Вокзал Зверина, новые его корпуса, предназначенные для высоких сословий, поражали монументальностью. Нечто подобное Никлас чувствовал единственный раз в жизни, когда был в Луксоре — там тоже архитектура словно подавляла, как будто показывая человеку его ничтожность на фоне больших форм.
Людей на вокзале, граждан первой категории, оказалось немало. Что, впрочем, из-за широты и размаха помещений совершенно не ощущалось. Разительный контраст с той гремящей толкучкой суеты, с которой Никлас сталкивался на перронах Каира, Дакара и Танжера.
Следуя по широким проходам и залам, Никлас с интересом осматривался по сторонам. Первый раз в жизни он видел такую роскошь и комфорт — вроде бы ненавязчивые и без аляповатости, но и без этого поражающие воображение.
Осматриваясь, он параллельно отмечал, что их троица привлекает нешуточное внимание. На них оборачивались, кто-то даже останавливался, словно на стеклянную стену наткнувшись. Неудивительно: вокзал — это место, где сталкиваются и пересекаются самые разные культуры и слои общества, пусть даже и помещениях только для первого гражданского класса. Никлас сам примерно так же реагировал на жителей полиса в Таррагоне, впервые оказавшись среди беспечных и смелых в одежде людей.
Основное внимание, конечно, обращали на себя Катрин с Маршей. Девушки вышагивали рядом с ним так, как Никлас до этого видел только в синематографе: обе грациозные, длинноногие, уверенные в себе. Обе сейчас катили по небольшому чемодану — нашлись в доме-убежище Катрин, и для создания цельных образов на них были сделаны тканевые чехлы, черный и белый. В одном из маленьких чемоданчиков сейчас был убранный рюкзак Никласа и немногочисленные вещи Катрин, во втором — некоторые вещи Марши, все что влезло. Розовый ее чемодан — как заметная примета, был выброшен еще по дороге, чтобы не оставлять его в Грайфсвальде как улику.
В общем, на них смотрели с интересом, отчего Никлас чувствовал себя крайне неуютно, как на сцене. Навигация в здании была одновременно ненавязчивой, но в то же время весьма заметной, поэтому к своему облегчению он даже без помощи и подсказок Катрин нашел кассы Минской железной дороги.
Впрочем, кассы — неправильно сказано. Указатели привели Никласа (а перстень на пальце послужил допуском) в большой комфортный зал ожидания, где играла приятная музыка, сопровождаемая журчанием нескольких фонтанов. Здесь Катрин — сделав вид, что не может сдержать порыв нежности, приобняв и прижавшись так, что у Никласа за мгновенье в горле пересохло, рассказала куда ему идти. Несмотря на живую чувственность движений, шепот внучки рейхсграфа при этом звучал сухо и деловито.
Никлас повернулся к Катрин, и картинно чмокнув губами, развернул ее и легонько шлепнул по ягодице, направляя в сторону диванов зоны ожидания. Подспудно ожидал возмущения, даже пощечины с разворота, но нет — Катрин спокойно двинулась в указанном направлении, взяв под руку Маршу. Никлас же направился в сторону отдельного кабинета, огороженного едва заметной стеклянной перегородкой.
В то, что за столом там сидит кассир продающая билеты, сам бы он — по крайней мере сразу, без полученной от Катрин подсказки вряд ли догадался. Едва Никлас закрыл за собой стеклянную створку двери отдельной секции, как прозрачные стены приобрели молочно-матовый оттенок, ограждая помещение от чужих взглядов.
— Добрый день, — с улыбкой поднимаясь из-за стола, приветствовала его красивая девушка в серой с красными вставками униформе.
Не ответив на приветствие, Никлас прошел по кабинету, осматриваясь со скучающим видом. Присел, подождал пока девушка тоже присядет, только сейчас посмотрел ей в глаза.
— Здравствуйте…
Никлас сделал паузу и положил правую руку на стол, так чтобы оказалась видна его печатка, а сам глянул на нашивку на униформе с именем: «Есения Кайгородова».
— Здравствуйте, Есения. Имею желание уехать сегодня в Вильно утренним поездом без предъявления документов и за наличный расчет.
Говорил Никлас на русском, но старался делать это излишне вычурно и с едва заметным акцентом. Чувствовал он себя при этом практически спокойно. Чуть напряжен — да, ситуация располагает. Но когда он только что в обнимку с двумя полуодетыми спутницами шел под всеобщими взглядами, испытывал при этом несравнимый, гораздо более сильный дискомфорт.
Девушка-кассир — от Никласа это не укрылось, осмотрела его оценивающе. Ну да, он ведь продемонстрировал кольцо черной аристократии — известной своей бедностью и гонором. Катрин и вчера, и сегодня за проведенное в пути время его в этом просветила. И Никлас понимал, что сейчас у собеседницы возникла небольшая проблема — Катрин об этом тоже упоминала: кассир должна сообщить ему цену билетов так, чтобы не поставить потенциального пассажира в неловкую ситуацию.
— На сегодняшний поезд в Вильно остались только билеты класса люкс, господин…
— Алексей Кириллович. Для вас просто — Алексей. Да-да, я прекрасно знаю, что люкс дороже первого класса, но давайте не будем вмешивать в нашу приятную беседу эти презренные бумажки и уже перейдем к делу.
Никлас, издерганный переживаниями, вдруг нашел решение — он повел себя так, как вел себя его первый наставник. Даже его интонации и выражения начал использовать.
Есения в этот момент кивнула с едва заметным облегчением. Все верно, как и говорила Катрин: в курсирующем через день из Зверина в Вильно поезде перед отправлением билеты первого класса как правило все были выкуплены, при этом класс люкс всегда оставался. Разница в цене все же отличается на порядок, люкс — это не просто дорого, а очень дорого.
— Вы один?
— Не женат, если вы об этом, — натянуто улыбнулся Никлас.
Сказал, и вдруг просто захотел быть собой, просто купить билеты. Жалея, что послушал Катрин и начал изображать из себя черт пойми кого: улыбка вместе со сказанной фразой дались ему сейчас сложнее чем выстрел по бегущему рейдеру во время нападения на конвой.
Есения же смотрела на Никласа с нескрываемым интересом. Девушка определенно пока его не разгадала, хотя наверняка пыталась понять, кто именно перед ней — действительно богатый представитель черной аристократии, или же пускающий пыль в глаза студент, сорвавший куш и решивший гульнуть на полную катушку.
— Я не про ваше семейной положение, сударь. Вы поедете в одиночестве?
— Господи, вы об этом, — махнул рукой Никлас. — А я уж было начал надеяться и поверил в себя… Нет-нет, я еду с двумя шлю… ох простите, с двумя подругами.
Копируя манеру поведения первого наставника, общаться стало легче. Но при этом, постепенно повышая градус беседы, Никлас начинал все больше нервничать. После последней фразы лицо Есении, кстати, почти не изменилось — судя по всему, не первый раз наблюдает подобное. Заговорила она прежним деловым тоном, безо всякого возмущения:
— Я обязана вам сообщить, что как только вы сядете в поезд Минской железнодорожной компании, вы будете нести полную ответственность за своих спутниц по законам…
— Да-да-да, можете не продолжать, — махнул рукой Никлас с утомленным видом. — Пока не забыл, еще я бы хотел перевезти в Вильно свою машину.
— Номер машины?
— Слушайте, а я и не помню. У самого входа стоит на парковке второго этажа. Черный джи-ваген, ошибиться невозможно, — положил ключи на стол Никлас.
Уточнять ничего Есения не стала, просто забрала ключи.
— Имена ваших… подруг?
Вопрос застал Никласа врасплох. Он просто не знал, что отвечать — в животе вдруг ухнул неприятный комок, в горле снова пересохло.
— Вы не знаете их имена? — удивленно подняла брови Есения.
— Я называю их зайками, — пожал плечами Никлас, чувствуя, как позвоночнику стекает капелька пота. — Так, знаете ли, гораздо проще с ними общаться. А зачем вам их имена, я ведь сказал, что хочу…
— В систему данные я не вношу, но на каждом билете мне необходимо указать имя, я запишу его от руки.
— Запишите как «девица Аглая Черная» и «девица Розалинда Белая», — произнес Никлас первое что пришло в голову, очень надеясь, чтобы Есения не увидела капли пота, которые он уже на виске чувствовал. На удивление, Есения продолжала вести себя совершенно спокойно. Охрану не вызвала, а просто кивнула и взяв три бланка, вписала от руки все названные имена. Лишь губы ее тронула едва-едва заметная улыбка. Похоже, девушка пришла к выводу, что перед ней не богатый, а именно сорвавший случайный куш черный аристократ.
— С вас одна тысяча сто двадцать пять рублей.
— В марках если?
— Три тысячи двести пятьдесят одна марка и двадцать пять пфеннигов, — быстро перевела Есения по курсу валют.
Семь купюр по пятьсот марок легли на стол. Для этого Никлас отлип от спинки — в буквальном смысле, потому что спина у него уже была вся мокрая от пота.
— Нет-нет, сдачи не нужно, отправьте в любой благотворительный фонд, в нашем мире много нуждающихся, — широким жестом остановил он девушку, когда она открыла ящик стола.
— Как вам будет угодно, — спокойно кивнула Есения, определенно привыкшая к подобному. Зато сам Никлас к такому совершенно не привык — отдав только что почти всю имеемую наличность, не забрать сдачу для не оказалось непросто. Но, соответствие образа — за все надо платить, а о необходимости для этого оставить сдачу Катрин его отдельно предупреждала.
— Сударь, вот ваш билет, вот билеты ваших… подруг, — привстав и наклонившись через стол, Есения положила перед Никласом глянцевые картонные прямоугольники с вензелями.
— Ох, вы покраснели! — заметил он румянец на ее щеках. — Неужели, неужели я наконец увидел настоящие чувства в этом насквозь порочном мире! Сударыня, будьте добры ко мне, оставьте свои контакты, чтобы я смог вам хотя бы написать!
Никлас выпалил эту тираду сам не ожидая от себя, и уже был готов провалиться под землю. Но со все возрастающим удивлением он отметил, что румянец на щеках девушки стал ярче, а сама она смущенно потупила взгляд.
— У вас уже есть две подруги, сударь, — слово «две» Есения выделила особо.
— Пфф, бросьте, это же только для статуса! Показатель того, что у моего папеньки есть немалая сумма денег на счетах. Он купил мне черный перстень, диплом, друзей и даже подруг — и требует от них отчета о моих любовных победах, надеясь таким образом воспитать из меня мужчину. Я же просто играю выделенную мне роль, чтобы меня не засмеяло общество. И знаете, я ведь благодарен отцу, что он купил мне сразу двух подруг, — Никлас, как и Есения, выделил слово «двух» особой интонацией. — Им вечерами не скучно, развлекаются друг с другом, а сам я могу в это время заниматься своими делами…
Есения вдруг покраснела до кончиков волос — похоже, ремарку про «развлекаются друг с другом» поняла на свой лад. Никлас сам только что понял, что сказал и поразился, как он вообще подобное мог вслух произнести. Заговорил, пытаясь выправить ситуацию:
— Например, пока девушки смотрят сериалы, я перечитываю классику. Вот вы как считаете, кто интереснее как герой — Курагин или Вронский?
— Мы смотрим на личность, или на обстоятельства?
— Вы подводите к тому, что вам интереснее Печорин?
— Я этого не говорила.
— А вы верите в любовь с первого взгляда?
Сердце Никласа, по ощущениям, колотилось в самом горле, пальцы ощутимо подрагивали. Он сейчас, как и шесть лет назад, впервые переступал границы страха — особого, нового и неизведанного ранее страха. Чувствуя при этом как кровь полностью отхлынула от лица и ощущая в ногах предательскую слабость.
— Сударь, у меня есть для вас важное сообщение, — румяная от смущения Есения перешла на сухой деловой тон, разворачиваясь в кресле. — Прошу, посмотрите и внимательно прослушайте
Никлас посмотрел за спину девушки. Где, только что активированная, загорелась сдержанным светом карта центральной и восточной Европы с линиями имперских железных дорог.
— Ваш маршрут до Вильно будет проходить по диким землям, поэтому я должна предупредить вас о правилах поведения во время поездки…
Никлас смотрел на карту и пропускал дежурные правила поведения мимо ушей. В Танжере были лекции по положению дел в Московской империи, курсантам рассказывали и про блеск городов, и про широкие безлюдные пространства, и про промышленные кластеры; говорили и о пустошах диких земель, которые территориями Империума считались только по пограничным столбам у крепостей-форпостов.
Заросшее лесами великопольское дикое поле — пространство между Одером и Вислой, где до сих пор можно было встретить крупные стаи ксеносов, к Империуму де-юре было присоединено уже давно. Но никто эти земли в ближайшее время не собирался зачищать — это была самая настоящая полоса отчуждения широтой в несколько сотен километров. Серая зона безопасности Москвы, которая оградилась ею от Нового Рейха и Смартмассы.
Все это Никлас знал, знал и полагающиеся правила безопасности, в А-Зоне кстати гораздо более строгие. Он сейчас, глядя на карминовые губы проводящей дежурный инструктаж девушки, думал совершенно о другом. Размеренно вдыхая, успокаивал чувства — пришедшие в полный раздрай после всего того, что он только что здесь наговорил.
— Сударь?
— Да? — отвлекся от мыслей Никлас, глядя в глаза Есении.
— Вы несете полную ответственность за своих спутниц. Я могу дать вам с собой памятки, и вы их с ними ознакомите, либо же позовите девушек ко мне для инструктажа…
— Я бы позвал вас с собой на море, — нырнул Никлас, почти против воли, в очередной омут. — Как только решу ряд жизненно важных вопросов, так сразу бы и позвал. Вы были на Ибице?
На Ибице сам Никлас не был, только слушал восторженные рассказы сокурсников об острове, превращенном волей Сверхразума в площадку вечного праздника. На вопрос Есения не ответила. Но, неожиданно, взяла его билет и дописала что-то на обратной стороне, после чего положила глянцевый прямоугольник обратно. Никлас забрал все три билета и едва не оцепенел, увидев на своем написанный на обратной стороне семизначный номер.
— Мой телеграмм. Пишите, но в Вильно я буду не раньше следующей недели, — произнесла смущенная Есения почти не глядя на Никласа.
Поднявшись, он демонстративно прижал билет к груди, и с полупоклоном отошел от стола. Двигался сначала спиной вперед — по ощущениям, мокрой насквозь от пота. Только прилично удалившись от стола, послал девушке воздушный поцелуй, развернулся и вышел не прощаясь.
Закрыв за собой дверь, незаметно перевел дыхание. Ему просто не верилось состоявшийся только что разговор, в мыслях царил сумбур и раздрай. Когда подошел к диванчикам, взгляд Катрин из-под вуали источал беспокойство, она заметила его состояние. Никлас, стараясь сохранять спокойствие и не замечать липкой и мокрой от пота спины под кителем, бросил билеты девушек на диван. Сам же обернулся к огороженной стеклянной перегородкой комнате. Увидел, что стены вновь стали прозрачными, заметив короткий взгляд Есении. Показал ей свой билет и поцеловал, прежде чем убрать в карман — девушка при этом смущенно отвернулась.
— Девица Розалинда Белая? — вдруг прошипела Марша, увидев свое имя на билете.
— Воу, а это что? — не обращая на нее внимания, посмотрел Никлас на картину на одной из стен неподалеку, где в зимнем лесу были изображены всадники в странных высоких головных уборах верхом на медведях.
— Всадники на медведях, — пояснила очевидное Катрин. — Популярная культурная и туристическая тема в Империуме, используются и в рекламе Минских железных дорог.
— Так что, они реально существуют? — удивился Никлас, который считал истории про медвежьих всадников байками.
— Нет конечно, — фыркнула Катрин. — Один из мифов о Московии.
— Ясно, я так и думал. Так, ладно, девочки, встали и пошли, — изменив тон, широким движением увлек спутниц за собой Никлас.
Выходил из зала ожидания с облегчением. Похоже, он справился. Далеко не факт, что их не узнают, не факт, что по их следу сегодня де не направят ищеек Пути. Но для того, чтобы — по плану Катрин, этого не случилось, он сделал все что от него требовалось и даже немного больше.
Покинув зал ожидания — отдав чемоданы носильщикам, все вместе прошли к платформам. Здесь Никлас с трудом удерживал надменно-скучающий вид, очень уж их уже поданный к перрону поезд отличался от ранее им виденных.
Локомотив — в серой окраске с красной полосой, напоминал перевернутый небольшой эсминец; пассажирские вагоны привлекали внимание заметным бронированием. Бронещиты сейчас, правда, были подняты открывая окна. На боевой платформе второго вагона Никлас заметил, что пулеметные стволы задраны вверх и зачехлены. Этот поезд ходит через дикие земли — весь его вид кричал об этом.
В середине и хвосте состава толпились люди — пассажиров на этом поезде, как и говорила Катрин, всегда немало. Кроме пассажиров класса люкс, для которых выделено целых два вагона, иногда остававшихся целиком пустыми. Никлас хотел было уже направиться в вагон, как вдруг услышал позади странные звуки — охарактеризовав их как мягкий скрежещущий перестук. Одновременно заметил, что взгляды обеих девушек направлены ему за спину.
Сильных эмоций в глазах спутниц не было видно, поэтому обернулся Никлас довольно спокойно. Но едва обернулся, как спокойствие мгновенно исчезло.
— Боже милосердный! — невольно вырвалось у него, когда он увидел кто именно приближался к нему со спины.
Странный звук оказался скрежетом когтей по перрону: к Никласу, в сопровождении двух человек в серо-красной форме, приближался самый настоящий боевой медведь, одетый в броню с опознавательными знаками Минской железной дороги. Как раз сейчас медведь, не замедляя шага, обернулся и внимательным — по-настоящему человеческим, разумным взглядом, мимолетно осмотрел Никласа.
Огромный зверь уже давно прошел мимо, а Никлас — остолбенев и оцепенев, все продолжал смотреть ему вслед.
— Ты же сказала, что медвежьи всадники — это выдумка? — повернулся он к Катрин.
— Да.
— А это тогда что? — показал Никлас вслед уходящему медведю. — Галлюцинация?
— Ты видишь на нем наездника? — удивилась Катрин. — Медвежьих всадников не существует, я тебе так и сказала. Если же ты хотел узнать, правда ли что на землях Москвы живут разумные медведи, так бы и спрашивал.
Договорив, Катрин взглядом показала в сторону вагона, явно намекая что пора бы и садиться.
— А, да, — еще раз глянув вслед уходящему монстру, негромко пробормотал впечатленный донельзя Никлас и усилием снова вернулся в образ: — Вперед, вперед, девочки, не стоим! — развернув и похлопав по ягодицам Маршу и Катрин, он потащил обеих за собой в вагон.
Слыша искреннее возмущение — замаскированное под неискреннее жеманство, он подумал, что ему понемногу начинает нравиться роль скучающего бонвивана. Особенно учитывая произошедшее недавно в кассе. Часто, конечно, подобное не провернешь — никаких нервов не хватит, но надпись на билете грела, заставляла сердце биться сильнее. Не потому, что он воспылал горячей симпатией к Есении Кайгородовой — понимал, что никаких возможных перспектив их знакомство просто не имеет; сердце билось сильнее потому, что у него получилось в ходе непринужденной беседы получить телефон такой невероятной красотки, что радовало просто не вероятно.
«Никлас, который смог», — сказал он себе мысленно.
Такой радости он не испытывал даже тогда, когда на торжественном построении колонель Дарлан крепил ему на китель две медали — Крест Воинской доблести и Крест Военного ранения.
— Никлас, соберись, — вдруг прижавшись вплотную, шепнула ему на ухо Катрин. — Ничего еще не кончилось, все только начинается.
— Я знаю, солнце, я знаю! — широко улыбнулся ей Никлас.
Настроение было настолько приподнятым, что он бы сейчас, по ощущениям, даже недавно увиденного бронированного медведя заборол. По крайней мере бы попытался.