Наше сотрудничество с Костиком выглядит шатким и непрочным, как деревянный туалет на участке у бабушки. Один неверный шаг, и утонешь по ширинку.
Но надо отдать Святоше должное: относится он ко мне с неизменным уважением, разговаривает вежливо и рассудительно, на провокации не реагирует.
Даже позволяет гулять по городу, уточнив, что это полезно для психологического здоровья.
Точно не для моего.
Потому что это – Англия.
И топаем мы по Лондону XIX века.
Всего слишком много. И все не то. Лица, звуки, запахи.
Я думал, что как только вырвусь из монастыря, мир придет в норму. Но вот я на воле и вот она «норма». Ничего не изменилось, подкат мне в пятки!
НИЧЕГО!
Я не вернулся в нормальный современный мегаполис.
Я опять не мужик.
Вокруг бродят люди в красивой, но старой одежде. Ползают кареты, и полностью отсутствует асфальт.
Мужчины выглядят еще нормально, их костюмчики даже приятны на вид. А вот женщины похожи на дирижабли, вышедшие погулять. С головы до ног, закутанные в шали, платки, ленточки. Больше всего меня волнует вопрос: не задохнуться ли там прекрасные барышни? На моих монашках и то меньше слоев одежды.
На каждом шагу встречаются нищие и оборванцы. Дети, женщины и старики в изодранных лохмотьях носятся по улицам, продают газеты, чистят обувь и просто побираются.
Что за нищебродство?!
Это же столица Великобритании!
Да я же был в Лондоне немногим больше двух месяцев назад!
Как он мог так быстро опуститься на самое дно прожиточного минимума?!
Вместо грандиозных зданий Пикадилли и Гайд–парка – суровые деревянные здания, напоминающие ларьки с шавермой. В центре города!
Где моя любимая Шафтсбери–авеню?! Почему на ее месте какие-то трущобы?! Грязно, сыро и воняет тухлой рыбой.
Гуглю в газете, что с экономикой страны. А там – объявление о трех свадьбах, пяти похоронах, куча объявлений о продаже негров и заметка о появлении королевства Бельгии на территории Люксембурга на последней странице.
Если верить газете, на дворе 1830 год. Обещают дождь и туман. Печатная простыня на двух листах пачкает мне пальцы, которые я незаметно вытираю об рясу Преподобного. Ему полезно для смирения, мне приятно.
Извилистые улицы доводят нас до Букингемского дворца. Этот, благослови Дюма, на месте. Жирный, квадратный, за резную решетку нас не пускают.
Но ни Биг–Бена, ни здания Парламента, ни Трафальгарской площади по пути не вижу. Богомол лишь недоуменно пожимает плечами на мое возмущение и вежливо настаивает не волноваться.
Что особенно бесит. Потому что он ни на секунду не выпускает меня из поля зрения.
Ждет, что побегу по бабам или вешаться. Не иначе.
И он совершенно прав.
Я ведь и, в самом деле, не собираюсь охотиться на демонов вместе с Константином. Глупое и опасное это занятие.
Я планирую сбежать от него и быстренько самоубиться. Перед этим, если повезет, повидать каких–нибудь исторических персонажей. Например, Дарвину подкинуть идейку о теории эволюции или Беллу настройки телефона сменить. Вписать свое имя в анналы мировой истории, так сказать. Увековечиться, отметиться и самоутвердиться! Вот вернусь в современный Лондон, подниму бумаги, а там – патент на все телефоны вплоть до айфона + железнодорожная льгота из-за изобретения моим предком (мной) рельс и шпал.
Да, да я нереально крут, приходится признать.
И должны же в этом городе найтись адекватные девушки. Пусть не фотомодели и блогерши, я готов понизить планку. Я не гордый. Поизучаю особенности местной флоры, изведаю романтику древности.
А если не срастется, всегда могу эпично утонуть в Темзе.
Но вот незадача.
Реки в Лондоне тоже нет.
Алиса, мать твою, что происходит?!
Вместо вод Темзы в глубину убегают отвесные скалы, теряясь в непроглядном мареве. Туман клочьями поднимается к поверхности, расползается по земле, цепляется за спешащих прохожих и свежими соплями обвисает на водосточных трубах. Воняет при этом так, будто тут несколько тысяч гастарбайтеров скинулись говнецом. Прямо в реку. И не смыли.
– Костик, почему дыра вместо Темзы? Куда ведет сия прелесть?
– Ты видишь? – удивляется Преподобный. Его практически нереально вывести из себя. Он настолько спокоен и так хорошо умеет контролировать собственные эмоции, что не поддается истерикам, провокациям и слезам со стороны. Его страсти непоправимо упорядочены. Тут я молодец, умудрился вытащить его из эмоциональной раковины.
Мы стоим на берегу предполагаемой реки. Я хватаюсь за перила набережной, мощенной неровным камнем, и стараюсь не упасть.
Прыгать расхотелось.
Какая ж это романтика, сигануть в туман?
– Вижу, конечно. Провал, еще и светится изнутри. Эйяфьядлайекюдль активизировался?
– Что?!
Это единственное название действующего вулкана, которое я знаю. Но прежде, чем я успеваю прочитать лекцию на тему «Почему надо изучить все источники пензы на Земле», Богомол говорит:
– Это проход в ад, – спокойно так говорит, как доброго утра желает. – Оттуда в наш мир тянутся демоны. Иногда – души мертвых.
Смотрю на напарника, жду, когда он рассмеётся. Напрасно. У Костика напрочь чувство юмора отсутствует. Лицо каменное, глаза щурятся в Темзу, руки в карманах, наверняка, в кулаки сжаты.
Я примериваюсь и с наслаждением плюю в бездну.
– Вы что делаете?! – пока Преподобный оттаскивает меня от ограды, с него слетает часть пафоса.
– Проверяю, приползет ли кто на мой зов, – довольно пожимаю плечами.
Этот полуразрушенный город – немного не то, что я ожидал увидеть. И мое неудовольствие вываливается на Святошу, не помещаясь в ослабленном от пребывания в монастыре организме. Надо встряхнуться, не дать себе утонуть в потоках накатывающей депрессии. И бедолага Богомол является великолепным средством поднять себе настроение.
– Это опасно!
– И давно тут этот провал?
– Всю мою жизнь. Обычные люди его не видят.
– А мы, значит, с тобой не обычные, – только сейчас замечаю, что малочисленные прохожие пробегают мимо особенно быстро. Будто опаздывая на концерт Стаса Михайлова, некоторые явно на Моргенштерна. Но этих лучше сразу утопить.
– Кроме меня его видел только отец Джонатан. Но он мертв.
– А он оттуда может вылезти?
– Сестра Литиция!
– Ну а что? Мы с ним расстались плохо. Надо бы попрощаться.
– Сестра…
– А насчет опасности… Если кроме нас все видят обычную воду, как думаешь сколько людей купается в Темзе, плюёт в нее и, даже страшно представить, писает!?
– Хватит, сестра Литиция! Вы говорите Богохульные вещи!
– Правду! Я говорю только правду! И не про Бога! А про ад. Получается адахульные? Нет. Демонохульные. Прикольно звучит.
Мне терять теперь нечего.
Нет. Сразу я не умру. Сначала убью кого–нибудь.
Благо, я боевой монашка. Боевая монах.
Черт.
– Вы не серьезны.
– А рыба там есть? – но Святоша уже уводит меня с набережной. За шиворот и очень настойчиво. – Ну, погоди! Я должен проверить! Я же рыбопродукты есть не смогу!
Но гаденыш оттаскивает нас все дальше. Он любит все просчитывать наперед, мыслить рационально и контролировать ситуацию. Малейшее исключение тут же стирается, возвращается на исходную. Как же весело будет довести его. Заставить сделать то, что хочется, а не то, что надо.
– Тех, кто её не видит, бездна игнорирует. За исключением тех, кто её зовет.
– Еще и зовет? – меня передергивает. Голосище, наверное, у этой штуки прескверное. – А можно мне аванс?
– Что?
– Это ипотека наоборот.
– Вы иногда очень непонятно говорите.
– Когда? – безжалостно ржу над Преподобным. Сколько можно быть вежливым с абсолютным говном? Я ведь провоцирую его безостановочно! В надежде, что он взбесится и бросит меня где-то в городе! И с какой стати он мне денег зажимает? Я взрослый самодостаточный мужчина. В женском платье. Мне нужен аванс за страдания.
– Всегда.
Присматриваюсь, Богомол дергает губами, а уголки глаз сложились гусиными лапками, он явно чем-то доволен. И до меня доходит:
– Ты слился с темы, хитроуж! Да как умело! – бью его по плечу. Не сильно. Так, чтобы он почти завалился носом на мостовую. Но Богомол – не зря насекомое, быстро выравнивается и ловит равновесие.
– Сколько нужно? – сдаётся начальник.
Вот он сейчас меня напоминает в день зарплаты. На этот вопрос следует невинно улыбнуться и ответить: «Сколько не жалко, дорогой».
– Сестра Литиция!
Черт, а на мне всегда работало. Богомол, все-таки, непробиваемая скотина.
– Три, нет лучше четыре оклада! – корректирую запрос.
– Вы очень самоуверенны.
– Исключительно на благие цели.
– Это на какие?
– Хочу в магазин зайти. За необходимой каждой женщине изюминкой.
Буквально через пару часов я становлюсь счастливым правообладателем нарезного «Рампара» системы Фалис, 22 калибра, с восемью граммами заряда порохом. Ружьё только-только поступило из Франции. Под большим секретом остроусый Шарль – владелец лавки хвастается, что такими ружьями вооружают армию Франции. Но меня привлекает в первую очередь его длина: 169 см. Чуть выше моего нового роста. И вес: 8,6 кг.
Чтобы зарядить это ЧУДОвище, необходимо разложить рукоятку и извлечь затвор. Вытащить камору, засыпать в нее порох и заложить пулю. Самозабвенно учусь этому еще два часа, забыв про Святошу и прочие неприятности.
А жизнь-то налаживается!
Константин крестит меня, ружье и, заодно, владельца лавки. Ему идея обороняться с помощью огнестрельного оружия не нравится.
Но в Лондоне 1830 года еще никто не ввел запрет на владение оружием, так, что я могу делать все, что душе угодно. Тем более, что аванс уже выдан.
Своего малютку я нежно называю «Эпик». Потому что у каждого серьезного оружия должно быть имя. Он пахнет железом и порохом.
Прячу его в особый кожаный рюкзак, который обходится в остаток моего будущего заработка.
За спиной распускаются крылья.
Черные крылья Апокалипсиса.
Сила моя не имеет границ.
Да я любого теперь на грелки порву, по углам распихаю.
Черный чехол за спиной отлично сочетается с монашеской рясой. Которую я собираюсь сменить на удобные штаны и куртку в самое ближайшее время.
Но перед магазином одежды Костик артачится и отказывается финансировать моё обновление. И, как любой порядочный антивирусник, я вынужден умолять. Приосанившись, опять вспоминаю жену-фотомодель и прошу её интонацией:
– Мне носить нечего. Не могу же я в одном и том же ходить постоянно! Имей совесть. Ты совсем обо мне не думаешь! Да я как оборванец выгляжу?..
– Сестра Литиция, вы только что заказали три серебряных пули. Умерьте свой аппетит, пожалуйста.
Черт, почему опять сбой-то?!
Вообще-то я десять пуль хотел заказать. Но одна серебряная стоит в двадцать раз дороже обычной, и мне, банально, не хватило денег.
Преподобная жадина и зануда не переставая жужжит над ухом, что вооружаться дело не только не Богоугодное, но и дорогостоящее.
Ладно, будем работать с тем, что есть.
Почти девять килограмм железа за спиной внушают уверенность и решительность.
Еще бы черную повязку, как у Рэмбо.
Я зловеще улыбаюсь:
– Начиная войну, не забудь одну вещь.
– Какую? – послушно спрашивает Константин.
– Мешки для трупов, – расплываюсь в довольной улыбке, поправляя своего нового любимца. Ну вот, немного тренировки, и даже Богомол станет нормальным мужиком.
Подать мне демонов!
Намечается, кое-что интересное.
Бабочка вьется вокруг статуи на краю городского кладбища под многообещающим названием «Костяные холмы». И почему мы бежим за крылатой ночью? Учитывая неблагоприятную обстановку в текущем Лондоне, я бы на улицу даже вечером не выходил. А прибавьте сюда светящуюся Темзу, которая совсем не река!
Монумент полностью облеплен мотыльками. Крылышки трепещут, делая фигуру похожей на оживший океан. В темноте океан кажется серым, живым и неприятным.
Константин бесстрашно бьет монумент рукой. И бабочки разлетаются. Это статуя Святой Марии. Заступницы всех детей. А возле нее сидит на коленях женщина. Наша клиентка Мариса. Мать мальчика, которого мы пытаемся избавить от демонов.
Пока мы проводили опасную операцию, эта дамочка смылась и пришла на кладбище.
Ночью.
Одна.