2133: Путь (СИ)

Глава 18

Глядя внутрь пышущего жаром круглого жерла, в глубине которого исходила паром красно-оранжевая тягучая жидкость, Никлас наморщил лоб.

— Это можно есть? — подняв взгляд от керамического горшка спросил он у Катрин, потому что именно она посоветовала ему заказать солянку.

— Нужно.

— Мне кажется, этот суп слишком жирный.

— Тебе кажется.

Вздохнув, Никлас опустил ложку в горшок и помешал, наблюдая в густой красно-оранжевой жидкости куски охотничьих колбасок, сосисок, самое разное мясо, оливки, дольку лимона, соленые огурцы, причем все это было сдобренное немалым количеством насыпанной сверху мелко порезанной зеленой травы.

— А это что такое? — поднял он ложку, показывая траву Катрин.

— Укроп. Ой да не хочешь не ешь, давай мне!

— Я попробую. Но выглядит это очень тяжело для желудка.

— Вот уж не думала, что ты такой привередливый.

— Я однажды ел почти сырое мясо даже без соли, утоляя голод. Но в данном случае…

— Николя, вы не в своей Африке. Здесь своя атмосфера, — фыркнула Марша. Перед ней как раз поставили тарелку с зеленым супом, в котором плавали белоснежные прожилки.

— Это что? — поинтересовался Никлас.

— Щавелевый суп.

— Щавечто?

— Щавель. Трава такая, с кислинкой.

— Ясно. Но я вообще вот про это, белое.

— В горячую воду разбивают яйцо и перемешивают, — пояснила Марша.

— Ясно. Понятно.

В ресторан с вывеской «Корчма» они зашли обсудить предстоящую беседу с жандармским инспектором. Ну и пообедать решили, раз уж случай выдался. Марша, только сейчас сняв закрывающий лицо платок, отложила его в сторону и принялась за свой травяной суп. Катрин тоже заказала себе солянку и сейчас дула на ложку, пытаясь остудить содержимое.

Стол они выбрали в самом углу, Катрин еще и села в тени — развернувшись обезображенной шрамами стороной лица к стене. А вот Марша сидела с краю скамьи и привлекла внимание своими губами даже в царящем зале полумраке. Повышенное внимание.

Через стол, почти в центре зала, сидела компания студентов — человек восемь, оценил Никлас. Да, две девушки, шесть юношей — и один из них сейчас негромко загудел, выпятив губы. Сразу же раздался сдержанный смех остальной компании. Похоже, губами Марши там оказались впечатлены все, незнакомые — или наоборот знакомые с актуальной модой технополисов.

Марша этого внимания к себе не замечала. Катрин тоже не смотрела на студентов, а уже начала рассказывать, что думает по поводу предстоящего общения с Горчаковым. Никлас слушал внимательно, изредка посматривая на компанию студентов. Которые, вместо того чтобы пошутить разок и успокоиться, начали эксплуатировать тему больших губ, стараясь получить как можно больше веселья.

Никлас и сам откровенно не одобрял «гудок» Марши, как называла ее губы Катрин. Но гораздо более он не одобрял того, что сейчас делают наглые студенты — которые постепенно смеялись и кривлялись все громче и активнее. Настолько активнее, что Марша это заметила — и когда она обернулась в сторону веселящейся компании, все демонстративно сделали вид, что не смотрят в ее сторону.

Лицо купеческой дочери изменилось — она вдруг поняла, что недавние раскаты смеха были связаны с ней. Один из студентов сейчас как раз, чувствуя ее взгляд, максимально выпятил вперед сложенные в трубочку губы и по-утиному шамкая обратился к сидящей напротив девушке. Та, кстати, единственная из компании не смеялась, а наоборот — как отмечал Никлас, периодически старалась урезонить остальных, явно смущенная. Попыталась и сейчас, но безуспешно — новый взрыв смеха раздался громче прежних.

— …а во лбу звезда горит! — продекламировал один из веселящихся студентов так, чтобы было слышно. Намек, конечно, совершенно прозрачный — на вживленные в кожу лица Марши бриллианты, один из которых поблескивал прямо в центре лба.

Катрин замолчала. Марша сидела, опустив взгляд в стол, щеки ее горели румянцем. Подошла официантка, снимая с подноса глубокую миску с заказанным Никласом салатом.

— Мадам… Эдита, — прочитал Никлас имя официантки. — Позовите, пожалуйста, директора ресторана.

— Что случилось? Может быть я могу помочь? Вам не понравилась наша солянка? — не на шутку напряглась женщина, выдав сразу череду вопросов без пауз.

— Нет-нет, с солянкой все отлично. Скажите директору, что нам нужно серьезно обсудить вопрос компенсации. Очень вас прошу.

Никлас приподнял над столом сжатый кулак, демонстрируя свой перстень черной аристократии рейха.

— Как будет угодно ясновельможному пану, — кивнула официантка.

Увидев перстень, она напряглась еще больше и торопливо ушла. Никлас же вздохнул, зажмурился, чувствуя накатывающее абсолютное спокойствие единения с уходящим на периферию сознания страхом. Открыв глаза, посмотрел на Катрин.

— Какую компенсацию ты хочешь обсудить? — спросила внучка рейхсграфа.

— Компенсации мы будем обсуждать позже. Сейчас время поговорить об ущербе.

— Что? — не поняла Катрин.

Никлас улыбнулся. Эту фразу иногда повторял его первый наставник, и ему сейчас впервые выпала возможность сказать ее самому. Взяв горшок со все еще обжигающе горячей солянкой, Никлас поднялся и двинулся ко столу студентов. Они, похоже, столь смело смеялись потому, что не принимали его всерьез — как не приняла его всерьез и Марша, впервые увидев в особняке Брандербергера.

Студент, который только что активнее всех вытягивал губы трубочкой, уверенно и с насмешкой смотрел на подходящего Никласа. Будто бы спрашивая: «Ну и что ты мне сделаешь?»

Горшок с солянкой ударил ему прямо в лоб. Заливаясь жирным горячим супом и криком, студент спиной вперед завалился вместе со стулом. Второй, который недавно пальцами оттягивал нижнюю губу, заорал гораздо громче первого — потому что Никлас, схватив со стола вилку, пришпилил ему руку ко столешнице.

Мелькнули рядом острые ногти — одна из студенток, вскочив на ноги, попыталась вцепиться ему в лицо. Ее Никлас оттолкнул, так что та отлетела на несколько метров и покатилась по полу. Третий студент, декларировавший стих про звезду во лбу, схватил пивную кружку и попытался ударить Никласа. Не сумел, а пивную кружку выронил, получив кулаком в солнечной сплетение. Его стул Никлас перехватил за спинку, и двумя ударами разметал остальных сидящих. Третий удар стулом достался девушке с острыми ногтями — не вняв предупреждению в виде вполне аккуратного толчка, она снова попыталась броситься на Никласа. Он очень удивился, вдруг увидев ее перед собой и не успев остановить движение стула, а она очень удивилась, когда ее смело с ног так, что стало сильно больно. В ее пронзительном крике, когда активная в драке девушка покатилась по полу, изумления было ничуть не меньше, чем боли.

Через пару десятков секунд после того как горшок ударил в лоб первому весельчаку, все кончилось. По-прежнему в ресторане играла мягкая музыка, но ее разбавляли болезненные стоны раскиданных вокруг стола студентов. За столом осталась лишь одна девушка — та самая благоразумная, которая не смеялась над шутками и пыталась урезонить спутников. Подмигнув ей, Никлас вернулся за стол к Катрин и Марше.

— За что ты их так? — со скрытой насмешкой спросила Катрин.

— Как говорил мой первый наставник: за плохие шутки в зубах бывают промежутки, — пожал плечами Никлас.

— Этот наставник не говорил тебе, что девушек бить нельзя? — по-прежнему явно забавляясь, кивнула Катрин в сторону студентки с острыми ногтями, которая сейчас стояла на четвереньках и аккуратно сплевывала тягучую слюну вместе с кровью.

— В Танжере меня научили воспринимать нападающих на тебя как бесполую цель, вбивая это на уровне рефлексов. Нет, если тебе это интересно, то мне сейчас очень стыдно, что я не смог сдержаться и всек ей в полную силу. На автомате действовал, хотя меня это конечно же не извиняет.

— В Танжере, получается, ты девушек бил?

— Да.

— У вас же их там не было?

— У нас были две женщины-инструктора, — пожал плечами Никлас и перевел взгляд на спешащего к ним через зал упитанного мужчину с бакенбардами. Предположив, что это тот самый вызванный пани Эдитой директор.

Мужчина шагал в сторону их стола довольно быстро, но вдруг словно бы сбился с шага — все больше замедляясь. Посмотрев по направлению его взгляда, Никлас обернулся в сторону выхода и увидел зашедшего в ресторан инспектора Горчакова. И очень сильно удивился, как он вообще мог принять этого человека за недалекого и глуповатого жандарма.

Шагал по залу инспектор, опираясь на свою массивную трость, при этом заметно подволакивая правую ногу. Каждый раз, когда он на нее наступал, уголок рта его искривлялся в непроизвольной гримасе. Если не считать этого, то на лице у Горчакова было совершенно непроницаемое выражение, и сейчас Никлас никогда и ни за что не охарактеризовал бы его «лопухом» и «крылом аиста с рыбьим хвостом».

От жандарма веяло хищной опасностью, и это видели все — замолк даже студент, у которого ладонь была ко столешнице вилкой пришпилена. Он даже дышать похоже перестал, тем более что жандарм остановился сейчас рядом с ним.

— Счет в компенсацию ущерба выставите этим господам, — показала трость Горчакова поочередно на валяющихся студентов, а после он посмотрел на директора ресторана. — Если попробуют уклониться, обратитесь с заявлением в Жандармерию на имя инспектора Горчакова.

Судя по расширившимся глазам единственной не пострадавшей девушки, в последнем комментарии таилась серьезная угроза, и, если студенты совсем не дураки, уклоняться от оплаты не будут. Сам Горчаков уже, не обращая более внимания ни на студентов, ни на директора, направился в угол зала ко столу с наблюдающей за ним троицей.

— Господин Бергер. Сударыни, не имел чести быть вам представленным, — кивнул девушкам жандарм. — У меня появились к вам некоторые дополнительные вопросы, где вам будет удобнее на них ответить? Здесь, или поедем в отель?

— Марша Юревич, гражданка первой категории из Троеградья, дочь купца первой гильдии Роберта Юревича, главы Торгового Дома Юревича. Катрин Брандербергер, внучка рейсхграфа Брандербергера, военного коменданта Грайфсвальда, недавно трагически скончавшегося, — представил девушек Никлас.

Судя по тому, как расширились глаза жандарма, Никлас понял — настоящих имен его спутниц Горчаков не знал. И мысленно поморщился, потому что получается, что предложенный Катрин план уже пошел наперекосяк. Но отходить от него не стал — достал из кармана и выложил перед Горчаковым пластиковые карточки аусвайсов убитых телохранителей Кристины Брандербергер.

Инспектор нахмурился, и — с заметным трудом выпрямив ногу, присел за стол. Никлас развернул аусвайсы так, чтобы Горчаков мог прочитать имена.

— Егеря именной бригады «Рейнхард», недавно ушедшие к своему Вотану, или куда они там уходят. Их личные кинжалы также у меня и за них мне, как я знаю, полагается награда. Верно?

— Да, если будет подтвержден факт… — Горчаков не договорил и чуть поправил оба аусвайса, так что теперь прямоугольники легли идеально ровно.

— Господин инспектор, — забрал карточки егерей Никлас. — Мы прекрасно знаем, что атака на поезд, на наш вагон, не была случайной. Полагаю, что версия, которую сейчас прорабатывает ваше ведомство — это нападение на неназванную вам высокую персону, которая передвигалась этим же поездом. Но если принять в работу версию о том, что именно этим прикрывались нападавшие, а истинная цель — это мы? Я, леди Брандербергер и леди Юревич? Прошу вас, подумайте, кому вы можете изложить эту версию так, чтобы она не легла под сукно, и чтобы нас могло выслушать уполномоченное лицо. Которому, например, мы можем изложить и обстоятельства получения этих самых аусвайсов егерей, которые кроме прочего выполняли обязанности телохранителей белой жрицы Пути.

— Белую жрицу тоже вы? — вздернул брови Горчаков.

— Какую такую белую жрицу? — вернул ему интонацию вопроса Никлас.

Отвечать Горчаков не стал, просто уважительно поджал губы и покачал головой.

— Вашего ответа мы будем ждать до завтрашнего утра, — прежним ровным тоном произнес Никлас.

— А что потом?

— Потом мы начнем действовать сами, обращаясь в те инстанции, в которые сочтем нужным. Например, в Особую Экспедицию, — продемонстрировал Никлас фальшивую улыбку.

До недавнего времени он даже и не знал, что в Московской империи есть такое ведомство как Особая Экспедиция. Да и сейчас не представлял, что это за организация — основываясь только на упоминании о ней от Катрин. Но судя по взгляду инспектора Горчакова утвердился во мнении, что организация серьезная.

— Приятного аппетита, — поднимаясь из-за стола, дернул уголком рта Горчаков. — Господин Бергер. Сударыни, — кивнув сначала Никласу, потом девушкам, инспектор похромал к выходу из ресторана. Шел он по прямой, не утруждаясь тем, чтобы обойти притихших студентов. Они перед ним оперативно расступились — трое отошли, еще один откатился.

Никлас смотрел вслед Горчакову и размышлял, что маску недалекого простака в гостинице тот надевал сознательно. Сфотографируй жандарма в обеих своих ипостасях, пусть даже в одной и той же одежде, и большинство просто не поймет, что на фотографиях один и тот же человек. Никлас только головой покачал, думая сколько же ему еще предстоит узнать, чтобы научиться сходу разбираться в людях. Потом нашел взглядом официантку и помахал рукой, подзывая.

— Мадам Эдита, принесите мне тарелку зеленого супа, пожалуйста.

— Щавелевого?

— Именно.

— Солянка ясновельможному пану не понравилась?

— Нет-нет, что вы, чистый восторг. Просто я теперь и зеленый суп хочу попробовать.

— Щавелевый.

— Да-да, его. Спасибо.

Проводив взглядом уходящую официантку, Никлас повернулся к спутницам. В этот момент Марша вдруг взяла его за руку, сжала и поцеловала тыльную сторону ладони. Никлас удивился ощущениям — он ожидал, что надутые губы будут ощущаться жесткими валиками, а оказалось, что их мягкость не отличима от обычных и чувствуется вполне естественно.

— Спасибо. За меня никто и никогда так не заступался, я очень это ценю, — еще раз поцеловав руку Никласа, громко прошептала довольная Марша.

Краем глаза Никлас заметил, что Катрин при этом отвела взгляд в сторону, скрывая налившиеся багрянцем шрамы. Насколько он уже знал внучку рейсхграфа, сейчас она была ну очень злой. Ее бесит Марша? Возможно, но вряд ли — после утренней истерики Катрин ни на нее, ни на ее слова и поступки почти внимания не обращает.

Злится из-за того, что он самостоятельно импровизировал с Горчаковым? Имеет смысл — Никлас уже понял, что инспектор скорее всего не имеет отношения к Особой Экспедиции, он ведь даже имен девушек не знал.

Хотя, Катрин может быть и из-за солянки злится, потому что она рекомендовала, а ему не понравилось. Кто ее знает, люди часто кулинарные вопросы очень и очень близко к сердцу воспринимают.