Шадр

15. «ТЕМА, КОТОРУЮ НЕ ИСЧЕРПАЕШЬ…»

Шли годы, появлялись новые замыслы, рождались новые произведения, но в течение всех этих лет Шадр вновь и вновь обращался к образу Ленина. «Тема, которую не исчерпаешь; образ, в котором заложены неизмеримые возможности: идея, которую, кажется, никогда не воплотить достаточно глубоко».

На протяжении многих лет в его мастерской стояли и менялись десятки глиняных эскизов — он относился к ним с огромной ответственностью: и половина того, что было начато, не переступило порог мастерской. По многу раз Шадр передумывал и переделывал каждый замысел. Трудно даже приблизительно сказать, сколько погибло эскизов, разработок проектов, карандашных рисунков, схем — Шадр не берег своих бумаг, не жалея, мял модели, был самым строгим, самым нелицеприятным судьей своих работ.

Взыскательно вглядывался и в произведения современников. Больше всего нравились ему работы Н. Андреева. Правда, их точная, немного холодноватая рациональность была противоположна его взволнованному, романтическому ощущению бытия и образа вождя, но Шадр не мог устоять перед психологическим мастерством Андреева, перед его превосходным знанием облика Ленина (Андреев имел возможность зарисовывать Ленина в деловой обстановке с натуры), перед выверенностью деталей, композиционной собранностью и строгостью мысли.

Каждый раз, берясь за создание образа Ленина, Шадр стремился раскрыть в нем какие-то новые — и непременно принципиально важные! — черты характера. Он не хотел и не мог удовлетвориться удачей во Мцхете — ему хотелось раскрыть образ вождя широко, всесторонне, в разных его проявлениях и аспектах.

«За тринадцать лет после смерти Ленина, — писал Шадр в 1937 году, — я сделал шестнадцать скульптурных его изображений. В этих шестнадцати работах я старался каждый раз по-новому дать образ».

Это не всегда получалось. Гипсовая скульптура, сделанная в 1927 году для Музея революции, почти повторяет памятник на ЗАГЭСе: в ней изменены лишь те детали, которые были невозможны в сравнительно небольшой станковой статуе. Мраморный «В. И. Ленин в Мавзолее», созданный в 1931 году, несмотря на большую обобщенность форм и изменение поворота головы, близок к посмертному портрету, над которым скульптор работал в Колонном зале. Близнецами смотрятся и памятники, спроектированные в 1932 году для Горького, Мытищ и Сахалина.

В глубине души Шадр сам понимал причину своих пе-удач-повторов. Размышлял: «Ведь сколько раз Андреев лепил Ленина! И каждый раз превосходно! А образ — один: «Ленин — вождь» вобрал в себя все».

В таком же положении был и сам Шадр — попытка создать шестнадцать различных трактовок образа была невыполнима. «Потолком», шедевром его трактовки образа Ленина был памятник на ЗАГЭСе — он отдал ему все силы ума и души. Некоторые другие его монументы были великолепно выполнены профессионально, но повторений ведущей идеи загэсовского монумента он избежать не мог — в уже существующий образ романтического, вдохновенного преобразователя мира привносил лишь дополняющие его частности.

Семь городских монументов, не считая ЗАГЭСа. Как внести в них разнообразие? Пространные схемы, подробнейшие разработки, десятки рисунков, моделей. Иногда Шадр придавал неожиданные повороты фигуре, усиливал экспрессию движений. Но и это не всегда приводило к желанному результату — статуя для Днепропетровска, с резким выбросом руки, напряженной расстановкой ног, перекосом всего тела, кажется внешне эффектной, нарочито беспокойной.

Постоянный учет места, на котором станет памятник, тоже не был залогом успеха. Сколько бы ни размышлял скульптор о разноликости «хребта чудесного днепропетровского бульвара, соединяющего вокзал с Днепром», и «старых развалин казанского кремля с казематами бывшей царской тюрьмы в его каменных степах, с острой башней Сююмбеки и фаталистическим серпом полумесяца», большого количества вариантов вертикального памятника оп предложить не мог.

Страницы поисков. Долгие месяцы творческих исканий. Годы одержимости мечтой. Почти до конца жизни, в промежутке между другими работами, Шадр возвращается к воссозданию образа Ленина.

Успех ждал его в тех работах, которые и по сюжету и по замыслу были далеки от монумента. Удивительной точностью моделировки, гармонией пластики исполнена выполненная им в 1934 году 2'/2-метровая статуя Ленина. Долгим, сложным путем шел он к ее созданию.

За несколько лет перед этим, размышляя о возможностях скульптора в увековечении памяти Ленина, Шадр говорил о двух основных видах памятников. Первый — это монумент, который воссоздает Ленина-вождя, «олицетворение и синтез ленинизма». Второй — более интимный и камерный: «Ленин — «Ильич», таящий в себе все тончайшие, характерные для него нюансы быта и привычек», с формами черепа, отмеченными чертами величавой мудрости, превосходящими по красоте своей прославленные формы головы Сократа».

От этого второго положения и отталкивается Шадр, изучая и воссоздавая Ленина-человека. Первые попытки — два эскиза сидящей фигуры. В руках свертки бумаг, на коленях — листы с записями. Но смотрит он не на них, а куда-то в сторону, вдаль.

В эти дни в бумагах Шадра неоднократно встречаются пометки о том, как должен был выглядеть Ленин в Разливе. Хотел ли он приурочить сидящую фигуру к этому периоду жизни Ленина? Или это случайное совпадение?

Судить об этом трудно — скульптор никому не рассказывал о замысле эскизов, да и их оставил незаконченными. Он начал собирать портретный материал о Ленине, более подробный, чем во время работы над памятником для ЗАГЭСа.

«Как ни странно, — пишет он, — но самый верный портрет Ленина дала царская охранка. Все обозначено: цвет волос, глаз, рисунок рта».

Еще выписка: «Ленин — нормального среднего роста — 167 с половиной сантиметров. Голова — двадцать четыре. По классическим канонам — идеальное соотношение».

Шадр приступает к расчетам. Размер задуманной статуи чуть меньше чем в две натуры. Она будет стоять в зале заседаний Верховного Совета. В закругленной нише, в спокойствии вертикальных пилястров стен. Место поможет определить и ее композицию.

Статуя должна быть сдержанна в движениях, проста и непринужденна в позе; она должна быть естественной и одновременно торжественной. К ней можно будет подойти очень близко, это диктует точность воспроизведения черт лица, анатомическую выверенность соотношений тела. Особое внимание рукам и ногам, у них должна быть и самостоятельная нагрузка и композиционная связь со всем торсом. В них, как и во всем, должен проступать характер.

Интерьер; точность воспроизведения облика; выявление характера, «пропорций духа»; определенность действия при непременном спокойствии позы — каким узлом связать все это? Шадр останавливается на мысли «представить гениального вождя революции на съезде. Он углубленно, сосредоточенно, по-ленински, слушает. Он как бы смотрит в будущее… Ленин строг, вдумчив».

Шадр ставит в мастерской киноэкран, достает документальную ленту «Ленин в жизни». Она прыгает у него как испорченная пластинка: часами на одном и том же кадре — Шадр ловит и изучает нужные детали.

Кажется, Ленин только что остановился — в фигуре еще трепещет ритм движения. Рука согнута в локте, пальцы привычным жестом мнут край жилета. Чуть заметный наклон вперед, острый прищур как бы присматривающихся к чему-то глаз. Как живой делегат вступает Ленин в зал заседаний.

На этот раз Шадр работает в мраморе. В нем нужно подчеркивать грани объемов, его мерцание скрадывает их. Зато лишь немногие материалы могут передать теплоту живого человеческого тела так, как мрамор. Он позволяет насытить тело блеском солнечного света.

Шадр удовлетворен — он взял стоявший перед ним рубеж. Создан полноценный, насыщенный энергией мысли образ, ничем не повторяющий загэсовский.