Темнокожий мальчик в поисках счастья

КОРАНОМ И МЕЧОМ

Небо блестело, сверкало, лучилось бесчисленными звездами. Огромным фонарем сияла луна. Иногда со сверкающей высоты срывалась серебряная искра и, описав блестящую дугу, падала в темно-синий бархат далекого горизонта.

Генерал Мод стоял у раскрытого окна, курил трубку, глядел на силуэты минаретов, на Тигр, бесшумно кативший вдаль свои отливавшие сейчас ртутью воды, просвечивавшие сквозь ажурные веера огромных пальм. Сизый дымок вился из трубки, клубочками поднимался вверх и таял. Ароматный египетский табак доставлял генералу удовольствие и действовал опьяняюще.

Его тревожило положение в Багдаде. Вот уже вторые сутки багдадцы, точно позабыв, что у них есть дома, ни днем, ни ночью не покидают городских улиц, площадей, мечетей. Они, видите ли, требуют хлеба, свободы и независимости. «Ярко пылает костер гнева арабов», — прочел он днем в какой-то газете.

Всесильный генерал, покоривший на пути к Багдаду немало городов, давно затоптал бы этот костер, если бы был уверен в своей победе. Но генерал Мод понимал, что многовековая ненависть арабов к чужеземцам может вылиться в такое неукротимое сопротивление, что его не в силах будет обуздать никакая военная сила. На глазах начали шататься и рушиться казавшиеся незыблемыми устои колониального режима на Востоке. В Индии, этой жемчужине британской короны, полыхает пламя крестьянских восстаний, в России революция свергла с престола царя Николая, а на фронте русские солдаты братаются с немецкими. Поэтому генерал Мод решил действовать весьма осторожно и предусмотрительно, применить испытанный английский метод — ликвидировать опасность руками самих арабов, утвердить британское господство над Ираком без участия своих солдат.

Сейчас, в этот поздний час, он ждал приглашенных им представителей арабской знати Багдада.

Вошел адъютант.

— Ну, как гости? Собираются?

— Да, сэр!

Главнокомандующий задумчиво проговорил:

— Хорошо! Это очень хорошо! — И, не глядя на адъютанта, буркнул: — Соберутся — доложите!

Адъютант, козырнув, вышел.

Оставшись снова один, Мод стал расхаживать взад и вперед по просторной комнате. Громадный персидский ковер, покрывавший весь пол, скрадывал шаги. Тень его высокой фигуры, точно преследуя, неотступно двигалась за ним. Генерал продумывал свою речь, подбирая слова приветствия, которыми он должен встретить багдадскую аристократию.

Ровно в десять генерал Мод вышел в гостиную и остановился у порога. Гости, поджав под себя ноги, сидели на ковре, пили кофе, тянули кальян. Увидев Мода, они торопливо поднялись и, как требует обычай, почтительно склонили головы, скрестив руки у пояса.

Генерал Мод выдержал короткую паузу, обвел всех присутствующих своими бесцветными глазами и, повернув голову к сопровождающим, приказал по-английски:

— Прошу представить!

Начальник отдела разведки его армии полковник Стивенсон приблизился вместе с Модом к стоявшему впереди арабу с белой библейской бородой, в ярко-зеленом шелковом халате. Чуть наклонив голову, Стивенсон доложил:

— Глава высшего духовного совета, его преосвященство господин Хесаби!

Мод приветливо улыбнулся и проговорил:

— Весьма рад и счастлив созерцать ваше преосвященство — представителя аллаха на земле арабов!

Хесаби был необычайно польщен. Он даже смутился. Но тут же приосанился и плавным жестом поднял правую руку к своим глазам:

— И слава аллаху! Без его согласия мы с вами не встретились бы…

— Истинно так! — подтвердил Мод. — Все в руках всемогущего бога!

Закончив разговор с Хесаби, Мод в сопровождении Стивенсона обошел остальных гостей. Среди них были крупные торговцы, именитые землевладельцы, духовные лица и офицеры-арабы, в прошлом находившиеся на службе у султана.

Генерал Мод подошел к мягкому креслу, предназначенному специально для него, жестом пригласил гостей садиться и сел сам. Не теряя времени на восточные церемонии, которыми обычно сопровождаются такие приемы, он сразу приступил к делу.

— Высокочтимые господа! — начал Мод. — Я пригласил вас, чтобы передать вам привет его величества короля и сердечное расположение к вам!

Он остановился, и переводчик быстро перевел сказанное им на арабский язык.

Присутствующие оживленно переглянулись, посмотрели на генерала и довольно заулыбались. Мод должным образом оценил реакцию на его речь и продолжал:

— Спешу обрадовать вас, господа! Власть в Багдаде передается в ваши руки. Наши функции можно считать исчерпанными. Мы помогли вам избавиться от султанского ига и вернули вам вашу древнюю столицу. Настоящее высочайшее собрание отныне должно представлять высший совет нации. Вы должны в ближайшем будущем созвать парламент, который изберет короля Ирака, единственного законного правителя страны. Отныне, я надеюсь, арабы будут жить в союзе и дружбе с нами, англичанами. А армия его величества всегда будет стоять на страже ваших интересов.

«Высший совет нации» слушал его внимательно и напряженно. Гости понимающе кивали головами и радовались про себя, стараясь сохранить благопристойное спокойствие. Каждый уже прикидывал в уме — какой ему достанется пост в иракском королевском правительстве.

Наблюдательный генерал заметил состояние своих слушателей и решил усилить впечатление.

— Я призываю вас и всех благоразумных граждан помогать нам до полной победы над немцами и их союзником — турецким султаном! Мы поможем вам, арабам, стать хозяевами своей судьбы… Обеспечим ваши рынки дешевыми товарами. Поможем пустить мастерские… Мы дадим советников, кредиты, снабдим будущую вашу армию оружием.

Не дождавшись конца перевода, Мод встал. С улицы доносился гул голосов.

— Но я рекомендую вам безотлагательно создать вооруженную полицию и беспощадно подавить эту чернь! — Он порывисто подошел к окну, показал рукой на улицу. — Заставьте замолчать этих шакалов! Очистите от них улицы Багдада! Не бойтесь крови! Отрубите их грязные руки, которые покушаются на вашу священную собственность!

— Верно, только так! Только кровью! — громко воскликнул один из гостей по-английски.

— Вы должны понять, что Багдаду сегодня угрожает та же страшная сила, которая разрушила высокие стены Бастилии… И мой дружеский совет вам, господа, будьте решительными. Даю вам возможность действовать так, как вам удобно и выгодно. Моим вооруженным силам в эти дни, разумеется, нет необходимости вмешиваться в ваши дела. Я отдам приказ, чтобы ни один английский солдат не выходил на улицу, — закончил он и, показывая на Стивенсона, добавил: — Вам во всем окажет содействие мой помощник.

Гости разошлись. Оставшись один, генерал Мод снова подошел к окну, раскурил трубку и, глядя вслед улетавшему дыму, промолвил:

— Восток, Восток, как ты богат… Неужели кому-нибудь мы уступим тебя?! Нет!

Наступило утро. Раннее весеннее солнце. С Тигра поднимался теплый пар. Предрассветную тишину нарушил невнятный разноголосый шум пробуждающихся улиц Багдада.

Мухтар проснулся с первыми птицами. Словно боясь куда-то опоздать или чего-то не увидеть, он наспех проглотил финики, запивая их обжигающим рот кипятком, и, простившись с матерью, покинул дом.

Несмотря на раннее время, улицы были многолюдны. Бездомные и обездоленные грузчики, седобородые старики, старухи, кустари, чернорабочие вышли на поиски хлеба, риса, молока. Но нельзя было ничего достать. Всё спрятали спекулянты. Продукты продавали из-под полы по непомерно высоким ценам.

Направляясь в город, Мухтар надеялся, что он найдет хоть ничтожную работенку и ему удастся получить несколько медяков. Но час за часом надежды на заработок улетучивались, и Мухтара начало одолевать беспокойство о матери…

Очутившись на улице Бабул-Муадам, Мухтар увидел большую толпу, которая слушала глашатая.

— О мусульмане! О жители великого Багдада — города славы и почета! — во весь голос взывал глашатай. — Арабы, фарсы, курды, евреи, крестопоклонники! Все, кто находится под его небом… Слушайте и запоминайте! Передайте из уст в уста!

Его преосвященство Аль Хесаби обращается к вам и просит всех очистить улицы и площади, вернуться в свои дома, открыть лавки, кофейни, мастерские, заняться делом! Английские военные власти гарантируют неприкосновенность нашей собственности от каких бы то ни было посягательств. Они обещают нам: как только восстановится порядок, открыть путь в Мекку и разрешить паломничество в дом аллаха! Отныне мы свободны. Пусть жизнь Багдада бьет ключом! Аминь, аллаху акбар!

Глашатай кричал так усердно, так громко, что даже те, кто еще оставался в домах, выходили на балконы или поднимались на крыши, чтобы послушать его. Выступив в одном месте, он торопливо шагал дальше, останавливался и опять повторял слово в слово то, что говорил несколько минут назад.

За глашатаем бежала большая ватага ребят. К ним присоединился и Мухтар. Так они дошли до берегов Тигра.

Сюда в весенние дни толпами стекаются жители Багдада, чтобы отдохнуть под тенью финиковых пальм, послушать песни и сказки, потолковать за чашкой черного кофе или густого, как кровь, чая. Сегодня здесь нет ни кофе, ни чая, не дымят кальяны, не слышно мягких, бархатных голосов певцов. Но людей по-прежнему много.

Глашатай остановился у чайханы, поднял голову и, выбросив вперед правую руку, воскликнул:

— Эй, мусульмане! Рабы аллаха!

Но не успел он начать, как его перебили звонкие голоса крикливых мальчишек. Газетчики во весь голос трубили:

— Экстренный выпуск! Важное сообщение! Совещание знатных людей Багдада! Власть в Багдаде отдали арабам!

Газетчиков мигом обступила плотная толпа.

— Давай сюда!

— Сюда!

Мальчишки впопыхах рассовывали покупателям небольшие листки. Мухтар им от души позавидовал: как-никак, а они работали. Он решил на всякий случай заглянуть в свою мастерскую. Вот и тяжелые ворота, обитые железом. Калитка открыта. Мухтар вошел во двор и невольно остановился. Ребята, с которыми он вместе работал — ткал и красил бязь, таскал тяжелые тюки с тканью и пряжей, — праздно сидели во дворе, а престарелый сторож Халил-баба что-то им рассказывал.

— Салям, — негромко поздоровался Мухтар.

— Алейкум салям! — ответили ему несколько голосов.

Мухтар подсел к ребятам. Тут были все его товарищи: и низкорослый, похожий на карлика Риза, и голубоглазый Мохсин, и всегда хмурый Ибрагим, и многие другие.

Халил-баба всмотрелся в бледное лицо Мухтара. «Видимо, есть хочет», — подумал он и, покопавшись в складках своего кушака, достал оттуда горсть фиников и протянул их мальчику.

— На, это твоя доля, — сказал он.

Мухтар поблагодарил, но отказался от угощения.

— Сын мой! — покачав головой, сказал Халил-баба. — Мусульманину грех от хлеба и фиников отказываться. Ими кормился сам наш пророк Мухаммед.

Старик внезапно умолк и, оглянувшись, прошептал:

— Чалаби… дети!

Увидев показавшегося в воротах Саид Казима, мальчики вскочили с земли и, скрестив руки у пояса, хором приветствовали его.

Хозяин кивнул головой, сел на тахту, стоявшую возле цветника, и молча обвел взглядом маленьких рабочих.

Дети выглядели жалко: желтые, болезненные лица, ввалившиеся щеки, тревожно искрящиеся голодные глаза. Оборванные и босые стояли они перед хозяином. Но Саид Казима все это мало трогало.

— Баба, — обратился он к сторожу, — приготовь кальян!

— Слушаю! — ответил сторож с низким поклоном.

Прошло несколько томительных минут. Ребята с надеждой, умоляюще глядели на хозяина и ждали его слова.

Халил-баба подал кальян.

Хозяин несколько раз затянулся табачным дымом, потом резким движением отставил кальян в сторону.

Неожиданно в небе, очень низко, послышался гул маленького самолета. С него сбросили какие-то разноцветные бумажки, они кружились в воздухе, как голуби, медленно и плавно опускаясь на землю. Несколько бумажек упало и во двор мастерской. Ребята бросились подбирать их. Халил-баба принес одну хозяину. Поднял листовку и Мухтар. В ней слово в слово повторялось то, о чем кричал на улицах глашатай.

Саид Казим пока смутно понимал, к чему все это клонится, и прикидывал в уме: может быть, есть расчет пустить в переработку остаток пряжи. Авось удастся продать бязь и хоть частично возместить убытки последнего месяца.

Дети стояли угрюмо и неподвижно. Каждый думал только об одном: «Неужели хозяин не откроет мастерскую?»

Саид Казим поднял на них глаза, посмотрел, точно увидел их впервые, и, огладив неторопливым жестом бороду, глубоко вздохнул.

— Дети мои, — притворно ласково заговорил он, — я вас понимаю, мне даже грустно делается, когда я думаю о вас. Как истинный мусульманин я от души сочувствую всем вам. Пусть будет что будет, я решил дать вам работу. Через два дня приступайте. Будем пока ткать запас, а потом аллах поможет.

Ребята радостно оживились, послышались возгласы:

— Спасибо вам, чалаби! Пусть аллах продлит вашу жизнь!

Саид Казим, не отводя от них пытливого взгляда, вкрадчиво продолжал:

— Но я не в состоянии платить вам, как раньше, пятьдесят пиастров в день… Убытки разорили меня. Вы будете получать только двадцать пять пиастров. Если, конечно, будете стараться, как прежде. Видит аллах, только ради вас я вновь открываю мастерскую…

Ребята растерянно глядели на хозяина, не зная, что ответить. «Двадцать пять пиастров? — подумал Мухтар. — Даже на хлеб не хватит».

— Что же вы молчите? Не согласны?

— Нет, нет, чалаби! — торопливо воскликнул Ахмед. — Я согласен! Спасибо вам! Я буду работать! — малыш подбежал к хозяину и, нагнувшись, поцеловал ему руку.

За Ахмедом последовали и другие мальчики. Только Мухтар, Ибрагим и еще несколько ребят постарше не тронулись с места. Саид Казим недовольно покосился на них, но ничего не сказал. Обернувшись к остальным, он произнес:

— Дети мои, сейчас я отпускаю вас домой! Погуляйте еще два дня, а в субботу приходите пораньше. Милость аллаха да будет с вами!

Ребята гурьбой пошли со двора.

— Смотрите не опаздывайте! — сказал Казим, провожая их взглядом.

— Не беспокойтесь, чалаби, они раньше муэдзина придут! — ответил за мальчиков сторож.

— Вот и хорошо!

Мальчики разбрелись кто куда, а Мухтар с Ибрагимом решили вернуться по домам.

У караван-сарая Аббаса им преградила путь большая группа горожан. По всему видно было, что люди сильно возбуждены, хотя сейчас они стояли молча и слушали чей-то голос: молодой араб громко читал приклеенную к стене прокламацию:

— «Братья арабы!.. Нас угнетали турецкие беки, теперь явились те, кто веками порабощает народы Индии, наших братьев в Египте, — отчетливо произнес чтец слова. — Кораном и мечом, золотом и коварством они хотят установить свое господство над нами! Не сдавайте оружия! Лучше умереть в борьбе с врагом, чем гнуть спину в рабстве! Смерть угнетателям! Смерть бекам, ростовщикам, прячущим хлеб от голодного народа!»

Чтец окончил, и все сразу зашумели, заволновались. Послышались возгласы:

— Верно! Сущая правда! Прежде грабили богатые турки, теперь инглизы хотят уморить нас голодом!

— Надо разгромить хлебные амбары, пусть торгаши не прячут зерно!

— Верно, брат мой, верно! — заговорила молодая женщина с ребенком на руках. — На нашей улице купец прячет в амбарах пшеницу, он ее продает по ночам, а мы умираем с голода. Пойдем, я покажу его дом.

— Пойдемте! — гневно зашумела толпа. — На виселицу его!

С криком: «Хлеба!», «Хлеба!» — люди, грозно размахивая кулаками и дубинками, двинулись туда, куда их вела женщина.

Худые, изможденные, в лохмотьях, они не шли, а бежали по широкой улице Муадама.

Мухтар присоединился к толпе.

Неожиданно с балкона затрещал пулемет. Толпа резко остановилась, точно с разбега наткнулась на невидимый барьер, люди вдруг метнулись в стороны, кто-то со стоном упал на землю. Мухтар инстинктивно прижался к стене дома, словно хотел слиться с этим неподвижным камнем.

Он увидел, как из-за угла вырвалась группа вооруженных всадников. Они кричали толпе:

— Расходитесь по домам! Расходитесь!

В воздухе сверкнули клинки. Люди бросились врассыпную, спасаясь от ударов.

Мухтар был не из робкого десятка, но сейчас и его охватил панический страх. Его потрясла эта неожиданная дикая расправа над голодными, безоружными людьми. Он бежал по улице, не в силах остановиться, и ему все мерещился настигающий его конский топот и вопли раненых.