19. Поклонники

Просыпаюсь от громкого птичьего пения, солнца в лицо, чего-то длинного, упирающегося в лопатки и твердого плеча под щекой.

От хука слева Богомол успевает увернуться. От прицельного удара под колено – тоже. Зато мне на ногу падает ружье, которое я всё дежурство подпирал спиной.

– Вы проспали половину ночи, – заявляет Константин, отряхиваясь. – Помяли мне рясу.

– Почему не разбудил?

– Вам надо было выспаться. Пойдемте, сменим Пионику и Сэмуэля. Пусть тоже отдохнуть.

– Ты трогал меня, пока я спал?!

– Что за крамольные мысли, сестра Литиция.

– Я тебе не сестра! Хватит издеваться!

– Мы все немного нервничаем. Не переходите границы, – презрительный взгляд Константина замораживает до самых почек. Он поднимает оружие и протягивает мне.

Как же воняют все эти больные. Маска не даёт дышать, напирает переносицу и верхнюю губу.

Люди стонут и плачут. Просят о помощи. Кто-то просит о смерти.

Какое-то поле боя, честное слово.

Бесконечная смена повязок, мытье грязных тел, смеси лекарств и запах, запах. ЗАПАХ.

Всех умерших полагается вытаскивать на задний двор. Обычно в освещенном место зомби не встают, но это является разумной мерой предосторожности.

Сэмуэль и Константин носятся от тела к телу, принимая покаяния и раскаяния. А потом идут на улицу, отпевать умерших.

Возможно, второй вариант полезней.

Всё равно все умрут.

– Не говорите так. Вы убиваете надежду. А это последнее, что у нас осталось, – раздаётся голос Сэмуэля надо мной.

Преподобный выглядит также, как и при встрече: помятым и голодным. Но, видимо, он не может долго расслабляться пока другим плохо:

– Сестра Пионика справится. Она знает, как остановить распространение болезни. Она одна из лучших врачей на моей памяти. Не считая матушки Авроры.

– Вы знаете Аврору?! Да, старушка бы сейчас всем навтыкала!

– Поэтому не стоит их хоронить раньше времени.

***

Дни летят, сливаясь в поток боли и усталости. Через два дня я перестаю бояться заразиться. Через три – мёртвых. Человек привыкает ко всему, даже к зомби, выстроившимися ровными рядами на заднем дворе. Днем мы проверяем их состояние и хороним успокоившихся. Кресты сбиваем вручную из подвернувшихся палок. Ночью можно спокойно гулять мимо них. Если идти медленно, они никак не реагируют. Если дернуть кого-то за конечность, зомби, как правило, падают.

Прям моя Сборная на матче с Испанией в 2016 году! Такие же тополя! И не те, которые стреляют, а те, которые кроной колышутся, а стволами нет.

Они пытаются напасть только раз. Когда замечают в моем кармане бинт с запахом крови, что я позаимствовал из медицинского мусора. Исключительно в исследовательских целях.

Оказывается, восставшие не настолько безобидные. Кровь для них – красный флаг, к которому несутся сразу несколько тел. Грязные пальцы хватают источник запаха, и начинается драка за трофей.

Я быстро сматываюсь в церковь. Я, конечно, законченный оптимист, но тесно знакомиться с ними не намерен.

– И чего они разгалделись? – спрашивает Богомол. Его шум заботит не больше карканья ворон на улице. Он умудряется спать на полу в одежде и оставаться аккуратным, словно девятиклассница на экзамене.

– Кто их знает? Может, могилу не поделили? – отвечаю, почесав затылок. И тут же предлагаю: – Сходи, проверь.

– Сегодня ваша очередь дежурить, сестра Литиция! – обиженно заявляет Святоша, отворачивается к стенке и сопит.

Он еще не знает, что кровь на моем флаге мести принадлежит ему.

***

Следующей ночью я засыпаю очень долго. Рядом ворочается Пионика. Бормочет что-то про мир, воскрешение и спасение. Она добилась того, что новых больных больше не появляется. Это победа. Остаётся захоронить трофеи.

Монотонный стук давит на мозги. Что-то бьётся о стену.

Что живые, что мертвые, меня все достали по горло.

Хватит.

Я собираюсь закончить этот концерт.

Ружье холодом встречает руку.

Свечи ночью не жгут. И церковь освещает лишь блеск луны, пробивающийся в маленькие окошки на колоннаде.

В этом тусклом свете, посреди разлегшихся больных стоят двое.

У первого одежда отливает кровью.

Второй клонит голову на бок и подергивает рукой.

В сжатых ладонях Константина стучат черные бусины. Тихая молитва плывет по помещению.

Безобидный мертвец, который не может проникнуть в святое место, пускает слюни на Главного Богомола Великобритании. Изо рта у него торчит окровавленный бинт.

Выстрелить или дать ему возможность откусить Константину руку?

Взвожу курок.

– Помогите вывести его на улицу. В святом месте нельзя проливать кровь. Насильственная смерть опорочит церковь, – тихо предупреждает Богомол. Зомби дышит громче и шагает к нему.

– Он же уже мертв. Формально – это не убийство, – здесь около сотни больных, в основном женщины и дети. Мой небольшой акт мести должен был самоорганизоваться на кладбище, а не превратиться в террористическую деятельность. – Как он прошел внутрь?

– Думаю, кто-то принес его, – Константин перемещается, так, чтобы оказаться спиной к двери и медленно отступает. Мертвец двигается за ним. С той же скоростью. Ступая с той же ноги.

Я могу снести ему голову одним выстрелом. Перебудить всех и поднять панику, в которой люди начнут выбегать на улицу. А там возможно, ждут остальные непокойники.

Это ж надо так вляпаться! Да еще и в собственное!

– Кто решиться на такую глупость?

Константин так красноречиво смотрит на меня, что я даже в темноте чувствую его надменное недоверие.

– Я бы такую гадость в руки не взял! – признаюсь совершенно честно. – К тому же он тяжелый!

– Значит, ситуация несколько хуже, чем я думал!

Это он зря возмущается. Выходит громко. Мертвец дергается, внезапно ускоряется и тянет руки к Преподобному. Тот отпрыгивает к выходу, поднапрягается, открывая двери, и выскакивает на улицу, подтверждая звание прыгучего насекомого.

Зомби ковыляет за ним. Быстро и смешно. Ноги явно не слушаются, подволакиваясь при каждом шаге.

На улице нас ждут. Целая толпа покойников нестройно гудит и шевелится, уплотняясь к центру. Они явно что-то рвут в самой середине своего сборища. И я даже думать не хочу, что.

– Стреляйте, – приказывает Константин.

И я нажимаю на курок. Голову мертвецу сносит напрочь.

Толпа оборачивается и, зарычав, бросается к нам.

Внутри церкви кричат.

– Не выходить! – одним прыжком я оказываюсь в дверном проёме. Проверяю одну створку и готовлюсь закрыть вторую.

Соблазн оставить Богомола на растерзание велик, но я, все-таки, придерживаю дверь и даже отпихиваю в сторону особо быстрого зомби стволом ружья.

А потом кто-то толкает меня в спину, делаю шаг вперед, и двери за спиной захлопываются.

Сначала на меня налетает Константин, а потом толпа мертвецов. И дружно сминают меня в яичницу.

– Поэтому я не катаюсь в метро, – хриплю, прижатый толщей тел. Там и давка такая же, и запах такой же и звуки похожие.

И это страшно.

Клацают зубы, ломаются кости.

Зомби бесятся, как депутаты на дебатах. Слюни и лозунги летят в угнетающем количестве.

Окей, Алиса, если я сдохну, завещаю тело на нужды науки. Все равно не моё.

Константин перехватывает меня за талию, и, используя ружье как шест, выталкивает нас из гущи мертвецов.

– Твоя кровь провоцирует их, – тычу пальцем в порез на боку Преподобного и сбрасываю с себя пару мертвых рук, улетевших с нами.

– Псалом 69! – и эта фраза звучит, как приказ, но я с радостью подчиняюсь.


Поспеши, Боже, избавить меня, поспеши, Господи, на помощь мне.


Твари быстро разворачиваются на сто восемьдесят и прут в нашу сторону. Тянут к нам лапы, как самые преданные поклонники. С той же страстью в глазах и жаждой оторвать кусочек счастья.

Богомол щелкает четками и читает молитву, ежесекундно крестясь.

Я держу ружье, как посох и недоумеваю, на что он надеется. Надо бежать.

К концу первой же строфы на Святошу бросается мертвец.


Да постыдятся и посрамятся ищущие души моей! Да будут обращены назад и преданы посмеянию желающие мне зла!


Бросается и застывает, ослепленный светом.

Константин окружен сиянием. От каждого слова оно разгорается сильнее.

Я перемещаюсь к новоявленному паладину за спину и прячусь в его свете.

Ты, когда ультануть* успел, падла?


Да будут обращены назад за поношение меня говорящие: "хорошо! хорошо!"


Не знаю, как это работает, но останавливаются только первые ряды. Идущие за ними, света невидящие, напирают, подламывают замерших под себя и давят их с мерзким чмокающим звуком. И тут же перестают двигаться.


Да возрадуются и возвеселятся о Тебе все, ищущие Тебя,

и любящие спасение Твое да говорят непрестанно: "велик Бог!"


Константин начинает перемещение, и вскоре мы обходим скопление тел по дуге и прижимаемся к стене церкви. Добраться до дверей мешает груда покойников.

Я сжимаю левую руку в кулак. Чтобы Богомола разорвали на кучку мелких насекомых достаточно ошибиться лишь в одном слове.

И умереть вместе с ним.

Но главное, что меня сейчас волнует: чулки съехали к коленкам. Подтянуть бы.


Я же беден и нищ; Боже, поспеши ко мне! Ты помощь моя и Избавитель мой;

Господи! не замедли.


Молитва заканчивается, свет начинает тускнеть.

– Псалом №78, – смотрит на меня Преподобный.

Черт, там двадцать шесть строф и полное отсутствие рифмы!

Алиса, куда воткнуть фонарь, чтоб тоже так светиться?!

Вжимаюсь в стену плотней и произношу: …

Загрузка...