2133: Путь (СИ)

Глава 8

Очнулся Никлас на вполне нормальной кровати. Под ним матрас, и матрас этот хорош, определенно — уж точно не больничная койка или нары каталажки. Выбеленный потолок сверху, хорошая люстра. Вокруг мягкий полумрак, верхний свет не включен. Место, похоже, приличное. Но приличные ли здесь люди?

Ощущения подсказали, что он лежит в одежде прямо на постельном белье — неплохого, как минимум, качества. Люстра на потолке выключена, но неподалеку, сбоку, заметны яркие отблески направленного белого света. Не на его кровать направленного, в другую сторону.

Повернув голову, Никлас на прикроватной тумбочке сразу увидел так выручивший его вальтер. Кроме пистолета лежала еще и кобура, и запасной снаряженный магазин — видимо, в доме нашлись. Сразу спокойнее на душе стало, большое спасибо тому, кто вальтер сюда положил.

С пистолета взгляд скользнул дальше, в другой конец комнаты — мельком отметив, что одна из стен полностью и плотно закрыта непрозрачными шторами. Похоже, чтобы ни один лучик света в окне с улицы видно не было.

У противоположной от кровати стены Никлас увидел Катрин. Грязная, в окровавленной одежде, Катрин полулежала на чистой анатомической кушетке светлой кожи. Внучка рейхсграфа была все в том же сером мундирном платье и сапогах, с которых на чистый пол натекли лужицы мутной воды.

На лежащую Катрин было направлено сразу два странных светильника на высоких штативах — лампы в них были выполнены в форме кольца. И еще над Катрин склонилась Марша. Присмотревшись Никлас понял, что происходит: купеческая дочь с помощью тонких полосок медицинского пластыря тщательно склеивала поперек края ран на лице внучки рейхсграфа. Катрин, полулежа на кушетке, держала на весу небольшое зеркало, в которое пристально наблюдала за происходящим и руководила действиями Марши, отпуская короткие замечания.

Процесс шел медленно и тяжко, Марша была заметно напряжена. Выглядит странно, Никлас даже не понял сразу, что в ней не так. Лицо красное, заплаканное и искривлено гримасой; происходящее определенно действовало на ее психику жителя благополучного полиса. Но деваться было некуда — глухие, но резкие и жесткие оклики Катрин то и дело подстегивали купеческую дочь. Один из таких возгласов, как постфактум понял Никлас, его и пробудил недавно из беспамятства.

Присмотревшись к Марше, Никлас наконец понял, почему она кажется ему так странно выглядящей: у купеческой дочери из ярких изменений внешности остались только губы, а ресницы и ногти вон лежат на тумбочке. Судя по всему, избавляться от них пришлось болезненно, поливая слезами — вот почему лицо такое красное, заплаканное.

Дожидаться, пока Марша под руководством Катрин заклеит раны, пришлось совсем недолго — похоже, основную часть Никлас пропустил. Сейчас, опять же под руководством Катрин, настал через финальной заливки медицинским клеем. И только когда все было сделано, а Катрин удовлетворилась результатом, Никлас решил привлечь к себе внимание.

— Клей такие раны не удержит, — произнес он.

Катрин медленно обернулась на голос. На ее обезображенном пластырем и клеем лице даже в полумраке посверкивали небесной голубизны глаза. Прежде чем ответить, она приблизила к лицу зеркало. Аккуратно, внимательно контролируя место касания, приложила пальцы ко рту, прижимая их рядом с порвавшей губу раной. После чего заговорила, не шевеля верхней губой.

— У меня улучшенная регенерация, как и у тебя теперь. Сейчас я сделаю себе укол, который разгонит процесс восстановления. Часа три-четыре я проведу в полубеспамятстве. Ты сам как, встать можешь? Попробуй.

Никлас прислушался к себе. Аккуратно потянулся, попробовав — и тут же, едва не вскрикнув от прострелившей из-под ребер по всему телу боли, откинулся обратно на подушку. Катрин увидела его реакцию, кивнула и посмотрела на Маршу. Та взгляд поняла, взяла с тумбочки и открыла крышку небольшого и блестящего металлом транспортировочного кейса, развернула его. Но Катрин пока ни на Маршу, ни на открытый кейс внимания не обращала, смотрела только на Никласа.

— Ты еще не полностью восстановился. Сейчас нужно сделать второй укол, чтобы к утру ты пришел в себя.

— Где мы?

— В Грайфсвальде, в надежном месте.

— Насколько надежном?

— Пятьдесят на пятьдесят. Нас здесь к утру или найдут, или нет.

— Не до шуток. Кто он нем еще знает? — Никлас спросил довольно резко, вспомнив увиденный беловолосый девичий силуэт, высвеченный вспышкой молнии.

— Только я.

— Точно? Даже твоя сестра не знает?

— Точно. Только я одна. Почему ты спрашиваешь?

— Мне кажется, она осталась жива.

— Вот как… — в голосе Катрин не послышалось сильного удивления. — Это проблема. Но не сегодня, завтра. Все завтра.

Внучка рейхсграфа подняла шприц, собираясь сделать себе укол.

— Стой. Почему у меня теперь тоже повышенная регенерация?

— Реплицирующие наниты. Они у тебя в крови, но сейчас неактивны, начнут работать только после стимулирующего укола, который тебе сейчас нужно поставить, чтобы к утру прийти в себя. Сейчас и тебе, и мне нужно отдохнуть. Хорошо?

Прикрыв глаза, Никлас несколько раз вздохнул, медленно и неглубоко — чтобы вновь не вызвать взрыв боли в груди. После этого открыл глаза, кивнул. Катрин головой не пошевелила, но «кивнула в ответ» — моргнув, прикрыв глаза чуть больше чем на мгновение, после этого отняла руку от лица. Отвела взгляд, взяла из металлического кейса два инъекционных шприц-тюбика.

Катрин аккуратно слезла с кушетки. Держа голову со спиной ровно и прямо, словно была в обездвиживающем корсете, двинулась к Никласу. Подошла, присела — согнув колени, не наклоняясь и не опуская взгляд. Наощупь положила второй шприц-тюбик на тумбочку рядом с пистолетом. Потом обошла кровать и села на нее с другой стороны. Все так же аккуратно, чтобы не потревожить раны на лице, опустилась и легла на спину. Двуспальное — если не больше, ложе, было довольно широкое, обоим места хватало с запасом.

— Спокойной ночи.

Катрин промычала это не размыкая губ, совсем невнятно. Закрыла глаза, ресницы ее чуть затрепетали, а потом сразу замерли как у спящего человека. Никлас перевел взгляд на Маршу, которая — в своем модном «голом» платье, но уже без цепочек, стояла сейчас рядом с ним. Еще не отошедшая и от недавних событий, и от явно вынужденной работы с ранами Катрин, купеческая дочь дрожала почти так же, как и под холодным ливнем. По щекам — вместо капель дождя, текли дорожки слез.

Непросто ей пришлось.

— Марша. Расскажи, пожалуйста, что было в лесу и как мы сюда попали.

— Мы… мы, — сипло произнесла Марша, пару раз звучно шмыгнув носом. Но все же справилась с собой, заговорила и даже разговорилась: — Мы ждали тебя примерно полчаса. После этого Катрин сказала, что ты либо ушел без нас, либо убит. Но ты дал слово, поэтому она предложила мне ее развязать, сходить вместе и проверить. Сказала, что без тебя мы все равно не выживем. Сказала, что…

Противные капризные нотки, которые так раздражали Никласа при первой встрече, из голоса Марши совершенно пропали. Прямо слушать приятно, если еще бы не шепелявила из-за вытянутой губы. Но Марша уже замолчала — осеклась и снова звучно шмыгнула, а потом и вовсе разрыдалась.

— Марша, время уходит. Рассказывай, что было дальше. Пожалуйста.

— Мы нашли-и-и, — едва не сорвалась на вой плача Марша, но все же взяла себя в руки. Заговорила постоянно всхлипывая, но все же заговорила, не молчала и не плакала: — Мы нашли тебя неподалеку от лагеря, донесли до лодки. Потом я накрыла лодку тентом — Катя назвала его невидимкой, и потом мы отправились по реке сюда.

Никлас бросил взгляд на пальцы Марши. Судя по фиолетовым гематомам, не все накладные ногти с ее рук были сняты цивилизованно. И похоже, что несмотря на внешнюю бесполезность, именно купеческая дочь — пусть и под командой Катрин, вывезла на себе основные и необходимые действия для перемещения беглецов из одной точки в другую.

— «Сюда» — это куда?

— Это небольшой дом недалеко от набережной. Мы до ночи стояли в высокой траве, прячась, я чуть не умерла от холода и страха-а-а… — девушка опять едва не взвыла плачем.

— Марша!

— Когда стало темно, мы вытащили тебя на берег. Катя включила умный автопилот, и лодка уплыла, а мы принесли тебя сюда. Здесь Катя сделала тебе укол, а меня заставила-а-а…

Теперь уже Марша не сдержалась, закрыла лицо руками и заплакала.

— Марша, ты молодец, — искренне произнес Никлас и протянул руку, забирая шприц-тюбик с тумбочки.

Купеческая дочь, не отнимая руки от лица, раздвинула пальцы, наблюдая как Никлас снимает колпачок и примеривается к тому, чтобы воткнуть иглу себе в плечо по примеру Катрин.

— А мне что делать? — вдруг спросила Марша.

— Переоденься, сиди и грейся под одеялом. Свет и воду не включай, не стоит привлекать внимание — если нас найдут, всех убьют. К окнам не подходи, на улицу даже не суйся, — проинструктировал ее Никлас, после чего сделал себе инъекцию. Несколько секунд не происходило ничего, а после пространство перед взором закружилось, и он провалился в пучину беспамятства.

Проснулся он — по ощущению, практически мгновенно после укола. Но нет: на улице уже утро, определенно — за плотными шторами едва-едва виден дневной свет. Лежал Никлас по-прежнему на спине, на пустой кровати — Катрин рядом нет.

Зато вальтер на месте — как и кобура, как и запасной магазин.

Глядя в потолок, Никлас принялся оценивать физическое состояние. Не очень веря ощущениям — задышал, вдыхая все глубже и глубже, пока не поверил, что глубокий вдох больше не является причиной боли. После этого начал понемногу шевелиться и осознал, что движения тоже не приносят никакого дискомфорта.

Здоров. Что — учитывая полученный под ребра удар, очень странно. Присел, свесив ноги с кровати. Отметил, что ботинки с него вчера все же сняли. Расстегнул китель и посмотрел на шрамы от стилета Пауля. Выглядели они так, как будто после ударов прошло несколько месяцев, а не сутки.

Параллельно с оценкой состояния Никлас слышал и слушал звуки дома. Неожиданно обыденные — звон посуды, шкворчание яиц на сковородке, гул блендера; только что раздались спокойные девичьи голоса. Как раз сейчас в комнате, зайдя через приоткрытую дверь, появились сначала губы, а потом и Марша — в симпатичном спортивном костюме, с намотанным на волосы белым полотенцем. Выглядела купеческая дочь довольно свежо, но мешки под красными глазами показывали, что ночь она скорее всего провела бессонную.

— Проснулся?

Никлас хотел было ответить, что еще спит, но не стал. Марша, во-первых, и так на грани вот уже сутки, а во-вторых она настоящая молодец, таскала его бесчувственного. От этих мыслей желание знакомить ее со своим сарказмом ушло. Не время и не место — поэтому Никлас просто кивнул девушке и соскочил с кровати.

На постельном белье остались заметные следы — чистым, когда его сюда положили, Никлас не был. Похоже вчера его не носили, а таскали волоком по земле. Ну, главное результат, главное, что дотащили.

Заглянувшая в комнату Марша уже вышла. Похоже она позвала Катрин — внучка рейхсграфа вскоре зашла в комнату, в белом махровом халате и с феном в руке. Тоже недавно из ванной — но без полотенца на голове, как у Марши, а мокрые волосы частично закрывают лицо.

— Принимай душ и спускайся к столу, завтрак почти готов.

Когда Катрин говорила, Никлас к ней внимательно присматривался. Отметив мельком, что руки девушки дернулись — явно подавила невольное желание закрыть лицо; но нет, осталась стоять прямо и смотрела ровно.

Шрамы Катрин, как и у Никласа, выглядели так словно прошли не сутки, а несколько месяцев. Левая сторона лица девушки почти не пострадала — только сверху на лбу, где начинались полоски шрамов, проходя наискось вниз через переносицу и еще дальше через правую бровь. Если прикрывать волосами правую сторону, то в принципе шрамов и заметно почти не будет. А если не прикрывать… Две широкие рваные полосы и белые линии сетки мелких порезов Катрин совсем не красили, конечно. Еще и рот у нее теперь, похоже, останется чуть искривленным, придавая чертам лица едва заметную асимметрию.

— Плохо все? — неожиданно спросила Катрин.

Никлас хотел было ответить, что раньше было лучше, но сдержался. Катрин потеряла красоту, а это — несмотря на крайне неприязненное, если мягко сказать, к ней отношение, все же личная девичья трагедия. Не время и не место для сарказма.

— Могло быть и хуже, — произнес Никлас ровным голосом, пожав плечами. — Если ты понимаешь, о чем я.

— Факт, — согласилась Катрин, все же подняв руку и поправляя мокрые волосы, а на деле закрывая лицо. Повернувшись, разворачиваясь сохранившей красоту стороной к Никласу, она показала в коридор: — Ванная комната там, дверь не закрывай, чистую одежду с полотенцем я принесу.

Никлас чуть задержался, глядя на вальтер. Мелькнула мысль, что с пистолетом в ванную комнату идти глупо. Как мелькнула, так и исчезла: в его ситуации глупо даже в уборную без оружия ходить. Взял вальтер, осмотрел и убрал в кобуру, засунул запасной магазин в специальный кармашек. После направился в указанном направлении, прихватив с собой ботинки. Вдруг война, босиком много не набегаешь.

Ванная комната, найденная в конце коридора, поразила размерами. В Танжере общая душевая для всего учебного эскадрона была ненамного больше. Принимая душ, Никлас услышал, как открылась и закрылась дверь. Быстро, но с удовольствием помывшись, он вышел и обнаружил обещанные полотенце, обувь и одежду — аккуратно сложенный серый полевой мундир. Причем это была не офицерская форма военной аристократии из ландвера, а полевой мундир рейхсвера — регулярной армии.

Ну да, Никлас Бергер — сын райхсриттера Бергера. Он по новым документам имперский рыцарь, черная аристократия, такие обычно служат в рейхсвере. Стремятся к тому, чтобы возвыситься хотя бы до барона. И после, уже став белой костью, получить собственный земельный надел или вотчину, переходить в ландвер и набирать себе личную гвардию. Не у всех такое получается, скорее даже практически у всех такое не получается, но метод популярный. Несмотря на небольшой шанс, лучше способов перейти из черной аристократии в белую в рейхе нет.

Помывшись и переодевшись, к завтраку Никлас вышел свежим и бодрым. Еще когда стоял под тугими струями воды, у него проснулся зверский аппетит, так что даже просящиеся на язык вопросы он отодвинул на второй план, будучи занят поглощением пищи. Почти не жуя проглотил порошковый омлет с двумя обжаренными пухлыми колбасками — судя по вкусу, явно мороженые полуфабрикаты. Параллельно сжевал несколько галет — намазав на них целую упаковку плавленого сыра. Аппетит ни на йоту не угасал, Никлас съел бы еще столько же.

Похоже, Катрин понимала, что с ним — поглядывала внимательно, но никак не комментировала напавший на него жор и пила кофе. Сама она видимо позавтракала еще пока он принимал душ.

— Больше пока не стоит, тяжело будет, — произнесла вдруг Катрин, когда Никлас отставил второй опустошенный стакан густого коктейля и с интересом посмотрел в сторону плиты. — Кофе или чай?

— Чай.

Марша — стоящая в сторонке и молчаливо ожидающая начало разговора, поставила перед Никласом чашку, налила до краев янтарного чая. Кивком ее поблагодарив, Никлас перевел взгляд на Катрин. Внучка рейхсграфа сидела за столом вполоборота, повернувшись так, чтобы обезображенная шрамами часть ее лица была скрыта от взглядов. Кроме того, как Никлас обратил внимание, рука девушки то и дело едва-едва подрагивает; похоже, постоянно усилием сдерживается, чтобы не начать поправлять волосы, закрывая лицо.

Сделав небольшой глоток горячего чая, Никлас отставил кружку и прямо посмотрел на Катрин. Она, явно сделав над собой усилие, повернулась к нему полностью и перешла к делу. Причем начала, похоже, издалека.

— Мой дед — психопат. Даже больше того, он конченый псих.

Неожиданное откровение — Никласу теперь стало очень интересно, каким же будет продолжение. И продолжение последовало, довольно впечатляющее. Только не совсем такое, как ожидал Никлас: на улице вдруг раздалась громкая и непрекращающаяся пронзительная сирена.

— Чумная тревога! — выдохнула Катрин.

Лицо ее побелело, а шрамы наоборот — покраснели, наливаясь багрянцем.

— Это плохо? — поинтересовался напрягшийся Никлас.

— Весь город закрывается на карантин, а команды крысоловов будут обыскивать каждый дом. Это плохо?

— Это печально.

Все же нашлось этим утром время и место для сарказма. Хотя нельзя было сказать, что Никлас оказался этому рад.