2133: Путь (СИ)

Глава 24

На полигон отправились на двух машинах. Иеромонах Михаил предложил подвезти, но Никлас с Катрин предпочли джи-ваген. Горчаков тоже выбрал комфортабельный теплый салон, не став садиться в простенький внедорожник с продуваемой тентованной кабиной.

Автомобиль с иеромонахом за рулем покатил по раскатанной грузовиками грязевой дороге впереди весьма бодро. Выехав за ним следом, Никлас столкнулся с некоторой неприятностью: он считал себя неплохим водителем, но неплохим водителем он был в пустыне и на обычных дорогах; здесь же, в этой колее, заполненной жидким…

Никлас вздохнул, сдержал заворачивающие в непечатные определения мысли. В очередной раз вжал педаль газа, чувствуя, как ведомая им машина медленно скользит по грязи, шлифуя всеми четырьмя колесами. Негромко выругался, пытаясь избавиться от раздражения — ехать по проселочной дороге оказалось очень непросто. Джи-ваген, гулко подвывая двигателем, разбрасывал комья грязи из-под колес и периодически катался по колее как санки в желобе. Простенький внедорожник впереди на фоне этого выглядел гораздо лучше, иногда даже притормаживая в ожидании массивного на его фоне черного джи-вагена.

Никлас снова выругался, уже громче — на одном из перекатов колейной дороги из-под колес впередиидущей машины вылетели комья грязи и со звучными шлепками приземлились на капот и прямо в лобовое стекло джи-вагена. Стеклоочистители бодро принялись размазывать грязь, превращая ее в светло-коричневую мутную пелену. Никлас уже откровенно жалел, что не подумал над предложением иеромонаха ехать на его машине: в Белостоке, он видел это на предупреждающих табличках, запрещено движение на грязном автомобильном транспорте. Так что теперь джи-ваген еще и мыть придется.

— Помоемся на служебной мойке, здесь должна быть, — явно угадав его мысли, произнес сзади Горчаков.

По грязевой дороге до полигона ехали всего несколько минут, но Никласу это время показалось очень долгим промежутком. Наконец выкатились на ровную площадку, припарковались рядом с бортовым тентованным грузовиком на высоких колесах. Выйдя на улицу из теплого салона, привычно поежившись, Никлас осмотрелся и даже присвистнул негромко.

Монастырский полигон выглядел серьезно. Слева от стоянки располагалась полоса препятствий, чуть поодаль виднелся раскатанный автомобильный трек для экстремального вождения; впереди — стрельбище с виднеющимися вдали откосами, а справа самый настоящий легкоатлетический стадион с небольшой, на несколько сотен мест, но аккуратной трибуной. И стадион оборудован весьма качественно — даже отсюда видно, что беговые дорожки не вытоптаны на земле, как было в Танжере, а настелены из специального бурого покрытия с идеальной белой разметкой. Которая сейчас, на фоне общей серости голых деревьев и низких облаков с мелко накрапывающем дождиком, белела весьма заметно.

Иеромонах Михаил поставил машину с другой стороны от грузовика и уже двинулся к ожидающей группе скаутов и трудников. Наставники, их было несколько — все в такой же форме как и у молчаливого «брата Павла», уже выстраивали подопечных на стартовой линии широкого — на восемь дорожек, бегового трека. Никлас вместе с Катрин еще не подошли, но уже прозвучала команда и группа стартовала. Бежали все при этом не торопясь, без заметных ускорений. Иеромонах Михаил подождал, пока Никлас с Катрин подойдут, пояснил:

— Все допущенные к отбору кандидаты, и скауты и трудники, выполняют нормы ГТО на свой возраст.

Никлас не знал, что такое ГТО, но спрашивать не стал — догадался по смыслу, что какие-то принятые в Империуме спортивные нормативы. Катрин тоже не спросила, а иеромонах продолжал.

— Принимать нормативы мы конечно же не будем, не за этим пришли. Сейчас сначала легкий бег для разогрева, потом базовый комплекс упражнений, вы за это время к кандидатам пока присмотритесь, запомните лица. Потом будет необременительный марш-бросок по лесу с оружием, после финиша контрольные стрельбы. Они, правда, — кивнул иеромонах на бегущих по стадиону, — пока об этом не знают, про марш-бросок брат Павел умолчал по моей просьбе. Ну и после стрельб думаю обсудим тех, кого вы отметите вниманием.

Присматриваясь к нарезающим круги на стадионе кандидатам в рекруты, Никлас заметил среди прочих худенькую фигурку юной Александры фон Губер. Пробегая мимо Никласа, опальная баронесса на него ни разу не глянула — хотя он и смотрел прямо на девушку, не скрывая интереса во взгляде.

После нескольких кругов, на самом финише, один из наставников вдруг звучно крикнул. Скауты — практически все, как и немалая часть трудников, сразу ускорились.

— Сюрприз, — пояснил иеромонах в ответ на удивленные взгляды. — Наставник Владимир добавил лишний километр под запись в протокол.

Когда кандидаты в рекруты пошли на очередной круг, добегая дополнительный километр, трое наставников — вместе с молчаливым братом Павлом, собрались у финишной линии. В руках одного из них секундомер, второй стоял с планшетом делая отметки, а третий говорил ему имена финишировавших. Никлас смотрел с интересом — ему показалось, что довольно сложно будет записать всех точно. Но наставники вроде как справились, и вскоре Никлас держал в руках планшет с результатами.

Время было указано не у всех — у первого пришедшего, Альберта Вяземского — «13:33», чуть ниже середины списка напротив пары фамилий было несколько записей, а в самом низу временная отсечка последнего прибежавшего, с длинной нечитаемой фамилией, показавшего время «15:45».

— Часть конечно даже в бронзу не забежала, — пояснил по временным отсечкам иеромонах. — Но первые два километра ребята были в разминочном темпе, так что не стоит на это обращать внимание.

— Бронзу? — переспросил Никлас.

— Нормативы ГТО, на бронзу.

— Я только догадываюсь, что такое ГТО, а про принятые нормативы совсем не в курсе.

— Имперская программа: «Готов к труду и обороне», — пояснила для Никласа Катрин. — Ранги уровня спортивных достижений, золото-серебро-бронза. В рейхе есть нечто похожее, только называется это спортивный знак.

— У вас он есть? — с нескрываемым интересом спросил иеромонах.

Катрин расстегнула верхние пуговицы кителя, ослабила ворот-стойку и показала на обратной стороне лацкана закрепленный значок. Никлас присмотрелся: бронзовый венок из дубовых листьев, с расположенном внутри золотым габелькройцем, вилочным крестом, над которым были скрещены две винтовки.

— Мое почтение, — уважительно покачал головой иеромонах Михаил. По его виду Никлас предположил, что золотой знак Катрин подтверждает ее высокие результаты не только в спортивных, но и в военно-тактических дисциплинах, если судить по винтовкам и высказанному «почтению».

Наставники между тем уже построили подопечных, которые вскоре начали отжиматься, после пошли подтягивания. После комплекса упражнений один из наставников резкими командами погнал всех к угловатому массивному внедорожнику — спрятавшемуся за привезших кандидатов грузовиком, так что Никлас сразу его и не заметил. Как оказалось, в кузове машины лежали ящики с винтовками, которые наставники сейчас выдавали кандидатам.

Иеромонах Михаил уже подвел троицу гостей-покупателей поближе к машине, где была организована раздача оружия кандидатам в рекруты. Карабины, СКС, как определил Никлас. В руках его он никогда не держал, но видел в Танжере на картинках пособий и пару раз замечал у патрулей, когда они уже были на территории Империи.

— Леди Катерина, господин Никлас, — вдруг обратился к Бергерам иеромонах. — Мы можем проводить участников марш-броска на старте и встретить их на смотровой площадке на финише. Либо же, вы можете вместе с ними пройти необременительную дистанцию и увидеть кандидатов аля-натурель.

Говорил иеромонах Михаил негромко, но общая группа скаутов и трудников была совсем рядом, так что слова его все прекрасно услышали. Никлас даже не удивился — иеромонах, похоже, и сам хотел посмотреть на неожиданных гостей «аля-натурель». Или же посмотреть на их реакцию при отказе.

— Леди Катерина не так давно получила серьезное ранение, поэтому не думаю, что ей стоит участвовать в этом необременительном мероприятии. Сам я конечно готов, но надеюсь, что у вас найдется сменный комплект одежды, — как можно более равнодушно произнес Никлас.

В том, что придется бежать по мокрому осеннему лесу он сомневался — предполагал, что отсутствие сменной одежды окажется предлогом для того, чтобы…

— Найдется, как же не найтись, — покивал иеромонах, после показав в сторону административных корпусов неподалеку. — Брат Павел вас проводит, выдаст комплект. Там и раздевалки, и душевые найдутся.

— Никлас, брат мой, — вдруг произнесла Катрин совершенно нейтральным голосом, отчего слова «брат мой» прозвучали невероятно выразительно.

— Сестра? — принимая предложенный тон, обернулся к ней Никлас.

— Мои раны, как несложно заметить, затронули лишь внешний вид. Ты же еще совсем недавно лежал на больничной койке балансируя на границе жизни и смерти. Уверен, что хорошо себя чувствуешь?

— Ну уж на необременительный марш-бросок по пересеченной местности меня хватит, — усмехнулся Никлас, поворачиваясь к иеромонаху. — Мы же не десяточку по пояс в грязи…

— Нет-нет, не переживайте, — успокоил тот, даже не дослушав. — Зеленая дистанция, легкая разминка.

— Отче, тогда у вас найдется запасной комплект одежды и для меня? — посмотрела на иеромонаха Катрин.

— Конечно, и для вас найдется. Павел, сын мой, — обернулся святой отец к молчаливому наставнику. — Будь добр, проводи гостей и выдай им по комплекту одежды.

Брат Павел, от которого Никлас пока так и ни слова не услышал, молча кивнул и повел Бергеров в сторону одноэтажных административных корпусов. Комплекты одежды действительно нашлись — новая полевая форма, светло-зеленой расцветки как у скаутов Белостокского отделения, даже запаянная в целлофане. Судя по этикеткам, из Китая. Впрочем, в А-Зоне большинство экипировки тоже было из Китая, так что Никлас этому ничуть не удивился. Под форму брат Павел предложил отдельно комплекты термобелья, от которого Никлас с Катрин отказываться не стали.

Переодевались в соседних раздевалках, не закрывая двери; слушая шелест одежды, Никлас думал, как у них с Катрин все одновременно и просто, и сложно происходит. Их жизни и судьбы теперь плотно связаны, при этом оба они даже близко друг друга не знают.

Когда вышли из здания, их уже ждали. Горчакова и иеромонаха Михаила видно поблизости не было, а вот все скауты и трудники стояли шеренгой неподалеку, закинув карабины с примкнутыми штыками на плечо. Выглядело вполне приемлемо, Никлас даже засмотрелся.

— К но-оге! — раздалась команда, и сразу после этого слитным звуком два десятка прикладов ударились в землю.

— Штык откинуть!

Трудники эту команду выполнили не так слаженно, как скауты, явно занимавшиеся строевой подготовкой гораздо более часто. Если трудники в монастыре ей вообще занимались. Тем не менее, ни один серьезно не замешкался — и вскоре на всех карабинах штыки оказались сложены, оказавшись под стволом. Никлас при этом вспомнил, что, когда изучали СКС, у него еще эта особенность оружия — неотъемный клинковый штык-нож, вызвала удивление.

Скауты и трудники между тем по командам отрегулировали ремни, повесили карабины на грудь и развернувшись, побежали в сторону ближайшего леса по натоптанной дороге. Замыкая колонну, в хвосте пристроились и Бергеры вместе с братом Павлом.

— Послушайте, батюшка… — обратилась к нему на бегу Катрин. Никлас посмотрел на сопровождающего с интересом — ожидая самого разного, вплоть до того, что тот лишен возможности речи и сейчас жестами объясняться начнет. Но нет, наставник заговорил.

— Молод я ищо для батюшки, не имею священного сана, — неожиданно сильным и басовитым голосом пророкотал наставник. — Честно́й брат Павел я, или просто Павел.

Голос у него гремел, хотя и было заметно, что говорить он старается негромко.

— Павел, не могли бы вы нам подсказать? Баронесса фон Гувер, почему она состоит в четвертом отряде, несмотря на происхождение?

— Об этом, леди Катерина, лучше у отца Михаила спросите, — после недолгого раздумья ответил Павел. Он еще старательнее попробовал говорить тихо, но голос его все равно звучал густо и гулко, словно из порожней бочки.

Несколько минут бежали молча — началась грязь, потом ведущие группу наставники перешли на быстрый шаг, заведя всех в полосу бурелома. Затрещали ветви, послышались сдавленные ругательства — кто-то упал, поскользнувшись на мокром стволе лежащего дерева. Почти сразу упал второй кандидат — из трудников, опасно взмахнув карабином.

— Скауты иногда и с примкнутыми штыками бегают, — пояснил брат Павел, заметив взгляд Никласа. — Но сегодня поостереглись.

Некоторое время, пока после полосы бурелома бежали по чистому лесу, Катрин еще задавала Павлу вопросы. Вскоре стало не до разговоров — ведущие группу наставники темп взяли приличный, все более разгоняясь. Ни у Никласа, ни у Катрин серьезных проблем пока не было — сказывались постоянные тренировки и хорошая физическая форма, к тому же бежали налегке в отличие от остальных.

Уже к середине дистанции наметились первые отстающие. Совсем рядом с замыкающей тройкой сейчас, замедляясь, бежал высокий и совсем молодой паренек с соломенными волосами. Тот самый Альберт Вяземский — вспомнил Никлас показавшего лучшее время на стадионе скаута. Похоже, решил сходу произвести впечатление, но на дистанцию силы не рассчитал. Кроме того, сдавать начала баронесса фон Губер. Девушка заметно выдохлась, бежала еще не в трансе на одной силе воли, но уже близко к этому.

У отстающего Вяземского между тем забрали оружие — сделал это широкоплечий трудник с широким и простецким круглым лицом.

— Это Тришкин Егор, — прокомментировал брат Павел. — Ехал из Москвы с заработков домой в Киров, в тот что в Вятской губернии. По пути все деньги спустил на игры карточные и дев распутных, причем так спустил, что сам не знает каким образом оказался в Белостоке. Здесь начудил немного в кабаке, трудовой повинностью отдает два месяца. Карабин он забрал у Вяземского Альберта. Студент бывший, после первого курса учебу бросил, пошел в легион наниматься…

Студент, избавленный от СКС, побежал легче. А вот баронесса фон Губер начала сдавать еще сильнее, понемногу отставая от основной группы. Брат Павел прервался и забрал у нее оружие, причем отреагировала девушка на это довольно вяло. Точно на пределе сил — исчезновение карабина, казавшегося в сравнении с ее хрупкой фигуркой огромным рыцарским турнирным копьем, она словно и не заметила.

Брат Павел между тем замолчал, потому что группа впереди преодолевала недавно вырытый, или же недавно обновленный противопожарный ров. Многие оскальзывались на мокрой земле, несколько человек упало. Среди них была и баронесса фон Гувер — она двигалась самой последней и споткнувшись, с размаха рухнула в рыхлую землю с краю невысокого отвала рва.

Общая группа к этому моменту уже ушла вперед, продираясь через заросли орешника. Упавшая баронесса так и осталась лежать недвижно у границы рва — ноги выше головы. Никлас помог девушке подняться, Катрин подхватила ее под руку с другой стороны. Александра отреагировала совсем вяло — теперь уже точно войдя в транс, передвигая ноги только на силе воли.

Когда миновали заросли орешника, по оставленному впередиидущей группой комфортному проходу, впереди Никлас мельком заметил нагрузившегося широкоплечего трудника Тришкина. Он уже не только у Вяземского, но и еще у кого-то оружие забрал. Сам он при этом никаких проблем или признаков утомления внешне не показывал, шагал бодро. Вернее, уже бежал — наставники снова дали команду ускориться.

— И? Этот Вяземский… Вяземский, да? Пришел наниматься в легион, а дальше? — переспросила Катрин у брата Павла, когда они, так и держа под руки юную баронессу, выбежали на опушку леса.

— Не взяли, вестимо, — гулко пророкотал Павел. — Физической кондицией не вышел. Возвращаться домой Вяземский не стал, потому как деньги на оплату второго года обучения родителями даденные уже потратил. К нам в скаутский отряд пришел, покупателей ждет. Старается, ну да вы сами видели.

— Он же студент, образованный, почему его в последний отряд? Натворил что-то?

— А у него с головой не очень все благополучно. Романтики слишком много, аж с дуростью граничит. Отправили в четвертый, чтобы чуть-чуть порывы притушить, а то такие идеалисты опасными могут быть, сами понимаете уж наверное.

Катрин на бегу кивнула, соглашаясь со сказанным.

— Егорка Тришкин Вяземскому помогает, потому как тот его грамоте учит, в школе сам Тришкин прилежностью не отличался. Сильно неграмотных не то что в легионы, даже в ополчение не берут, — фыркнул между тем брат Павел.

Наставники уже вывели группу на последнюю часть дистанции, и теперь все бежали по дороге трассы для экстремального вождения. Здесь было даже тяжелее, чем в лесу — грязь липла к обуви, утяжеляла ноги; многие оскальзывались, падали, поднимались и бежали дальше.

«Необременительный» марш-бросок превратился в настоящее испытание, Никлас уже заметно утомился. Разговаривать с братом Павлом больше нормально не получалось, к тому же тот сменил Катрин с другой стороны от баронессы, поддерживая едва держащуюся на ногах девушку. Скорость их четверки упала до скорости быстро идущего человека, от основной группы они сильно отстали.

Когда наконец «выбежали» к стрельбищу, часть из кандидатов уже повалилась на землю, обессиленные. Судя по звукам, сейчас вытошнило сразу двоих, одного за другим. «Люблю запах рвоты по утрам», — вспомнил Никлас любимую присказку сержанта-инструктора в Танжере. Безо всякой ностальгии вспомнил, конечно же.

Наставники зычными голосами уже поднимали кандидатов в рекруты и гнали на стрельбище. Никлас, разглядывая общую группу, приметил трудника — сухопарого и совершенно седого старика. Он большую часть дистанции держался в конце группы, не вырываясь вперед и один из немногих сохранил чистый и опрятный вид. Только что этот трудник помог одному из упавших от усталости подняться, после чего двинулся на рубеж стрельбы. Прошел мимо Катрин с Никласом — и тот отметил, насколько пустой и безразличный у старика взгляд. Почти как у баронессы фон Губер, которой брат Павел только что вернул карабин, и она направилась к ближайшему стрелковому столу.

— По обойме сейчас отстреляют, сразу после бега, еще десять выстрелов после отдыха, результаты отдельно запишем, — прокомментировал брат Павел. — А трудник, на которого вы смотрели, это Войцех Мейер. Не от хорошей жизни здесь, берется за любую работу и все заработанное семье отправляет.

— Деньги отправляет? — удивился Никлас.

— Подрабатывает вечерами и ночами в городе. Да и у нас в монастыре часть работ оплачиваются, сверх необходимой нормы за кров и еду для трудников не отбывающих наказание повинностью.

Со стороны рубежа уже звучали выстрелы, постепенно становясь все чаще.

— Между землей и небом, — шепнула вдруг Катрин Никласу на ухо.

— Что? — не понял он сразу о чем речь.

Катрин взглядом показала на баронессу фон Губер, которая как раз сейчас заряжала обойму. В насквозь промокших, тяжелых от воды и грязи перчатках делать ей это было неудобно, поэтому одну, с правой руки, она сняла. Пальцы девушку слушались плохо — соскальзывали, прилагаемого усилия не хватало. Никлас видел, что у нее все же получилось вдавить десяток патронов в желоб неотъемного магазина, но при этом она порезала большой палец. Несильно, но кровь закапала, и сейчас юная баронесса засунула палец в рот, став похожей на большого ребенка.

Никлас вдруг обратил внимание, что и слева и справа от юной баронессы стрелковые столы пусты. И понял, о чем только что сказала Катрин: опальная боярская дочь чужая теперь в любом месте и в любой компании. Высокое сословие ее не принимает и не желает связываться по причине неблагонадежности, обычные люди — из-за того, что несмотря на опалу титула она не лишена. Поэтому, кстати, может быть и осталась юная баронесса лежать на земле у пожарного рва, а вовсе не потому, что ее падения никто не заметил.

После первой стрельбы участники получили небольшой отдых, а Никлас с Катрин направились в административное здание. Где, как и обещал иеромонах Михаил, нашлись душевые. В раздевалку зашли вдвоем и Катрин — безо всякого перед Никласом стеснения, не глядя на него начала сбрасывать с себя грязную форму. Ему, судя по всему, предполагалось отвернуться, но делать этого он не стал.

— Как будто ты что-то у меня не видел, — зайдя в кабинку произнесла Катрин за миг до того, как раздался шум льющейся воды.

Никлас едва слышно кашлянул. Пока Катрин раздевалась, она на него не оборачивалась и не видела, наблюдает он за ней или нет. Взгляд чувствовала? Догадалась?

— Дорогой брат, — сквозь шум воды произнесла Катрин. — Принеси пожалуйста целлофановые пакеты, в которых была наша грязная одежда. Пока ты будешь принимать душ я ее сложу туда, и мы возьмем эту форму с собой.

— Зачем?

— Отдадим в прачечную, а потом будем носить, как зачем?

— В чем смысл?

— Смысл в том, что вглубь Империума лучше ехать в камуфляже без знаков различий, чем в одежде, указывающей на нашу принадлежность у Новому Рейху. Если на землях федератов мы можем просто ловить косые взгляды, то чем ближе к Москве и Петербургу, тем вероятней словить что-то более тяжелое.

— Даже так?

— Даже так.

Когда Никлас с Катрин — переодетые в прежнюю свою чистую одежду, вернулись на полигон, наставники начали второй этап стрельб. После окончания кандидаты выстроились на вытоптанном плацу перед иеромонахом Михаилом и Горчаковым — они оба появились так же незаметно, как и пропадали.

Никлас внимательно осматривал шеренгу перед собой. Большинство грязные, заметно усталые, кто-то с расцарапанным лицом. Брат Павел уже подготовил планшет с общим итогом результатов, показывая Никласу и Катрин. На удивление, в стрельбе баронесса фон Губер оказалась не так уж и плоха. Ближе к подвалу списка, но не совсем на последних строках. А после отдыха так и вообще отличный результат показала.

Никлас переглянулся с Катрин, посмотрел вопросительно. Увидел едва заметный кивок, направился ближе к шеренге кандидатов. Горчаков пошел за ним, при этом заметно хромая и сильнее чем обычно опираясь на трость — похоже, долгое времяпрепровождение на ногах сказывалось. Никлас остановился рядом с баронессой фон Губер. Хотел было обратиться к ней, но взял паузу, проводив взглядом Горчакова — который прошел дальше. Жандармский инспектор остановился рядом со студентом… Альбертом Вяземским, вспомнил его имя Никлас.

Заметно было, что Горчаков набрал воздуха, чтобы говорить чисто. Но — может быть из-за усталости, может быть из-за боли в ноге, у него это не очень получилось. Причем заговорил он сейчас не просто с запинкой придыхания, а более того — начал весьма заметно заикаться.

— М-молодой ч-ч-человек, мне кажется з-знакомым ваше лицо. Мы н-нигде ранее не встречались?

Первые слова Горчаков произнес с заметным усилием, но к концу фразы уже разговорился.

— Д-думаю что нет, г-господин инсп-пектор, — так же заметно заикаясь, произнес в ответ Вяземский, заметно покраснев.

Горчаков нахмурился. Склонив голову, он внимательно посмотрел на стоящего напротив Вяземского. Бывший студент заметно заволновался и открыл было рот в попытке объясниться, но Горчаков вдруг резко повернулся, услышав раздавшийся смешок. Иеромонах Михаил в этот момент — он уже стоял рядом с Никласом, поджал губы и прикрыв глаза едва заметно покачал головой.

Горчаков безошибочно определил кто смеялся и смотрел сейчас на широкоплечего трудника. Тот самый Егор Тришкин, который под конец дистанции нес сразу четыре карабина.

— Это была такая шутка? — вновь перевел взгляд Горчаков на Альберта Вяземского.

— Никак нет, г-господин инсп-пектор.

Румянец со щек Вяземского исчез, а сам он от изменившегося тона Горчакова побледнел так, что на носу и щеках ярко выступили пятна веснушек. В этот момент раздался еще один не смешок. Даже, скорее, сдавленное хрюканье — широкое лицо Егора Тришкина было искажено гримасой сдерживаемого смеха, он даже губу прикусил.

— Господин инспектор, — заговорил вдруг иеромонах негромким, но слышимым всей шеренге голосом. — Лицо Альберта Вяземского вы могли видеть на фотографиях в газетах. Он тот самый студент, который бросил учебу в Самарском университете и без успеха попытался поступить на службу в легион, местная пресса освещала его историю.

Горчаков кивнул, показывая что понимает, о чем идет речь.

— И у Альберта Вяземского, когда он крайне взволнован, действительно проблемы с чистотой речи, — закончил иеромонах.

— Спасибо, отче.

Произнес это Горчаков спокойно, но Никлас видел, что инспектор в холодной ярости. Лицо его приобрело хищное и опасное выражение — особенно заметно это было сейчас, когда он повернулся к широкоплечему труднику, у которого все недавнее веселье вдруг испарилось. Похоже, почувствовал, что что-то зреет нехорошее лично для него.

— Это Егор Тришкин, крестьянский сын, господин инспектор, — заговорил вдруг иеромонах. — Голова большая, ума только в ней мало пока — из Москвы направлялся домой в Вятскую губернию, но вот у нас оказался. Закон ранее не нарушал, в трудники из-за глупости своей попал, не по злому умыслу. Так что, инспектор, если не затруднит, не ломайте ему жизнь…

— Вятская губерния? — посмотрел Горчаков на Тришкина.

— Так точно, господин инспектор.

— Земляку жизнь не ломать, значит, — посмотрел на иеромонаха Горчаков.

— Господь велит прощать, сын мой, — пожал плечами отец Михаил.

Инспектор, глядя ему в глаза кивнул, после обернулся к Тришкину.

— Думаю, всем присутствующим будет хорошим уроком, — голос иеромонаха заметно похолодел. Многие из скаутов и трудников при этом, как заметил Никлас, даже вжали голову в плечи — от согбенного святого отца повеяло опасностью.

Мгновением позже мелькнула трость Горчакова, раздался глухой удар и сразу же полный боли вскрик. Нога Егора Тришкина подломилась, а сам он рухнул на землю, опав как озимый. Вновь стремительный росчерк трости, еще один — в этот раз хлесткие удары попали по рукам, когда трудник попытался прикрыть голову. Отсушенные руки безвольно упали, и Горчаков — широко размахнувшись, как клюшкой для гольфа, ударил Тришкина в корпус.

Инспектор отлично умел пользоваться тростью как жезлом наказания: от боли Тришкин взвыл — громко, пронзительно. Последний, совсем несильный удар, пришелся ему прямо в лицо, в лопнувшие под набалдашником губы.

Еще секунда, и невозмутимый Горчаков уже отступил на два шага назад и вытирал салфеткой трость. Лежащий на земле лицом вниз Тришкин выл от боли. Перекрывая стоны, зазвучал негромкий, но слышимый всеми голос иеромонаха Михаила.

— Оскорбление, словом или действием, духовного лица или служивого человека есть оскорбление и самого государя-императора. Наказывается сроком от полугода военной или трудовой каторги. Оскорбление, нанесенное при многочисленных свидетелях, карается жестче. Ты меня слышишь, раб божий Егор? — усилился вдруг голос иеромонаха.

Четкого ответа не последовало, но тональность стонов сменилась — Тришкин слышал.

— Господин Горчаков прибыл к нам как инспектор Особой Экспедиции. И сейчас, вместо испытываемых тобой временных неудобств, благодаря человеколюбию господина инспектора ты останешься здесь, а не готовишься морально к отправке в Усть-Каменогорск на урановые рудники.

Никлас поежился. Все семь конвоев, в которых он принимал участие, проходили именно от урановых рудников. Да, дело происходило в Пекле А-Зоны, но все равно вряд ли отбытие повинности на урановых рудниках является приятным времяпрепровождением, вне зависимости от их местоположения.

Упавший Тришкин продолжал глухо стонать; Горчаков так и протирал свою трость с отсутствующим видом, глядя невидящим взглядом перед собой. Строй молчал, иеромонах смотрел на Никласа. А он наконец обернулся к баронессе фон Губер, к которой и шел изначально.

— Леди Александра, разрешите вас на пару слов.

Девушка не удивилась, кивнула. Никлас развернулся, двинулся в сторону от основной группы кандидатов. Не увидел — больше услышал и почувствовал, что следом за ним шагает не только юная баронесса, но и Катрин.

Отошли на пару десятков метров, встали. Огромные зеленые глаза девушки посмотрели на Никласа со смесью самых разных чувств. Взгляд — заметно проступая сквозь маску усталости и мнимого спокойствия, оказался настолько выразительный, напомнив взгляд брошенного котенка, что Никлас замялся и вопросительно глянул на Катрин. К счастью, она прекрасно поняла его замешательство — боязнь еще глубже припечатать неосторожным словом юную деву, так что заговорила сама.

— Леди Александра, ваше участие в этом показательном тестировании навыков предполагает ваше желание рассматривать возможность заключить с нами контракт, или вы здесь просто развеять скуку?

— Предполагает возможность.

Голос у юной баронессы был тих, но довольно тверд. Ощущение взгляда брошенного котенка пропало, осталась только усталость от марш-броска, хотя девушка и старалась держаться бодро.

— Ваша кандидатура, не скрою, нам весьма интересна. Но хотелось бы узнать мотивы, почему вы готовы встать под знамена организации, которая стала причиной… вашего нынешнего положения, — обтекаемо выразилась Катрин.

Никлас с удовлетворением кивнул — у Катрин получилось найти те самые нужные слова.

— Хочу узнать меру справедливости при… возникновении причин моего нынешнего положения, — Александра фон Губер ответила столь же обтекаемо, как Катрин сформировала вопрос.

— Благодарю за ответы, — кивнула опальная графиня, глядя в глаза опальной баронессе.

Когда они втроем вернулись к общей группе, иеромонах Михаил, не дожидаясь каких-либо комментариев кивнул наставникам. Они, во главе с братом Павлом сразу повели всех кандидатов к грузовику. После этого духовный наставник скаутского и трудового отряда махнул «покупателям» в сторону возвышающейся на холме громады монастыря и двинулся к своему угловатому внедорожнику.

Пока ехали обратно, Катрин попыталась обсудить с Никласом некоторые кандидатуры, но быстро замолчала. Никлас ее слушал не слишком внимательно — морось превращалась в дождь, и Никлас сейчас нависал над рулем, опасаясь опозориться и засадить в грязь джи-ваген. Впрочем, он уже приноровился к езде по грязи, так что получалось у него сейчас лучше, чем по пути сюда. Внедорожник иеромонаха Михаила в этот раз даже ни разу не останавливался, джи-ваген Никласа больше не отставал.

Обсудить приглянувшиеся кандидатуры — «убежав случайно» от хромающего Горчакова, Никлас и Катрин смогли мимоходом, по пути в келью иеромонаха. Где он накормил гостей поздним обедом, за которым вели почти светскую беседу и серьезных тем не касались. Только когда был налит чай, Катрин заговорила о деле, обращаясь к иеромонаху.

— Отче, у вас есть для нас рекомендации?

— Есть, как не быть, — пожал плечами духовный наставник скаутов и трудников. — Но они зависят от того, на кого вы сами обратили внимание.

Катрин посмотрела на Никласа, словно бы передавая ему эстафету.

— Мы с Катериной желали бы видеть в нашей группе баронессу Александру фон Губер, а также господ Егора Тришкина и Альберта Вяземского. Остальные кандидатуры у нас не то, чтобы не сходятся, но хотелось бы услышать ваши советы.

— Никлас, позвольте узнать, почему вы остановились на кандидатуре Егора Тришкина? — совершенно нейтральным тоном поинтересовался вдруг Горчаков.

«Потому что хорошо иметь в группе того, кто гарантированно выполнит наш приказ, а не приказ инспектора-контролера», — мог бы сказать в ответ Никлас, но конечно же делать этого не стал.

— Мы не рассматриваем Тришкина и Вяземского по отдельности. Объясню: Альберт Вяземский образован, кроме того он неплохой стрелок. Романтик и идеалист, но это лечится. С крестьянским сыном Егором Тришкиным Вяземский привык работать в паре, чему мы были свидетелями во время марш-броска. Кроме того, от честно́го брата Павла мы узнали, что Вяземский обучает Тришкина грамоте. Это значит, что кроме незаурядной физической силы, у Тришкина есть желание учиться, это уже немало. Ну и, конечно же, есть другой немаловажный и определяющий мое решение аргумент… — Никлас сделал паузу, прямо глядя в глаза инспектору.

— Какой же? — с явно напускным отстраненным интересом поинтересовался Горчаков.

Катрин, глядя на Никласа так, чтобы инспектор не видел ее лица, удовлетворенно прикрыла глаза. Она тоже заметила, что инспектор начал говорить весьма чисто, что свидетельствовало о его сосредоточенности.

— Есть люди, которые несут свет знаний в этот мир. Есть люди, которые несут ясное, доброе и вечное. А есть люди, которые буквально созданы для того, чтобы нести пулемет. Кроме того, наша служба подразумевает патрульную деятельность. Вы когда-нибудь сами бортировали колесо?

— Нет.

— Однажды я в одиночку переобувал грузовик и не скажу, что хотел бы повторить этот опыт. В Егоре Тришкине я вижу того человека, который будет носить пулемет и тягать тяжелые колеса грузовика, когда это будет необходимо.

— У нас нет ни пулемета, ни грузовика.

— Пока нет, — с легкой улыбкой кивнул Никлас. — Отче, так вы подскажете нам по своему видению? — обернулся он к иеромонаху Михаилу.

Обращаясь к духовному наставнику, он подспудно ожидал, что Горчаков возразит и попробует наложить вето на их с Катрин выбор. Ожидал этого, судя по паузе, и отец Михаил, но инспектор промолчал.

— Подскажите сначала причины, по которым вы обратили внимание на девицу Александру фон Губер.

Иеромонах после вопроса крайне внимательно посмотрел на Никласа. И он подумал, что от ответа сейчас будет зависеть одобрение или неодобрение их выбора духовным наставником.

— Могу назвать лично свою мотивацию: сам я не местный, а баронесса фон Губер, как представительница московской аристократии, видится мне той, кто в случае чего поможет нам справиться с бюрократическими препонами. Деятельность любого подразделения — это в первую очередь бумажная война, которая происходит с неослабевающим ожесточением вне зависимости от окружающей обстановки.

Катрин посмотрела на Никласа с нескрываемым удивлением, покивав и явно одобряя его мысли.

— Леди Катерина, ваши мотивы?

— Она мне просто понравилась, — пожала плечами девушка.

Иеромонах Михаил неожиданно тепло улыбнулся, отчего его изрезанное шрамами лицо стало удивительно добрым, как у дедушки Мороза, после чего кивнул.

— Я согласен и поддержу ваш выбор девицы Александры фон Губер, студиоза Альберта Вяземского и крестьянского сына Егора Тришкина. Кроме того, я бы посоветовал вам предложить контракт пану Войчеху Мейеру и Влоджимешу Крестовоздвиженскому.

Говоря это, иеромонах взял из стопки пять личных дел. Папки фон Губер, Вяземского и Тришкина легли отдельно, еще две оказались перед Никласом с Катрин. После этого иеромонах положил рядом планшеты с записанными результатами, обвел кислотно-желтым прозрачным текстовыделителем нужные фамилии.

Никлас всмотрелся в фотографии на обложках личных дел перед собой. Оба предложенных иеромонахом кандидата оказались трудниками — один из них был старик с чужим карабином на плече, отмеченный Никласом сразу после окончания марш-броска. Запомнил, правда, он его слегка взлохмаченным седым стариком, а вот с фотографии глядел вполне себе аккуратно подстриженный мужчина средних лет. Действительно, судя по личному делу, ему всего сорок три.

Второй, Влоджимеш Крестовоздвиженский, привлек внимание Никласа только тем, что во время проверки находился постоянно в самом конце списка — в беге на три километра на стадионе и вовсе придя последним. С фотографии личного дела на Никласа смотрел мужчина лет тридцати с тонкими усами и злым, не очень приятным взглядом из-под густых бровей. Лицо и внешность его Никлас даже не помнил с полигона, где обратил внимание только на длинное имя в записях.

— Отче, объясните мотивы рекомендаций? — поинтересовалась Катрин, отложив от себя дело Крестовоздвиженского и вглядываясь в фотографию «старика» Мейера.

— Конечно. Пан Войчех Мейер — весьма известный в Варшавском округе человек. Хотя это не та известность, иметь которую ему бы хотелось: долгое время он был чиновником городской управы в Ченстохове, но после коррупционного дела отправился на три года на трудовую каторгу. Когда вернулся, переехал вместе с семьей сюда в Белосток. Несколько лет жил на прежние сбережения, в работе себя не нашел, а на государеву службу как понимаете путь ему был заказан. Начал крепко выпивать и, как выяснилось, поднимать руку на жену и детей. Закончилось все тем, что он вновь отправился на каторгу — в этот раз на военную, на два года. Вернулся, демонов своих внутренних усмирив, но было уже поздно, семья его не приняла. Он, впрочем, и не ждал. Вот уже второй год пан Мейер состоит при монастыре трудником, все свободное время занят тем, что зарабатывает деньги тяжелым трудом и все что зарабатывает, отправляет на специальный счет для своих детей. Ныне это исполнительный и дисциплинированный специалист, обладающий многими знаниями сразу в нескольких сферах.

— А что с… Влоджимешем Крестовоздвиженским? — заглянув в списки кандидатов, без запинки смог произнести имя Никлас.

— Влоджимеш — разжалованный офицер Войска Польского, из крылатых гусар. Как и пан Мейер, к нам в отряд трудников попал после отбытия повинности на военной каторге. Он хороший специалист, лишним у вас не будет точно.

— Отче, а каковы ваши истинные мотивы? — вдруг спросила Катрин.

Иеромонах чуть улыбнулся, но при этом было видно, что вопрос его удивил.

— Вам когда-нибудь приходилось решать, кому сегодня предстоит умереть? Приходилось, — кивнул он, глядя на реакцию Катрин. — А приходилось ли вам когда-нибудь выбирать, кто из доверившихся вам людей останется жить, а кому необходимо будет умереть сегодня или завтра?

На словах «доверившихся вам» иеромонах сделал особенное ударение. Теперь уже Катрин оказалась несколько обескуражена.

— Император платит семьям своих погибших солдат хорошие деньги. Пан Мейер — тот самый человек, который случись в этом нужда спокойно избавит вас от сложного выбора, зная, что его семья получит за него компенсацию. По поводу Влоджимеша… — внимательно посмотрел иеромонах в глаза Катрин. — Мои мотивы: избавиться от этого человека, он мне здесь не нужен. Влоджимеш, прямо скажем, баламут. Пусть вас не смущают его скромные сегодняшние результаты — недавно он получил плетей за нарушение общественного порядка, вчера только с постели окончательно встал. Он никак не может найти себя в мирной жизни, это человек войны, там все его недостатки становятся достоинствами. Ему тесно в рамках законов мирного времени, отчего окружающий мир к нему симпатий тоже не испытывает. Его неплохо было бы вернуть в привычную…

— Долохов, — негромко произнес Никлас.

— Что? — в один голос спросили иеромонах и Катрин. Только если в глазах Катрин было непонимание, то иеромонах посмотрел на Никласа с интересом.

— Долохов. Герой из книги «Война и Мир», который не мог найти себя в мирное время, но на войне чувствовал себя абсолютно в своей тарелке.

— Война и Мир? Книга Леопарда Толстого? — спросила Катрин.

— Льва Толстого, — поправил ее Никлас.

— Сын мой, вы ведь выросли в далеких заморских землях, не так ли? — поинтересовался иеромонах.

— Да.

— При этом вы не уходили от своих корней.

— Получается, так.

— Это заслуга воспитания вашего отца?

Никлас ответил не сразу. Только недавно, с высоты своих девятнадцати лет он начал понимать, что в семье его особо и не воспитывали — он самостоятельно впитывал то, чему учили родители братьев и сестер. Слушал, словно идущий за экскурсионной группой в музее случайный посетитель. Говорить об этом конечно же не хотелось, потому ответил он обтекаемо и многословно.

— Вольная рота Андерсона была основана Карлом Андерсоном, гражданином Старой России, который после гибели старого мира оказался в Африке. В городах, откуда началась история Югороссии, были так называемые Русские Дома — места, где жителей народов Африки знакомили с русской культурой. В каждом из таких домов всегда было обширное собрание книг. Немалая часть книг из таких собраний после падения старого мира оказалась в Цитадели Андерсон, в библиотеке…

«Где я прятался в панике, молясь только о том, чтобы меня не нашли братья и сестры»

… — где я часто проводил время, — закончил Никлас после небольшой паузы.

Он неожиданно понял, что под внимательным взглядом иеромонаха едва не озвучил вслух свои самые сокровенные мысли и сразу почувствовал, как лоб покрылся испариной холодного пота. Иеромонах Михаил словно бы почувствовал состояние Никласа — кивнув благодарно за ответ, перевел взгляд на Катрин.

— Вы сказали что ваша группа, при котором будет состоять инспектором господин Горчаков, в планах штатного расписания имеет пока всего два экипажа. Для каждого желательно иметь пару стрелков. И если первую пару я вижу, как тандем Тришкина-Вяземского, то вторую прекрасно составят пан Мейер и Крестовоздвиженский. Эти двое никогда не испугаются перспективы находиться на острие атаки, а возможность первыми встретить врага, ведомого или неведомого, сочтут за привилегию.

Горчакова, которого иеромонах только что упомянул, но на которого ни разу во время беседы не посмотрел, после этих слов проняло. Выражение лица у инспектора осталось неизменным, но сам Горчаков буквально закаменел, а в его взгляде на несколько мгновений Никлас увидел буквально бурю эмоций. Катрин тоже это заметила — Никлас бросил на нее короткий взгляд, увидев едва заметный кивок.

— Баронесса фон Губер, студент Вяземский и крестьянский сын Тришкин, пан Мейер и Крестрвр… и Долохов, — начала перечислять Катрин, которая по привычке принадлежности к военной аристократии рейха совершенно не старалась запоминать имена, ограничиваясь фамилиями. — Это пятеро. Мы же в идеале рассматриваем шесть кандидатур.

— Кроме этих пятерых достойных кандидатов мое благословение для участия в вашем богоугодном мероприятии защиты людей от всякой нечисти получит брат Павел. Это будет его обетом служения, контракт с ним вам заключать не нужно.

Никлас краем глаза заметил, как дернулся уголок рта у Горчакова. Похоже, перспектива включения в состав отряда брата Павла его совершенно не обрадовала. Впрочем, мысли свои инспектор Горчаков держал при себе, комментировать рекомендации не стал.

— Если возражений нет, пойдемте отзовем и побеседуем с одобренными кандидатами, — собрал в одну стопку личные дела иеромонах. — Василий, вы с нами? — обернулся он вдруг в темный угол кельи.

Повернувшись по направлению его взгляда, Никлас увидел сидевшего на шкафу у дальней стены одноглазого черного кота. Большого, много больше чем обычные представители кошачьих. Животное, прищурив единственный желтый глаз, внимательно осматривало присутствующих в келье людей.

— Познакомьтесь, это Василий Черный, кот-искатель. Обычно к людям они не привязываются, как вы знаете разумные коты гуляют сами по себе…

Никлас этого совершенно не знал, но говорить не стал — внимательно смотрел на черного массивного кота, который размерами походил скорее на небольшую рысь. Кот-искатель между тем словно бы потерял интерес к происходящему — поднял переднюю лапу и растопырив когти, принялся их рассматривать. Никлас смотрел на Василия с нескрываемым интересом — жест выглядел действием по-настоящему разумного животного.

— Баронесса фон Губер нашла и выходила Василия после серьезного ранения, полученного им в столкновении со стаей чумных крыс. По состоянию здоровья Василий был комиссован со службы, и сейчас баронесса фон Губер считает его своим спутником.

— А сам Василий что считает? — поинтересовалась вдруг Катрин.

— Да кто ж его знает. Молчит, — пожал плечами иеромонах Михаил, поднимаясь и беря стопку личных дел подмышку.

Кот Василий по прозвищу Черный в этот момент скользнул взглядом единственного глаза по людям, после чего спрыгнул со шкафа и направился к двери, демонстрируя всем свой поднятый распушенный хвост. Кот вышел первым, за ним на выход из кельи последовали и остальные.

Когда Никлас спускался по лестнице и смотрел в спину впередиидущего иеромонаха, он вдруг кое-что понял. Состоявшийся смотр был организован совсем не для того, чтобы Никлас и Катрин смогли посмотреть и отобрать кандидатов. Смотр был организован больше для того, чтобы иеромонах Михаил, а еще — может быть и разумный кот, посмотрели на них обоих.

Никлас едва даже не запнулся от внезапности столь простого и очевидного откровения. Его замешательство заметила Катрин, придержала за руку, увидела изменившийся взгляд. Поджав губы, так что уголки опустились вниз, Катрин покивала. Судя по выражению лица, сама она пришла к таким же выводам, как и Никлас.