2133: Путь (СИ)

Глава 23

Инспектор Горчаков выглядел совершенно обескураженным и от этого его лицо снова приобрело довольно глупый вид. Причина удивления жандарма крылась в том, что наемников на бирже не было. Вообще. Никаких. Неизвестный наниматель вчера и сегодня законтрактовал всех свободных бойцов не только в Белостоке, но и по всему Варшавскому военному округу.

— Поедем во Псков? Или через Смоленск? — спросила Катрин.

— В принципе, вариант… — задумчиво протянул Горчаков, после чего продолжил размышлять вслух: — Вот только из-за того, что по всему округу биржи просто вымели, полагаю стоимость найма и во Пскове, и в Смоленске увеличится, как бы даже не на порядок…

Инспектор сейчас говорил без малейших запинок. Никлас уже отметил эту его черту — когда Горчаков находился в серьезном напряжении, или же в состоянии отстраненной задумчивости, проблемы с речью у него полностью исчезали.

— Насколько все для нас плохо?

— Не трагедия, но неприятно. Наши ресурсы конечны, а найм — это только первый шаг, экипировать ратников группы вам придется за свои.

— Может через Московскую экономическую зону проехать? — предложил Никлас, козырнув знанием географии.

— Москва? Это будет не просто дорого, а очень дорого.

Инспектор усмехнулся, но взгляд у него при этом был отсутствующий, по-прежнему направленный вглубь себя и своих мыслей. Около минуты Горчаков думал, после чего чуть оживился, видимо нащупав тень близкого решения.

— Никлас, вы какого вероисповедания?

— Крещен в православии.

Невольно напрягшись, Никлас ждал дальнейших вопросов — с верой и религией у него с тринадцати лет были некоторые сложности, но Горчаков спрашивать больше ничего не стал, ответом удовлетворился.

— Леди Катрин, вы принадлежите к последователям культа Пути?

— Нет.

— Никоим образом? Это очень важно.

— Никоим образом. Более того, при поступлении в Гейдельберг я писала официальный отказ от любой религии, об этом даже была газетная заметка с упоминанием моего имени.

— Вы, значит, учились на факультете юриспруденции?

— Да.

— Хорошо. Вариант искать наемников ближе к Петербургу для нас довольно плох — по причине нашего низкого ранга нанимателя качественных ратников мы с вами не найдем. И даже если найдем совсем плохих, то нам выставят совершенно неприличные цены контракта.

— Рекрутов мы только на бирже можем взять? — поинтересовалась Катрин.

Горчаков покачал головой отрицательно, но продолжил говорить издалека, не сразу подводя к ответу на вопрос.

— Самый главный плюс наемников в том, что контракт с ними можно заключить на срок от двух месяцев. Нам это вполне подходит — и по финансам, и вообще по испытательному сроку. При этом времени у нас для того, чтобы подождать неделю или две пока схлынет ажиотаж, просто нет, мы обязаны прибыть в Сергиеву слободу не позднее шестнадцатого числа.

— У нас есть официальное предписание? — спросил Никлас, отметив как Горчаков отметил интонацией слово «обязаны».

— Нет, но Сергей Сергеевич отправил обер-прокурору в Сергиеву слободу сообщение, что не позднее шестнадцатого числа Бергеры вместе с инспектором Горчаковым будут на месте. Как вы предлагаете, опоздать или связаться с…

— С этим понятно. Так какие еще есть варианты найма? — спросил Никлас, прерывая рассуждения инспектора.

— Супрасльский монастырь. Здесь недалеко, можем съездить посмотреть и…

Горчаков не договорил. В его голосе сквозила некоторая неуверенность и Никлас захотел было расспросить подробнее, но вмешалась Катрин.

— Это же недалеко, да? Сколько туда ехать, полчаса? Поехали, инспектор, по дороге суть предложения расскажете.

Когда вышли из здания биржи, Никлас и Катрин сразу сели в припаркованный черный джи-ваген — казавшийся непроглядно-темным пятном в серости осеннего пейзажа из-за своей матовой раскраски и глухой тонировки. Хромающий Горчаков же сначала направился к расположенному совсем рядом почтовому отделению — телеграфировать в монастырь о скором прибытии. Вернулся инспектор быстро, и прежде чем сесть на заднее сиденье, махнул рукой показывая направление движения. Больше подсказывать не пришлось — после того как Никлас повернул на широкий проспект, указатели на Супрасль на дороге были хорошо заметны.

Пока ехали, Горчаков начал разъяснять посетившую его идею. По мере того как он говорил, Катрин периодически задавала наводящие вопросы. Из объяснений и ответов Горчакова Никлас узнал много интересного. В Танжере на лекциях о таком не говорили совершенно, да и в иных местах он об этой стороне жизни Московской империи никогда не слышал.

Горчаков сейчас рассказывал о том, что на землях под властью Москвы монастыри, как и капища язычников, повсеместно являлись объектами, встроенными в систему оборонных укреплений. Каждый монастырь, помимо прямого назначения, являлся крепостью-форпостом с постоянным гарнизоном.

Кроме этого, помимо постоянного гарнизона войск территориальной обороны, при некоторых монастырях — Супрасльский монастырь был в их числе, существовали отделения Императорского скаутского общества. Организации, где не только воспитывали молодежь из благополучных семей, но и брали на воспитание детей-сирот, а также собирали заблудившихся, потерявшихся в жизни подростков. «Дети Императора» — как таких называли.

Катрин задала вопрос, Горчаков на него прямо не ответил, но по его оговоркам Никласу стало понятно: слухи о том, что эмиссары Империума покупают детей за границей земель Москвы небеспочвенны. Никлас об этом слышал; слышал он и о том, что таких «детей Императора» недоброжелатели Москвы презрительно называли сардукарами.

Упоминать об этом сейчас Никлас не стал — мало ли, как Горчаков отреагирует. Инспектор как раз сейчас уже рассказывал о том, что и в монахи, и в наставники скаутского общества в немалой части идут ветераны легионов. Не нашедшие, или потерявшие семью, либо же в семью возвращавшиеся — если речь шла именно о «детях Императора». Большинство из них не было способны к службе, с годами или ранениями потеряв здоровье и физические кондиции, но при этом опыт их, который они передавали воспитанникам, никуда не терялся.

Постепенно со слов Горчакова перед Никласом выстраивалась картина, что московские монастыри — не только место, где Император кует преданных себе будущих легионеров, при этом давая приют вышедшим в отставку. Получалось, что многие из монастырей являются не только кузницей легионеров, но и научно-исследовательскими центрами, предоставляющим детям и подросткам возможность профессионального обучения, в зависимости от направления территориального отделения скаутского общества. Давая даже возможность — после прохождения службы в легионах и при должной успеваемости, поступления в университеты московских технополисов.

Обрисовав Бергерам общую ситуацию, Горчаков между тем переходил к сути: в территориальных отделениях скаутского общества воспитанники делились на отряды. Причем разделение в них было не по возрасту — в каждом отряде обучались и малые дети, и близкие к полному совершеннолетию воспитанники.

Первые по списку отряды в каждом отделении общества состояли из сирот, или же солдатских и детей мелкопоместных семей, которых родители отдавали в монастыри на воспитание альтернативой кадетским корпусам. Эти отряды Горчаков не рассматривал для возможности найма. Но кроме первых по списку, в каждом отделении общества существовали и иные отряды. Так называемые «последние», где обучались подростки из тех, кто уже преступал закон. Любой не достигший полного совершеннолетия юный житель Империума, если его преступление не входило в состав тяжких, изначально отправлялся не на каторгу, а в ближайшее отделение императорского скаутского общества.

Горчаков сейчас предлагал такой вариант, что, если в «последнем» отряде будут подходящие по возрасту скауты, им можно предложить службу. Кроме того, как добавил инспектор, при каждом монастыре существовали трудовые отряды, куда — также вместо каторги, преступников отправляли отбывать наказание трудовой повинностью. В таких трудовых отрядах, со слов Горчакова, довольно часто встречались обладающие воинскими специальностями люди, поэтому их тоже можно рассмотреть для найма.

Горчаков по ходу рассказа сделал паузу, чем Никлас воспользовался.

— Андрей, хотел бы уточнить. Получается, что вы предлагаете нам выбирать рекрутов из неблагополучной молодежи и мелких уголовников сомнительных моральных качеств?

Горчаков на вопрос ответил не сразу, сначала усмехнувшись и покачав головой.

— Никлас, хотел бы уточнить. Вы предполагаете, что на бирже наемников в доступе к найму все сплошь благополучная молодежь и высокоморальные специалисты?

На самом деле, Никлас об этом не думал — когда Горчаков недавно говорил о найме на бирже, Никлас действительно предполагал, что речь по умолчанию идет об умелых серьезных специалистах. Нет, он конечно знал, что в разных армиях есть разные вооруженные отряды, состоящие из самых разных людей. Но по причине службы в легкой пехоте, выполняя задания по проводки конвоев из Пекла — где случайных пассажиров в экипажах встретить было нереально, с таким лично просто не сталкивался.

Отвечать на вопрос Горчакова Никлас не стал, промолчал.

— Доступные нам с вами рекруты, если в общем, примерно одинаковые. В монастыре, может быть, качественно найдем даже лучше, чем на бирже наемников. Но есть минусы: нанимать на службу подходящих по возрасту скаутов разрешено на срок минимум от полугода, кроме того контракт предусматривает нашу полную за них ответственность.

— А с наемниками не так?

— Каждый наемник считается самостоятельной и дееспособной личностью, обязательства перед ним вы несете только в рамках контракта. За скаутов, до достижения ими возраста двадцати лет ответственность несет скаутская организация. За отбывающих исправительную повинность трудников полную ответственность несет монастырь. Эту ответственность, переведя в персональную, мы вместе с вами должны будем взять на себя при подписании контракта.

— Вы тоже?

— Да, я тоже. Поэтому давайте сейчас приедем и посмотрим, может быть ограничимся набором нескольких человек, возьмем хотя бы трех-четырех, чтобы худо-бедно два экипажа укомплектовать.

На этом обсуждение прекратилось, повисло молчание. Никлас спокойно вел машину, осмысливая услышанное. И, в немалой степени, кроме этого он любовался окрестным пейзажем: после песков Африки и пекла А-Зоны он пока так и не привык к богатой растительностью земле. Пусть и серая в красках осени, но все равно стена леса за пятидесятиметровой полосой отчуждения вызывала у него неослабевающее восхищение.

Дорога от Белостока до Супрасля вела прямая как стрела. Пока ехали, начался моросящий дождик, капли которого с лобового стекла рассохшиеся щетки не стирали, а больше размазывали.

Как Горчаков и говорил, до места оказалось недалеко — меньше двадцати километров. Вскоре черный как ночь джи-ваген уже въехал в черту небольшого городка. Снизив скорость до сорока километров в час, Никлас вел машину по прямой узкой дороге среди аккуратных коттеджей. Еще пара минут езды, после чего так никуда и не сворачивая, дорога привела их к воротам монастыря — возвышавшегося на холме белой громадой.

Монастырь представлял из себя выстроившийся квадратом комплекс зданий, в центре которого тянулись вверх золотые купола церкви. Яркостью своей заметно контрастирующие с серыми низкими облаками.

Миновав КПП без досмотра — для этого хватило показанного Горчаковым удостоверения, по узкой дороге объехали два угла квадрата зданий, припарковались на служебной стоянке. Заставленной, как обратил внимание Никлас, в основном угловатыми и крайне простыми, неприхотливыми на вид внедорожниками в зеленой раскраске. У каждого из них на дверях был нанесен красный щит с золотым быком в нем. Таких эмблем в московском войске Никлас не знал и предположил, что это машины территориальной обороны, оно же войско народного ополчения, о котором Катрин ему говорила.

— Леди Катрин, — произнес Горчаков, окликнув уже собирающуюся выйти на улицу девушку. — Мы на территории монастыря и было бы замечательно, если бы вы свой шейный п-платок накинули на голову.

— Зачем?

— В монастырь с непокрытой головой заходить не п-принято.

— Не принято или не положено?

— П-прямого запрета нет, но желательно соблюдать п-приличия.

— Могу я заметить платок на иной головной убор?

— Думаю, да.

— Хорошо.

Катрин покопалась в ящике бардачка перед пассажирским местом, достала из него черный берет. Надела, заломила на одну сторону, обернулась к Горчакову.

— Приемлемо?

— Да, — пожал он плечами с видимым недовольством.

Когда вышли из машины, взгляд Катрин уперся в Никласа, поежившегося под мелким, но неприятным холодным дождиком. Если такая погода в Петербурге будет всю осень, он уже готов забрать свои слова о приличном климате обратно.

— Что? — спросил Никлас, увидев вопрос во взгляде Катрин, которая одной ногой ступила на землю, вторую держала на подножке, не закрывая пассажирскую дверь.

— Ты что на голову будешь надевать?

— Ничего.

— Ты не желаешь соблюдать правила приличия?

— Так мне не нужно.

— Почему? Ты особенный?

— Эм. Ну, я мужчина… — даже немного растерялся Никлас, думая как бы объяснить очевидное.

— Мужчинам не нужно головной убор в монастыре надевать для соблюдения приличий? — с удивлением спросила Катрин у Горчакова.

— Не обязательно, — ответил инспектор, поправляя свою фуражку так, чтобы кокарда шла четко по линии носа. Шрамы девушки побагровели, но спорить она не стала. Дверью, правда, хлопнула от души, гораздо сильнее чем обычно это делала.

— Пойдемте, — опираясь на трость, пошагал Горчаков со стоянки.

В ведущей во внутренний двор монастыря арке прохода их уже встречали. Двое: пожилой и абсолютно седой монах в простом облачении и мужчина в темно-зеленой полевой форме с красным флагом нарукавного шеврона. Был он весьма широкоплечим и даже несмотря на густую бороду довольно молодым на вид — точно не старше тридцати. Вперед, навстречу гостям, шагнул пожилой монах; лицо его пересекало несколько уродливых шрамов, шагал он заметно прихрамывая.

— Иеромонах Михаил, — представился он. — Андрей Горчаков, полагаю?

— Честь имею, — щелкнул каблуками Горчаков, склонив голову, после чего представил спутников: — Юнкер Никлас и юнгфрау Катерина, брат и сестра Бергеры.

Иеромонах, представив своего оставшегося молчаливым спутника как «брата Павла», жестом показал гостям следовать за собой. Никлас отметил, что вместе с Горчаковым хромали они синхронно на правую ногу каждый. Только в отличие от инспектора пожилой иеромонах обходился без трости.

На небольшой площадке в углу весьма просторного внутреннего двора, совсем неподалеку от арки прохода, выстроилось несколько десятков человек. Около полусотни навскидку — оценил Никлас. Чуть больше половины были юношами и девушками в светло-зеленой полевой форме, остальные явно трудники, в темной рабочей одежде. Никлас помнил: Горчаков упоминал, что среди трудников не только те, кто работают при монастыре как искупление. Есть и такие, кто трудится за кров, пищу или обучение. Впрочем, судя по лицам и взглядам, за грамотой и наукой из трудников в монастырь пришли немногие.

Близко к выстроившейся шеренге иеромонах подходить не стал, остановился и обернувшись к гостям, представил собравшихся кандидатов в рекруты:

— Четвертый отряд имени великого князя Константина Павловича белостокского отдела общества «Русский скаут», его совершеннолетние воспитанники, а также отряд трудников Супраслсьского Благовещенского монастыря.

Обращаясь к Бергерам и Горчакову говорил иеромонах совсем негромко. Так, что его слова скауты и трудники скорее всего не слышали. Кандидаты в рекруты между тем на появление троицы «покупателей» заметно отреагировали, оживились. Не только потому, что наконец-то закончилось ожидание под моросящим дождем. Было видно, что прибытие «покупателей» многих радовало — похоже, некоторые видели в этом шанс сменить обстановку.

Иеромонах между тем снова обернулся к прибывшим гостям, глядя теперь только на Никласа.

— Прежде чем устроить смотр тех, кто изъявил желание стать рекрутом я бы хотел, чтобы вы сообщили собравшимся, к какому именно ведомству относитесь и куда именно отправляетесь.

— Вы сами не сообщили, отче? — удивился Горчаков.

Иеромонах Михаил после этого вопроса вдруг — на несколько мгновений, совершенно изменился в лице. И не только в лице: он словно бы выпрямился став выше, от него повеяло аурой властности и харизмы. Горчаков же, на которого иеромонах посмотрел, приобрел вдруг нелепо-глупый вид, у него даже уши стали визуально шире.

— Нет, — покачал головой иеромонах.

Магия преображения пропала почти мгновенно. Снова Никлас видел перед собой уставшего старого монаха, над которым с высоты своего роста нависал жандармский инспектор с хищными чертами лица.

— Посмотрите, только незаметно, на шеренгу скаутов, — негромко произнес иеромонах, обращаясь только к Никласу и Катрин, стоя спиной к своим подопечным.

— Справа налево, седьмая в первом ряду светловолосая девушка, — все так же негромко добавил иеромонах.

Никлас, как и Катрин, небрежно скользнул взглядом по шеренге скаутов. Остановился взглядом на худенькой, невысокой девушке с темно-русыми волосами и огромными зелеными глазами — под которыми синели синеватые мешки недосыпа или хронической усталости.

— Девица Александра, баронесса фон Губер, — по-прежнему негромко продолжил говорить иеромонах. — Ей девятнадцать, в четвертом отряде состоит третий месяц. Ее отец барон фон Губер был казнен в июле сего года, имущество фамилии обращено в пользу государства. Произошло это, как вы уже наверняка догадываетесь, в результате учиненного опричной командой следственного разбирательства.

Никлас — совершенно далекий от политики и происходящего в Московской империи об этом даже и не подумал бы, если бы иеромонах не сказал. Но сохранил бесстрастное выражение лица, даже едва заметно кивнул.

— Вряд ли девица Александра согласится связать свою жизнь с вами, узнав о предлагаемой возможности. Хотя — кто знает? Но и кроме нее есть здесь и другие, кто к опричной страже государевой относится без симпатии. По разным причинам. Я, как духовный наставник, не хочу склонять своих подопечных к выбору — ни к положительному, ни к отрицательному. Пусть решают сердцем глядя на вас, а не на меня. Поэтому вы уж лучше сами сообщите, кто вы такие и что вы хотите. И, что немаловажно, куда вы отправляетесь к месту будущей службы.

Иеромонах, говоря последние фразы, смотрел только на Никласа. Тот кивнул, на мгновение прикрыл глаза. Старший в группе Бергера он, так что и говорить ему.

Чувствуя, как вспотели ладони, Никлас на ватных ногах сделал несколько шагов вперед, осмотрел выстроившихся перед ним скаутов и трудников. Самые разные люди разных возрастов, самые разные выражения самых разных лиц.

— Меня зовут Никлас Бергер. Граф Никлас Бергер, — добавил Никлас, вспомнив о совершенно неожиданном титуле. — Я с отличием закончил пехотную школу в Танжере, около года отработал на проводке конвоев по пеклу А-Зоны. Имею награды за проявленную в бою воинскую доблесть. Это леди Катерина Бергер, моя сестра. Имеет классическое образование и богатый опыт административной работы на государственной службе. Вместе с Катрин мы, по определенным обстоятельствам, совсем недавно были вынуждены покинуть Новый Рейх, оставив там все свою имущество, права и привилегии. С нами остались только титулы и приобретенный опыт. В ближайшие дни мы отправляемся в Сергиеву слободу, где принесем клятву верности Богу-Императору…

Никлас совершенно машинально по старой памяти произнес: «Богу-Императору», после чего сразу заметил как едва дернулся уголок губ иеромонаха. Но исправляться не стал, продолжил после заминки краткой паузы.

— Государь-Император счел нужным выдать нам патенты офицерских званий для создания отдельной опричной группы. Вместе с нами, инспектором от Особой Экспедиции государеву службу будет нести Андрей Горчаков, с отличием закончивший Политехнический университет в Москве. Сейчас, сегодня, нам нужны рекруты для заполнения вакансий двух дозорных экипажей, всего шесть человек. Тем из вас, кто не боится отправится в Старый Петербург, не боится лицом к лицу столкнуться с опасностями чумного мора и синей гнили, кто не считаясь с риском желает получить возможность быстро возвыситься — а мы с леди Катериной хотим как минимум вернуть свое прежнее положение, права и привилегии, предлагаю рассмотреть возможность сотрудничества. Обещать вам — кроме выполнения условий стандартного контракта, я ничего не могу, мы сами впервые на этом пути. Единственное обещание, которое могу дать помимо… — вспомнил Никлас рекламный плакат Французского Легиона: — Это возможность встретить самых разных людей и нелюдей. И убить их, — после короткой паузы одними губами холодно улыбнулся Никлас.

Оглянув строй перед собой — из самых разных людей с самыми разными выражениями на лицах, Никлас сделал шаг назад, показывая, что рекрутинговую речь закончил. Очень хорошо ощутил на себе чужие взгляды — внимательный Катрин, оценивающий иеромонаха Михаила и отстраненный инспектора Горчакова. Еще ощущал, комплексно как один, взгляды сразу полусотни скаутов и трудников, которые смотрели сейчас только на него. Единственный, кто смотрел сейчас в другую сторону, был брат Павел — который скрестив руки за спиной, разглядывал низкие облака, так что его борода лопатой даже приподнялась почти параллельно земле.

— Неплохая речь, сын мой, определенно, — с удовлетворением покивал иеромонах Михаил, после чего заговорил громче, обращаясь к собравшимся: — У вас есть время на размышления, десять минут. Те из вас, кто рассматривает возможность предложить свою службу Никласу и Катерине Бергер, прошу проследовать на стоянку, откуда наставник брат Павел отвезет вас на тренировочную площадку полигона. Те, кто такого желания более не имеют, оставайтесь пожалуйста на месте до следующего распоряжения.

Посмотрев на молчаливого бородатого брата Павла, иеромонах ему кивнул. Тот, по-прежнему не говоря ни слова, сразу направился в сторону арки, иеромонах же обернулся к троице гостей-покупателей:

— Пройдемте в нашу скромную обитель, я угощу вас чаем. Из моей кельи как раз видно площадку, так что можем увидеть и убрать в сторону личные дела тех, кто не собирается отправляться на полигон.

Келья иеромонаха оказалась вполне приличного размера помещением, судя по виду являясь больше рабочим кабинетом. Чайник был совсем недавно вскипячен, так что пара минут и каждому из гостей Михаил предложил кружку ароматного травяного чая.

Дуя на горячий напиток, Никлас подошел к высокому узкому окну — больше напоминающему бойницу, выглянул во двор. На площадке, где недавно стояло почти полсотни человек, в поредевших шеренгах осталось заметно больше половины. В основном в темной одежде трудников, которые в большинстве к опричникам, тем более направляющимся в Санкт-Петербург, присоединяться не имели желания. Среди нежелающих заключать контракт осталось всего несколько скаутов — у которых, похоже, романтика не превалировала над голосом разума.

Примерно четверть от общего количества скаутов решила не пробовать свои силы, и примерно четверть от общего количество трудников решила попробовать, — приблизительно прикинул количество оставшихся Никлас. Пока он оценивал увиденное, что-то зацепило его внимание.

— Отче, вы же не разрешали подопечным удаляться с площадки кроме как на полигон? — вдруг поинтересовалась Катрин, которая только что подошла и, как и Никлас, выглянула во двор.

— Не разрешал.

— Среди оставшихся я не вижу баронессы фон Губер.

В отличие от Никласа, занятого раздумьями о соотношении между скаутами и трудниками, Катрин сразу приметила отсутствие баронессы фон Губер. Получается, пострадавшая от опричников опальная баронская дочь направилась на полигон с целью пройти показательную тренировку отбора и предложить им свою службу?

— Посмотрим, — пожал плечами иеромонах. — Девица Александра ранее не была замечена в непослушании, так что полагаю, что да, она сейчас направляется на полигон.

После этого иеромонах взял стопку папок и периодически поглядывая в окно, начал откладывать в сторону личные дела тех, кто ратниками опричной команды становиться не желал.

Вскоре, Никлас посчитал по корешкам, у иеромонаха в руках осталось девятнадцать папок. Чай после этого быстро допили и направились на выход.

При мысли о том, что снова предстоит выходить в промозглую от дождя серость, Никлас поежился. Пекло А-Зоны он пока с ностальгией не вспоминал, но европейская погода понемногу переставала ему нравится.