто кто сглазил, — топорный звон стал заметно стихать, а скоро Иван Лукич остался на стройке с одними рязанцами. Не изменили ему лишь конюх дед Финоген да пара бессемейных мужиков, которые за сходную плату согласились продолжать «помочь». Остальные же коммунаровцы перекинулись на другую стройку…

Она разгорелась опрометно и заполошно — на противоположном конце Лядова. Иван Прокопыч Зябрев, по-здешнему — коновал, тоже собирался женить сына — Николая Зимка. Но, как-то промешкав и дав обогнать себя кузнецу Ивану Лукичу Зябреву, теперь спохватился и раздул такую бурю, словно собирался возводить вторую Шатуру. Верст за двадцать с Теплинского кирпичного завода потянулись грабарки и бестарки с красным кирпичом и ребристой черепицей на крышу. В двух объемистых, в сажень глубиной, ямах гасилась известка, от удушливых газов которой в хлевах ночами кашляли овцы и дохали утробами коровы. Песок с глиной были под боком, в Чертовом овраге, и возил их на самодельной тачке с приплужным колесом попереди коновал-младший. Зимок делал это в одиночку, без рубахи, похваляясь сильным и ладным телом. Иван Прокопыч, любуясь ухватистой яростью сына, иногда с показной заботой окорачивал его ребячий пыл:

— Ты полегче, полегче — авось не воду на пожар…

Но отцовская заботушка еще пуще подхлестывала парня, и тот опрометью мчался в очередную ездку.

После заготовки материалов Иван Прокопыч привез на полке артель каменщиков с инструментом, с рабочей одежей и походным скарбом. Мастера и подручные, отказавшись от постояльства в старой коноваловой избе, соорудили барачную сараюшку с нарами и козловым столиком посередине — для отдыха и кормежки.

— Чтоб без всякого беспокойства для хозяина, — просто объяснил старший подрядчик свое решение.

Отказались артельщики от вина, когда договаривались о поденной оплате.

— Печку затопим — тогда и песню сладим, — отшутились мастера.

Такой оборот дела понравился и самому Ивану Прокопычу. Однако в районную винополку ехать ему все-таки пришлось. Переметнувшиеся к нему коммунаровцы со стройки кузнеца от коновала, помимо «общего кулеша», потребовали и горький добавок — ежевечернюю рюмку после дневного шабаша. Работать обещали от утренних петухов до загона коров. За «черную» работу такая плата — кулешный харч да шкалик на душу — вполне устраивала Ивана Прокопыча. Но при этом он оговорил свое право на отбор лядовских «подрядчиков»:

— Ленивых не потерплю. У меня так: кулеш — по глотку, винцо — за красную работку, — полушутя, но с хозяйским капризом поставил условия для охотников вылить.

И свое слово Иван Прокопыч держал по чести. У знакомого винопольщика он выклянчил на первый случай две корзины дешевой водки в самом малом разливе — в шкаликах. Привезя такую «удачу» заглазно, он упрятал корзины в погреб, а когда наступала пора вечернего расчета. Иван Прокопыч умел расплачиваться с таким достоинством, что скоро и основные мастера-подрядчики из артели, скостив установленную плату, запросили такую же поблажку и себе. И все пошло как нельзя лучше.

На обоих концах Лядова в деловом шуме и суете кипела работа. Все дивились и не могли распознать: с какой такой удачи и с каких благ крутилась карусель «счастливых», как обозвали всех Зябревых. К тому и другому хозяину, кузнецу и коновалу, не раз наезжала из района милиция и, повертев предъявленные бумаги и слегка озлившись на доносчиков, уезжали ни с чем — строились Зябревы на «законных основаниях».

Председатель Антон Шумсков, доверяя милиции и поражаясь ладу, с которым работали мужики, сетовал на безладицу в своей коммуне. И унялась душа лишь тогда, когда лядовский народ то ли от зависти, то ли по соблазну принялся вдруг за поправку своих подворий. Работа нашлась у всех. Кто взялся, начесывая старновку, обихоживать провалившиеся замшелые крыши, а кто-то чинить воротца, изгороди, амбары, сараюшки и поскотины — у кого что имелось. На обеих слободах деревни «обчеством» вычистили колодцы. Воспользовавшись рабочим заполохом, Шумсков ломал голову: чего бы еще заставить сделать на общее благо? «Хоть церкву с колокольней!» — вспомнились слова кузнеца Зябрева. Народ, он такой — он все осилит и сумеет, дай лишь волю ему. Своего храма Лядово не имело с древних времен, а теперь их строить и вовсе не полагалось. На теперешней Руси церкви все больше рушились и разорялись, как ненужное и вредное пристанище попов — носителей и хранителей «опиума народа». И как первому партийцу на селе Шумскову надо было заботиться совсем о другом. И его вдруг осенило: во что бы то ни стало подправить и побелить коммунаровскую конторку — не дело, когда «власть» располагается в развалюхе. И, не давая остыть собственному порыву, он немедля созвал сельский сход. По «самооблажению», по команде Шумскова, «обчеством» было предписано: с обеих зябревских «строек» отрядить в пользу коммуны «свежего материалу» — известки на побелку, досок на поправку полов и потолка, а также кирпича на перекладку трубы. Никто из Зябревых, ни Иван Лукич, ни Иван Прокопыч, не рядились — нежадно отдали, от кого что полагалось, коммуне, лишь бы не навлечь строгостей от «высокой» власти и отвязаться от Шумскова…

Все лето в Лядове кто-то что-то делал, а кто-то и ничего не делал, с крестьянской завистью и сомнением наблюдая, у кого что выйдет.

Но как бы там ни было, а к Покрову, когда уже отошла переменчивая осенняя теплынь и небо грозилось начальным зазимком, в обеих новых избах Зябревых затопили первые печи. На погляд давно небывалого дела собралась вся деревня. И всех немало удивило одно: при неравных силах никто из соперников не обогнал с новосельем и не отстал друг от друга. Бывалые старики судачили о другом: что у кого вышло по красоте и добротности? И резонно сошлись на том, что как бы изумительно было, если б на бревенчатые, добротной рубки стены Ивана Лукича поставить крышу из волнистой красной черепицы Ивана Прокопыча, и, наоборот, кузнецовское резное крыльцо с кованым коньком на гребешке приделом приладить ко входу коноваловой кирпичевой крепости. А если бы еще и резные окошки кузнеца перенести в дом коновала, то… Стариковский спор, однако, был ради спора, и все сошлись на утешной мысли, что обе избы, воздвигнутые после многолетних порушных войн и революций, обновили древнее Лядово и что отныне так и пойдет. Пойдет до самой хорошей жизни всех лядовцев.