Нет. Она никогда бы не зашла в этот дом по своей воле. Хватит и того, что она в монастыре появляется по воскресеньям. Раз в месяц, правда. Но появляется же.
На сестре Литиции были черные походные штаны, рубашка и теплая накидка с прорезями по бокам. Она не выглядела благопристойной монашкой. А уже тем более канонизированной святой. Но, несмотря на это, стала ей пару дней назад, дифирамбы непокорной послушнице вылились в причисление к лику святых, упоминание в летописи королевской семьи и личной благодарности архиепископа Кентерберийского.
Но женщина тридцати пяти лет до сих пор больше походила на разбойницу или охотницу. Она и была охотницей. Охотницей на нежить.
– И вам не скучать, несчастные мои. Что притихли? Губёшки смяли? – приветствовала она женщин, вышедших ей навстречу.
Их было шестеро. Высокие стройные, миловидные, но слишком настороженные и запуганные. И Литиция смекнула, что явилась по адресу.
– Что привело вас к нам? – уточнила старшая из дам. В ее повадках сквозила королевское занудство и принципиальное мозгоёбство.
Литиция вздохнула, бросила еще раз взгляд на дом, в который не хотелось заходить. И пошла обнимать всех и каждого.
Дом был не просто большой. Он был огромен и состоял из двух десятков пристроек. Литиция насчитала 21, прежде чем сбилась. Каждая новая стена, окно, этаж выглядели по–новому. Будто человек, строящий его, пытался выделиться или самоутвердиться.
Из–за этого весь дом виконта Свароски смотрелся диким табором, готовым вот–вот разогнуть куриные ноги и утопать в манящую даль.
Литиция на месте дома так бы и поступила, скинув с себя две трети ненужного обременения.
Со всех сторон к дому полз вездесущий Лондонский смог. Он ластился к стенам, подтягивался на крыши и, будто облако, закрывал флюгер.
Преподобная чувствовала, что туман в этом месте неспроста настолько густой. Он тянется к грехам.
Пока же во дворе данного чудовища создавалась видимость радостной встречи.
Литиция была рада. Почти счастлива.
Женщины – тоже. Немного опешили, но, безусловно, воодушевились.
Две из них шепнули монашке «Беги», одна – «Помогите» и еще три попытались прошуршать по карманам.
Виконт был Богат, и последнее действие настораживало.
– Мне бы поговорить с господином Свароски, – проигнорировала все предупреждения сестра Литиция. В том числе и предупреждение интуиции и благословленного седалища, которое разве что не кричало о неприятностях.
Это её работа, в конце концов.
– Боюсь, виконт занят, вы не могли бы предупредить о визите в пис…
Литиция демонстративно распаковала свое ружьё. Длиной 1,69 метра и весом 8,6 кг. Она называла его «Эпик», потому что от его выстрелов тела раскидывало на эпические дали.
– Вы не можете войти с оружием! – через чур громко высказалась главная.
– У меня разрешение самого Господа нашего Бога. Или он для вас не авторитет? – мрачно сообщила сестра.
Дуло вежливо подвинула несговорчивую даму. Остальные отошли сами. Патрон в ружье был один. И никому не хотелось стать его счастливым обладателем.
Скрипнули ступени, приветствуя Преподобную.
Запели ржавые петли. В доме было темно и холодно. Камин не горел.
Литиция замерла на пороге, не зная куда идти.
– Я предупрежу, – мимо нее пронеслась девушка, заскочила в третью слева дверь, даже не затворив её.
Монашка крепче сжала ружье. Ее не звали в этот дом. И в комнату не позовут.
Вошла в грязный и убогий кабинет, с пошарпанной мебелью и детскими рисунками на стенах.
Мужчина сидел в кресле и вставать не собирался. Девушка шептала ему на ухо плохие новости, а он и не думал убегать.
Чувствовал за собой силу?
– Предложи гостье чаю, – распорядился хозяин дома.
Китнис Свароски был мужчиной красивым, моложавым. В свои 54 он выглядел лет на 30. Создавал впечатление утонченного и галантного человека. Его костюм сшили лучшие портные Лондона, но дорогая ткань светилась заплатками в нескольких местах.
– И позови констебля, дорогая.
Насчет галантен – забыли.
Литиция прикинула, что действовать придется быстро. Ее давно не разыскивают. Но проникновение в чужой дом – преступление.
А она не может уйти ни с чем.
– С удовольствием выпью чая и перекушу, – заявила монашка, усаживаюсь в кресло. – И переночую. У вас.
Свароски закашлялся.
– У нас нет места, – выдавил, переведя дух.
– Поищите. Могу с вами поспать, – предложила монашка. –Помолимся. Всю ночь.
– Как вас зовут?
– Сестра Литиция, приятно познакомится.
– Польщен.
– Мне некуда идти. А любой благочестивый гражданин Великобритании приютить монахиню обязан…
– Достаточно, – Свароски поднялся, прошелся по кабинету и заломил тонкие пальцы. Со следами колец. За его спиной вся стена была увешена рисунками. Детскими, если судить по корявости и уродливости. Он настолько хороший отец? Тогда, где крики детей?
– Что вам нужно?
– Крыша над головой.
Она была не сильна в соблазнении обнищавших мужчин. Но у этого было пять жён, он должен легко вестись на свободную плоть. Стоит хотя бы попробовать пролезть внутрь. Её еще никогда не подводило предчувствие.
– Сколько вы хотите?
– Только покой земной.
– Вас заберет полицмейстер!
– И вас. Вы же выгоняете меня.
– Идите в Ж…
– И оскорбляете.
Ай, как нехорошо. Сестра Литиция любила выводить предполагаемых пациентов из себя. Это обнажало их суть. Ей, к сожалению, не высылали запросы, как ее бывшему напарнику. Так уж повелось. Она находила своих жертв сама.
Вернулась дама с подносом.
– Есть не буду. Отсюда чую – мышьяк там разбавленный. А я только чистый потребляю.
– Да что вы сестра. Как можно.
– Итак, вернемся к нашим канделябрам. Вы позволили мне остаться?
Не позволил.
Литиция попыталась быть вежливой, но вести светские беседы было явно не её. Вот разметелить башку этому неприятному типу– с превеликим удовольствием. И все же она выцедила:
– Благодарю за гостеприимство.
– Не стоит, – Свароски оставался воспитанным джентльменом. Насколько это возможно, когда лезут к тебе за шиворот ледяными пальцами благочестия.
– Я с удовольствием благословлю весь ваш дом, – Литиция осмотрит все помещения. И здесь не могло быть сомнений.
– А не пошли бы вы…– слетел налет хорошего воспитания с хозяина особняка. Мужчина взял в руки трость.
– Уже пошла! – радостно возвестила Литиция. Надо лететь, пока тростью не прогнали. – Все сделаем в лучшем виде.
И понеслась по дому, поливая все углы святой водой. Заглядывая в самые темны углы, вверх по лестнице, по коридорам. Свароски пробежал первые три комнаты за ней, а потом махнул рукой и оставил ее на старшую из жен. Та следила за Литицией орлицей, явно надеясь, что монашка что–нибудь сопрёт, и её можно будет с чистой совестью посадить в Тауэр.
– А это точно не бензин? – спросила мелкая вихрастая голова, выглянувшая из-за угла. Мальчишка улыбался во весь рот.
– Иди отсюда! – шикнула старшая жена. Интересно, Свароски их так и называет: первая, вторая, третья или по именам?
– Но она странная, – вылезла вторая голова. Поменьше и с длинной косой, болтающейся над полом.
– А ружье можно потрогать? – высунулась еще одна мордочка, совсем маленькая. Максимум четыре года.
Литиция поставила бутыль со святой водой на пол и уточнила:
–Вы дети Китниса?
–Ага, – хором мяукнули малыши и вывалились в коридор. В ночных сорочках и с мягкими игрушками каждый.
Старшая надзирательница закатила глаза и попыталась увести детей. Но кто может сдвинуть с места гору заинтересованности?
– А чего не спите?
– Так мелких сначала укладывают.
– А вы уже большие, – кивнула гостья. Дети всегда говорят больше, – И много мелких?
Тройка замялась. Закатила глаза в поисках пауков на потолке. Насекомых там не было. В доме с пятью женщинами убираются на отлично.
– Что не так? –е больше заинтересовалась Литиция. «Вот здесь, недалеко», – пропищала чуйка.
– Раньше много было, – Буркнул старшенький.
– Это как?
– Болеют. Умирают, – быстро сказала старшая жена и прикрикнула на детей: – Бегом спать!
Литиция знала, как умирают в Лондоне, и попросила:
– Отведите меня в детскую.
– Вам туда не надо! – заявила смотрительница. И Литиции туда понадобилось в два раза сильнее.
Но в прохладном зале с двухэтажными кроватями кучковались дети от пяти лет и старше. По одной стене шли стеллажи с игрушками. Детей было много. Увидев в дверях Литицию, они повскакивали с кроватей и обступили гостью почетным кольцом. И вроде все выглядели прилично, обжимались с игрушками, но бросались в глаза дыры на коленках, кареты без колес, сабли с половиной лезвия, куклы без волос. Одинокая пирамидка из деревянных колец, собранная не до конца, но покрытая серой пылью. В этом необъятном доме потеряли младшеньких?
– А мелкие где?
– Умерли, – ответила сурово женщина из темного угла комнаты. Её замученные глаза жаловались на всех детей сразу и напрочь отбивали охоту материнства.
Ох, как. А Литиция то наивно думала, что для карапузов отдельную палату предусмотрели.
– От чего?
– Заболели.
– Чем?
– Простудой.
– Лечить не пробовали?
– Вам пара, сестра, – встряла надсмотрщица в содержательную беседу.
Дети уже ерзали, чуть ли не подпрыгивали. Они хотели поделиться информацией, но взгляды женщин их пугали и останавливали.
Тут нужна сила демонстрации.
– А можно я останусь? – монахиня лучезарно улыбнулась. Её ухмылочка свела с ума немало людей, и жены Свароски попятились.
–Зачем?
– Детям ружье покажу.
А вот и бомба.
Ужас на лице матерей можно было фиксировать и продавать, как образец идеальной хтонической паники, со дна которой можно закопаться только глубже. А крик – крутить саундтреком к первому января, если он у кого-то рабочий:
– Конечно, нет!
– Да!!! – фееричное пищание от детей со всех сторон.
– Да, – твердое от Литиции.
– Да!!! – согласие и старших и младших.
– Нет, – перекошенное лицо мамашки.
– Сестра – идите в… вон, – истеричное от сопровождающей.
Да, да. Так она и утопала. Гостья осенила крестом ведро с водой, набранной только что в бадье со свежим дождем, окунула метелочку и размашисто окропила помещение. Благо воды еще много, а тут явно нужен священный дух. Много.
Мощный плеск пришелся прямо в лицо сопротивляющимся дамам, заставив их захлебнуться возмущением.
Дети повысили громкость радости, и счастливо заплясали, ловя священнее капли.
Процедура продлилась от силы четыре минуты.
К её окончанию обе женщины рыдали.
Ну что за нафиг?! Чего Ниагару выплескивать на пустом месте?
Литиция проверила разряжено ли ружьё, и передала его детям. Слез на представительницах рода Свароски прибавилось.
– Она в подвале, – растирая носо–слизистый коктейль по лицу, сказала одна из дам.
– Кто?
– Тина.
– Показывай.
Оружие удалось отобрать только с третьего раза. И то потому что пригрозила молебном на всю ночь. Дети сначала обрадовались, а потом узнали, что такое молебен…
Привели ее в подвал. В сумраке тухлого помещения Литиция увидела клетку. А в ней запертую девушку. Грязную и заплаканную. Что-то это ей напомнило. Помнится, случай был…
– А ключи где? – голос монашки был полон пренебрежения. Как же её достали эти извращенцы.
–У Китниса.
–Вот петушило космическое, завел себе целый гарем куриц, да еще и рабыню в придачу. Сообразительный дядька. Мне б так жить. Но гада надо раскулачить, – Гостья изъяснялась странно, и женщина за решеткой так заинтересовалась, что даже перестала рыдать. А следующая реплика вызвала бурю негодования: – Пошли мужика твоего соблазню.
– Не надо! Нельзя! Нам самим мало! – зашипели женщины фуриями.
– А что с ней произошло? – смущающая ситуация. Негативный пример налицо, а тетки волнуются о конкуренции.
– У нее родился ребенок. Мертвый, – от сопровождающей.
– Неправда! Живой он! – из клетки с перерывом на всхлип.
– Уже мертвый!
Литиция только руки радостно потерла:
– Отлично! Как оперативно вы спалились. И кто же убил младенца?
Девка в клетке завыла. Тетка побледнела и шепнула:
– Китнис
– Все дороги ведут в Свароски, – кивнула монашка. И ружье расчехлила.
Реакция на оружие у баб не изменилась:
– Нет!!!
– Не убивайте его! Он не хотел!!!
– Он не хотел, чего? – в темноте заряжать ружье монахиня не любила. Но руки знали Эпика до последней насечки на стволе. Она могла собрать и разобрать любимого друга, даже если ей выкалят глаза.
– Есть детей.
– Чего?! – порох просыпался мимо ствола. Святые окорочка, она не ослышалась?! – ОН ЕСТ ДЕТЕЙ!?
От удара клетка сдвинулась на пару сантиметров. Прямо с девушкой. Литиция ударила повторно, и рукоятка ружья отломала огромный замок вместе с креплениями. Выглядела монахиня немного безумно и сильно пугающе.
Она вытащила пленницу, передала в руки тетке и метнулась в кабинет преступника.
Вышибла дверь. А Свароски ел.
ЕЛ МЯСО.
От запаха у Литиции в животе заворочался кишечно–пищеварительный тракт и попытался выползти через рот. Тело её дернулось.
Голодное дуло уперлось в лоб хозяину дома.
Китнис Свароски отложил нож и вилку. Вытер губы и спросил:
– Что-то произошло, сестра Литиция? Констебли уже мчаться, выпроваживать вас из моего дома.
Монашка оскалилась:
– Они как раз кишки твои успеют отскрести от пола.
Но не выстрелила.
Нельзя, распятья б ему в уши поназасовывать.
Если тело умрет, демон перенесется в новый сосуд. Ближайший. Так уже было. И Литиция об этом знает. Надо изгонять. Только тогда демоны убираются в свой радостный теплый ад и долго задницу не показывают.
Её лицо вытянулось в восторженном озарении.
– Точно! Это замечательный вариант! – И она отстрелила Свароски правую руку. Чуть ниже плеча, чтобы сердце не дай Бог не задеть.
Комната взорвалась салютом из человеческих составляющих. Литиция была на расстоянии 1,69 метра от преступника, но ее все равно обрызгало с ног до головы.
Мужчина закричал.
– А вот теперь, начнем, – она расставила священные предметы по местам. Иглой в лоб обездвижила и обеззвучила жертву, и приступила к чтению.
Одной проводить изгнание было тяжело.
Кроме беспрерывного чтения, необходимо было крестить демона. Держать с ним зрительный контакт. И параллельно следить за откликом пациента. На правильные строки одержимый будет показывать верхние клыки и скрючивать пальцы рук в красноречивые жесты.
Литиция бормотала псалмы на автомате, но считывать реакции до сих пор не умела.
Однажды ей пришлось перебрать все 150 молитв, пока не нашлась нужная.
Свароски дернулся на слове «есть».
Отчетливо.
– Обжорство, – прошептала Литиция. И изменила псалом. Так тоже делать было нельзя, демон мог вырваться из любых пут, когда рвалось священное песнопение. Но ее достал этот мужик.
Через тридцать минут все было закончено. Человек остался лежать на полу. Тихий, почти невинный. Но с отстрелянной рукой.
Литиция обошла комнату, понюхала мясо. Это оказалась банальная свинина. И налила себе стакан бренди из графина на столе. Понюхала. Умыться она не успела, каблуки констеблей простучали «бюрократические неприятности», и монашка перезарядила ружье. На всякий случай.
Пока разбиралась с полицией, наступило утро.
Очень хотелось спать. И Литиция осталась в доме Сварски. Достаточно быстро выяснилось, что уснуть там, где недавно ели детей, очень трудно, и монашка стала еще злее обычного. Детей/матерей отправила в монастырь, чтобы просветились и повеселились. И попыталась выпить чаю, вместо ужина, завтрака и обеда.
Семь женщин и десять детей.
Литиция предчувствовала благодарственное письмо от Старушки Авроры. А может быть и три.
Это же целая футбольная команда с запасными.
У нее же матч с Орденом Бенджамина на носу! Монашка подскочила и вылетела по направлению к родному монастырю. Но улетела недалеко. Вернулась через час. Забрать четки, забытые рядом с чашкой нетронутого чая. Но на месте их не оказалось.
Литиция замерла и прошептала:
«Я своих не бросаю».
В кабинете находился посторонний.