Длится третья неделя моего заключения в монастыре.
Да. ТРИ НЕДЕЛИ! Знаю, из комы быстрее выходят!
Я ставлю насечки на стене и зачеркиваю. Как граф Монте-Кристо. Только вместо сокровищ у меня – черная сырая ненависть.
Именно так должен выглядеть ад для нормального мужика.
Чистилище – это вам не кипящая сера и черти с вилами. Все намного скучнее: четыре стены, вокруг куча девственниц, а ты не можешь к ним прикоснуться. Потому что ты сам – баба.
Что тут вообще делать?!
Сотового нет.
Интернета нет.
Книг нет.
Пить нельзя.
Мясо нельзя.
Женщин нельзя.
Даже выйти нельзя.
После неудачного изгнания, меня признали свихнувшимся, юродивым, а, значит, отмеченным Богом и достойным усиленного внимания со стороны монашек. Еще и упырь Преподобный предупредил, что мне требуется «прощение, сочувствие и понимание». Спасибо, брат, теперь меня стерегут двадцать четыре на семь, без выходных и праздников. И не брат ты мне теперь, упырь.
Я тихо еду с катушек и тщательно готовлюсь умереть.
Свыкнуться с судьбой? Приноровиться к колготкам? Прожить счастливую жизнь монашкой?
Не смешите мои гетры! Где вы видели счастливую монашку? Ну, разве что в порнухе.
Алиса, подбери-ка мне самые приятные способы самоубийства. Что бы быстро, легко и эффектно.
Следуя логике перерождения, вспомнившейся пока перебирал молитвы ко всем подряд Богам, идолам и божествам – умереть, значит переродиться в следующем теле. Умру тут, воскресну в реальности.
Или не воскресну.
Все лучше, чем черно-белая идиллия нетронутых баб.
Но по направлению к вечному покою меня преследуют сплошные неудачи.
Попытался повеситься на простыне – сломал крюк для подсвечника. Получил по голове камнем с этим самым крюком и обжегся воском. Теперь у меня есть полочка, куда можно телик поставить. Да электричества нет.
Попытался утопиться, нырнув во дворе в фонтан. Ушел вроде с головой, но вытащили, сволочи. И даже простудиться не дали. Лукреция сама раздела и натерла спиртом.
В тот день был шанс напиться. Но небольшой. Сильно ли налакаешься с площади собственного тела?
Попытался выпрыгнуть в окно – оказалось у Лукреции хватка жестче, чем у трех сросшихся Тайсонов.
Да еще этот тотальный контроль. Нет ничего хуже, чем что-то для твоего же блага.
Ой-ей, а вдруг я бессмертен?! Не дай ты Бог!
Обычно, я не расстраиваюсь по таким пустякам, но перспектива пожизненного заключения в четырех стенах радужной совсем не кажется. Причин радоваться тоже не вижу, разве что бомбически вкусная жратва, особенно если добавить в нее мясо.
Где-то после сорок третьей попытки заколоть себя вилкой, меня посещает совсем молоденькая сестра Симона. От нее пахнет весной и капелью. Даже не верится, что она тоже лысая под балаклавой. На моей поляне, кстати, волосы заколосились. Пока редкими и тонкими побегами. Кожа под накидкой чешется просто зверски. Оказывается, девочки бреют маковки до зеркального блеска.
И кто после этого извращенец?!
Кстати, они бреют еще что-нибудь?
Черт. Я так до дембеля не доживу!
– Вас вызывает настоятельница Аврора! – кричит девушка, отмахиваясь от моих объятий.
Аврора – это Заведующая монастырем столетняя старушка. Сущая мать Тереза. Только соображает помедленнее. После каждого происшествия она отчитывает меня, как своего сына. Вернее, дочь. И так же безрезультатно.
– Всегда я к вашим услугам, – всё-таки умудряюсь чмокнуть прелестницу в щечку, от чего Симона возмущенно ахает и бессильно оседает на мою кровать. Просто поле несорванных ромашек.
И почему я без своей волшебной палочки?! Такую Алохомору бы ей наколдовал!
– Сам дойду, не трудись, милая.
И добавляю контрольный поцелуй в носик. Это позволяет покинуть келью и пройтись по монастырю без конвоя. Даже не теряюсь. Сестра Лукреция уже у настоятельницы, о чем на весь этаж оповещает ее возмущенный голос:
– Она не молится! Постоянно ругается. Трогает меня. Да что меня! ВСЕХ! Пришлось запретить ей мыться со всеми! Ваши методы не помогают, Преподобный!
Вот тебе на. А я думал, мы с ней душа в душу ладим! Уже три недели как она меня отмаливает каждый день. А тут такая подстава. Засланный казачок-то оказался!
– Она постоянно зовет черта и дьявола! Говорит непонятными… – доносится продолжение.
– Не стоит поминать лукавого…
Ого! Узнаю голосок.
– Не стоит поминать сестру Литицию, а с лукавым мы как–нибудь справимся! – фыркает Лукреция.
Я давлюсь от смеха и, решив, что подслушивать дальше не стоит, стучу в приоткрытую дверь.
Старушка Аврора тихо посапывает за своим столом. Запах резких духов, обычно следовавший за ней повсюду, сегодня перебит манящим ароматом табака. Рядом стоят три кресла. В одном уже устроился Преподобный. Около второго Лукреция нервно кусает губы.
– Благослови вас отец всемогущий, – растягивая слова как в песне, здоровается Святоша.
– И тебе здорово, Константин! – пожимаю ему руку. Как настоящему мужику.
– Отец Константин, – Пытается вырваться он.
– Кхм. Дмитрий, Черкесов Дмитрий, – отвечаю, усугубляя захват. Нежная длань гостя белеет. Не такой уж он и силач.
– Все еще думаете, что вы мужчина? – тычет свободной рукой на кресло Костик.
Не просто думаю, я и есть мужчина. Самый настоящий. Не то, что некоторые в красных плащах.
Отпускаю клешню Преподобного и, почесав затылок, киваю на дымящийся окурок, что лежит в пепельнице. Кто это тут у нас нарушает?
– Конечно. Не угостите ли сигарой?
– Вы же не курите, – сдавлено говорит Лукреция.
Святоша трет ладонь, выдаёт сигару и даже спички протягивает, но лицо спокойное. Просто Ленин в Мавзолее.
– Что еще я не делаю? – интересуюсь, с наслаждением попыхивая. Ого. Не коньяк, но хоть что-то. Сигареты, кальяны, стики и вейпы – все это детские игрушки. Сигары – вот настоящая эстетика табака.
Литиция краснеет. Так же, как и уши Преподобного.
С какой стати такая реакция?! Огни Москвы вживую, чтоб вас на поле только без трусов выпускали! Они же оба просто светятся от стыда.
Давлюсь, вдыхая слишком сильно. Легкие монашки в шоке от нового опыта.
– У Преподобного Константина к вам предложение, сестра Литиция, – подает голос старушка Аврора.
Ох, ты ж, не спит Преподобная. И зачем притворялась? Глаза у нее хитрющие, сразу видно: начальство. Ко мне так спонсоры, помнится, подкатывали: мы вам отслюнявим, вы нам оближите. Круговорот капитализма в потребительском обществе.
– Я забираю вас с собой. Будете помогать мне, – кивает Константин. Складывает ладошки вместе и утыкается в них лбом. Молится, что ли?
– Я уже одному батюшке помог, не боишься? – выпускаю пару колечек в воздух. Дым заполняет рот, клубится и скользит между зубами. Вкус прошлой жизни. Аромат сигары почти примиряет с происходящим. Неужели кубинская?!
Помнится, на Кубе замечательный ром. А в сочетании с поклонницами Че Гевары, просто космический.
– Тогда, забудьте, – Святоша поднимается. Весь его образ демонстрирует глубокую обиду и намерение свалить из кабинета, как можно скорее. Но его тормозит Лукреция, грудью преградившая дорогу к двери. Судя по шепоту и вытаращенным глазам, обещает она ему титул папы Римского, не меньше. Константин мнётся для галочки и возвращается. Но остаётся стоять.
Будь я на его месте, давно бы уже ушел. И из монахов тоже.
– Ты же не предполагаешь, что я буду гоняться за демонами вместе с тобой? – спрашиваю, лениво выдыхая дым. За три дня издевательств, я его почти в семью принял. А он прокатил меня. На три недели. На двадцать один день. А это пятьсот четыре часа, на секундочку.
– Витала такая мысль.
– Завитай ее обратно.
Он даже дергается от моего нахальства.
А ты думал, я пятками засверкаю от радости?
– В противном случае, вам придется всю жизнь провести в монастыре. Взаперти.
А это аргумент. Аргументище! Если учесть, что я за месяц шесть раз копыта от скуки пытался откинуть!
Одет Святоша опять в красную мантию. Вероятно, другого прикида у него нет. Волосы зализаны на затылок и прикрыты плоской шапочкой. И он так спокойно смотрит мне в глаза, будто пришел пивка попить, а не в охотников на нечисть рекрутировать.
– Но тут отлично кормят, – скребу я макушку.
Старушка Аврора расцветает от похвалы.
– Без права выхода в город, – Преподобный делает морду кирпичом. Можно подумать, он сам на воротах встанет и не выпустит. И не таких из штрафной выводили.
– Да ты кукловод со стажем! – меня бесит этот мужик.
– Это в ваших же интересах, сестра Литиция.
– Сомневаюсь, что удачный опыт твоего шантажа как-то положительно на мне скажется.
– Мы не можем позволить вам покончить с собой! – срывается Лукреция. Кричит. Лицо дикое и злое. И глаза на мокром месте. Она за меня волнуется? Неприступная ж, как Крепкий Орешек из шестой части!
– И хотите, чтобы меня прибил демон! – злиться на нее не получается. Все–таки, она тут мой единственный психотерапевт. И она такая милая.
– Сестра Литиция!
– Дмитрий Геннадиевич!
– Сестра!
Накричав на Лукрецию, чувствую некоторое облегчение. Сигара несомненно работает, даже понимая, что принесли её специально, чтобы сделать меня более сговорчивым. Но надо бы еще и коньячку налить. А без закуски и стопочки…
– Знаете, а идите к черту с такими предложениями! – выдыхаю дым Костику в лицо. Учитывая, что он стоит, а я развалился по подлокотникам, выходит не очень.
– Надеюсь, вы передумаете, – Святоша уклоняется в бок, обходя клок дыма.
Старушка Аврора качает головой. Лукреция, топает ногой и убегает вслед за красным плащом.
– Надеюсь, вы найдете дорогу! – кричу им обоим вдогонку. Невозмутимо добиваю сигару до конца. Это минут двадцать. И прощаюсь.
Аврора кидает на меня осуждающие взгляды и нервно стучит пальцами по столу.
На следующий день я, конечно, соглашаюсь. Посидите три недели в четырех стенах. Еще и не на такое, согласитесь. А я даже умудряюсь зарплату себе выбить. В десять фунтов.
ОКЕЙ, Алиса, уточни курс валюты на сегодня.
А то, как-то на меня косо посмотрели, когда я первоначально лям запросил. Привычка.