Проснувшись в номере Катрин, Никлас сел в кровати, осмотрелся. Соседняя кровать ровно заправлена, в комнате пусто. На тумбочке — обещанное обер-прокурором предписание в конверте с вензелями. На часах… «08:36». Приемлемо — и поспал, и не проспал все что можно.
Из двух конвертов один вскрыт, похоже тот что для Катрин. Да, ее имя в поле адресата. Никлас взял второй — для себя. Открыл, развернул гербовую бумагу:
«Корнету графу Никласу Бергеру явиться в штаб Отдельной Константиновской команды Ленинградского Пограничного округа 16 ноября сего года для получения приказа о дальнейшем прохождении места службы».
«Отправляйтесь в расположение Константиновской команды, вас разместят. Завтра утром получите предписание по дальнейшей службе», — вспомнил он слова обер-прокурора князя Салтыкова.
Слова помнил. Голос и интонации помнил. Фуражку с высокой тульей и орлом помнил, блеск золотых глаз помнил. А вот лицо не помнил, словно потерялась картинка. И вообще весь вчерашний день с минувшей ночью, которые уместили в себя только короткую дорогу, ритуал, и его продолжение в квартире оставшейся безымянной ведьмы помнились смутно, какими-то фантасмагорично яркими образами.
Да, неплохо время провел, — хмыкнул Никлас. Встряхнувшись, избавляясь от остатков сна и на ходу стягивая через голову футболку, Никлас направился в ванную комнату. Широко распахнул дверь и обомлел — здесь, напротив зеркала, стояла обнаженная Катрин. Молча, беззвучно стояла — приоткрыв рот и наклонившись как можно ближе к зеркалу она сейчас оттягивала себе нижнее веко.
— Ресничка попала, — пояснила Катрин, не глядя на Никласа. — Да наконец-то! — добавила она, доставая ногтем мизинца ресничку из глаза. Выпрямившись, она обернулась к Никласу. Стояла совсем рядом, так что он обозревал ее полностью.
Раньше в подобной ситуации Никлас бы смущенно отвернулся, или сразу же сделал бы шаг назад, закрывая за собой дверь. Но недавние события — флирт с Есенией Кайгородовой, горячий монолог Катрин в нише коридора гостиницы Белостока, и — самое главное, проведенная сегодня с ведьмой ночь что-то поменяли в его сознании.
Шесть лет назад он впервые шагнул навстречу своему страху. Сжившись с ним, привыкнув сосуществовать вместе и испытывая в нем, наверное, даже необходимость, раз за разом продолжая шагать навстречу опасности. Страх никуда не уходил, постоянно был рядом. А вот стеснение и застенчивость в общении с девушками похоже пропали.
Ну, или конкретно в общении с Катрин стеснение и застенчивость полностью пропали — как и у нее стеснение перед ним полностью исчезло. Хотя нет, налившиеся багрянцем шрамы ее все же выдают. Вроде и старается выглядеть как ни в чем не бывало стоя сейчас перед ним подбоченившись, но прилагает для этого все же немало усилий. «А у ведьмы и ненамного меньше», — вдруг вспомнил и оценил Никлас, глядя на высокую грудь Катрин.
— У-ля-ля, какая красота. Можно потрогать? — оценивающе наклонил он голову.
— У себя потрогай, — фыркнула девушка.
Никлас поднял брови в недоумении. Случилось то, чего он раньше больше всего боялся: нарваться на резкую насмешку и выглядеть глупо. Услышь он неделю назад подобное, готов был бы провалиться под землю от стыда, а сейчас мысли лишь заметались в поисках достойного ситуации ответа.
Но, как оказалось, Катрин имела ввиду именно то, что сказала: развернувшись, она встала к Никласу спиной. Он так и стоял с наклоненной набок головой, направив взгляд вниз, поэтому первое за что зацепился взглядом — были ягодицы. Которые, подчеркнутые тонкой талией и ямочками сверху в районе поясницы, выглядели так совершенно, что он и их потрогать, если уж быть честным с самим собой, не отказался.
Любовался нижними девяносто Катрин Никлас всего краткий миг. Осознав, что именно предлагает она ему потрогать, он только сейчас вновь почувствовал онемение в основании шеи, сквозь которое понемногу пробивалось странное ощущение инородного тела.
Заведя руку за спину, потрогал. Понял, что в основании шеи у него, как и у Катрин, в кожу словно вплавлен плоский овальный камень — размером чуть больший, чем печатка перстня. Камень под кожей Катрин сдержанно светился алым отсветом — точь-в-точь, как ее глаза недавно после принесения клятвы.
Никлас вспомнил ночь с ведьмой. У нее, на спине в основании шеи, он запомнил овальное пятно на коже. Выглядящее не как шрам, а как более светлый, незагорелый участок.
«Рассосется?» — подумал он, ощупывая неожиданный подарок после ритуала. Вот почему так больно было, ведьма-ворожея ему какой-то артефакт под кожу вплавила. А после, похоже, как-то еще и обезболила.
Протянув руку, Никлас коснулся и кожи Катрин рядом с вплавленным камнем. Горячая — ощутил только это, потому что Катрин вдруг ощутимо вздрогнула и развернулась. И еще она как будто смутилась — словно с трудом удерживаясь, чтобы не прикрыть себя руками.
Никлас взял с вешалки белый халат, развернул, так чтобы Катрин было удобнее его надеть. Когда она запахнулась, он только теперь обратил внимание, что глаза у нее изменились. Голубой цвет из радужки исчез, она теперь была серо-стальной, как и у обер-прокурора, как и у встречавшего их в Сергиевой слободе опричника. Алый цвет возникший в глазах Катрин после ритуала тоже практически ушел, оставив лишь едва заметный ободок, контрастно выделяющий радужку.
— У меня этот камень какого цвета? — спросил Никлас.
— Это не камень, а филактерий. Обернись… Ох ты, — произнесла Катрин удивленно, когда Никлас развернулся к ней спиной.
— Что?
— Он у тебя белый.
— Это что-то значит?
— Я никогда не слышала, что они бывают белого цвета.
— У тебя филактерий алый. Такого же цвета, как и глаза, как и блеснувший свет во время клятвы. А у меня?
— Я не помню, что у тебя было с глазами, — призналась Катрин.
Никлас, погруженный в мысли, воспоминания и ощущения, не сразу понял, что новоиспеченная ведьма уже стоит с ним лицом к лицу, почти вплотную. Она сейчас выходила из ванной комнаты, обходя его — а стоял он в проходе. В этот момент Катрин — совершенно неожиданно, приобняла Никласа за талию и плотно к нему прижалась. Горячо шепнула что-то на ухо и сразу исчезла из поля зрения.
«Буду ждать тебя внизу, в столовой», — с небольшим опозданием понял Никлас, что именно сказала ему ведьма. Черт, она похоже приняла правила игры — и сейчас сделала свой ход, в отместку за его недавнее «можно потрогать».
Да, хорошо, что ночью был дополнительный ритуал с зеленоглазой ведьмой, а то было бы непросто — тряхнул Никлас головой и полез под душ. Сразу выкрутил холодную воду — чтобы стряхнуть накатившее… наваждение, так он сформулировал про себя состояние.
Когда спустился в столовую, Катрин — в униформе скаута Белостокского отряда, с неуставным клетчатым платком из повязки-шемага, лениво ковыряясь в тарелке. Оглядевшись по сторонам, Никлас отметил что эта столовая мало чем отличается от столовой в Танжере. Пройдя к линии выдачи блюд, Никлас набрал на тарелку легкий завтрак — с большим трудом уместившийся на один поднос.
— Сегодня какое число? — присел он напротив Катрин.
— Четырнадцатое ноября.
— Мне написано, что явиться в штаб нужно шестнадцатого.
— Суббота и воскресенье выходные дни. Шестнадцатое — понедельник.
— И… что эти два делать будем?
— Горчаков заходил, пока ты спал. Сказал, чтобы мы искали его в гараже — нужно сначала получить машины на группу, потом штатное оружие. Он уже занимается, право подписи в ведомостях выдачи у него есть как у инспектора группы. Нам сказал в штаб сходить, отметиться только дежурному что живы-бодры-здоровы, потому что никого облеченного реальной властью мы там не найдем.
На базе Отдельной Константиновской команды, кроме дежурного офицера — корнета Соколова, действительно никого из ответственных лиц, облеченных властью отдавать приказы группе Бергера, не оказалось. Сам корнет Соколов благожелательно пояснил, что выходные в их полном распоряжении.
Никлас не расстроился. Понимая, что до сих пор не знает многих элементарных вещей, он решил использовать субботу и воскресенье на полную катушку чтобы освоиться и осмотреться. Как впоследствии оказалось, в чем-то Никлас оказался прав. Только был нюанс — не выходные предполагалось использовать Никласу, а выходные по плану должны были использовать Никласа.
Понимание этого начало приходить, когда у ворот гаража он встретился с Горчаковым, который стоял рядом с двумя машинами. Подобные, во время движения по дорогам Империума, Никлас видел неоднократно: одутловатые бескапотные микроавтобусы с круглыми фарами, придававшими машине несколько комичный вид.
— Это что? — поинтересовался Никлас у Горчакова.
— Это УАЗ, модель тридцать девять ноль девять, в народе называемая буханкой.
— Это наш транспорт для выполнения поставленных задач? — с интересом и с некоторым скепсисом поинтересовался Никлас. Обе машины, было видно, совершенно новые. Судя по следам на мокром асфальте, выкатили их из гаража под навес совсем недавно. И выглядели машины… как-то не совсем по-военному, отметил про себя Никлас.
Открыл скрипнувшую водительскую дверь в ближайшей, отметив что надо смазать петли, заглянул в кабину. Очень скромненько — охарактеризовал он увиденное; не удивившись, впрочем — военному транспорту так и полагается.
— Немного отличается от того, на чем ездил я, — негромко пробормотал он себе под нос.
— На чем вы ездили, Никлас? — поинтересовался Горчаков.
— Джедай семьдесят шестой.
— Ни разу не слышал.
— Донгфенг, китайский внедорожник созданный на основе… — Никлас замялся и пощелкал пальцами, пытаясь вспомнить. — В старом мире в Африке стояли европейские колониальные войска, у них были машины… Название забыл, что-то вроде подводной лодки…
— Подводной лодки? — подняла брови Катрин.
— Да. На «З» вроде бы, никак вспомнить не могу…
— Тойота Лэнд Круизер? — догадался Горчаков.
— Да.
— А почему на «З»? — негромко спросила удивленная логикой Катрин.
— Лэнд Круизер. Земляной крейсер, если на русский переводить.
Горчаков неожиданно улыбнулся.
— Шутку слышал: Тойота Лэнд Крузер п-появилась двести лет назад, и УАЗ буханка п-появился двести лет назад. Лэнд Крузер п-претерпел больше ста модернизаций, а буханка сразу вышла замечательно и п-превосходно.
Никлас шутку совсем не понял, но вежливо усмехнулся и сел за руль. Осмотрелся, поерзал на холодном сиденье, коснулся рычагов — коробка передач, и еще два рядом.
— Это что?
— Вот этим рычагом п-подключается п-передний мост, п-полный привод. Вперед — включен, назад — отключен. Вот этот второй — раздатка с п-пониженной передачей. В такой п-последовательности и п-переключать, если что.
— Понял.
Чуть изогнувшись Никлас наклонился, рассматривая не очень удобно расположенную — снизу слева, панель с тумблерами и кнопкой запуска. Отщелкнул тумблер зажигания, нажал кнопку пуска. И ничего.
— Вот здесь, выключатель массы аккумулятора, — подсказал Горчаков.
Нащупав и переключив оказавшийся под сиденьем слева рычажок, Никлас завел машину и прислушался к бодро замолотившему двигателю.
— Нужно осмотреть транспорт и п-подписать акт п-приемки, — сообщил ему Горчаков. — П-после уже с механиками будем договариваться насчет их п-подготовки.
— Подготовки кого и к чему?
Никлас, увлеченный восприятием сразу двух потоков информации от машины — тактильной и звуковой, параллельно слушая Горчаков краем уха, едва сдержался — чуть было не произнес «п-подготовки», копируя манеру речи инспектора.
— П-подготовки машин к выполнению п-поставленных задач. Ближайшие два месяца нам п-предстоит п-провести на тренировочных п-полигонах, осваивая транспорт, оружие и отлаживая взаимодействие. Только п-после этого, п-после сдачи всех экзаменов и зачетов, ваша группа будет п-причислена к одному из п-подразделений в качестве стажировочной п-практики.
— Понял-принял, спасибо.
— Вряд ли вы п-поняли, — покачал головой Горчаков и жестом позвав Бергеров за собой, двинулся в гараж.
Никлас оставил буханку заведенной, пошел следом за инспектором. Зайдя внутрь, сразу остановился у ряда из четырех машин, стоящих каждая напротив отдельных ворот. Все четыре были выкрашенных в пятнистый черно-серый городской камуфляж, все на высоких рубчатых колесах, с дугами безопасности по корпусу и решетками на стеклах, на крыше одной установлен пулемет с щитками.
— У-ля-ля, — негромко выдохнул Никлас, поняв вдруг, что перед ним стоят такие же буханки как и во дворе, просто серьезно подготовленные.
— Каждая группа получает машины и оружие в стоковом исполнении. Далее п-происходит п-подгонка п-под нужды группы, соразмерно финансовым возможностям на балансе командира. С оружием п-похожая история: на каждого ратника вы п-получаете по карабину и дробовику с консервации, и в оружейной мастерской п-после п-проводите тюнинг каждого ствола.
— Тоже не бесплатно? — сразу задала вопрос Катрин.
Горчаков кивнул и двинулся к выходу, шоркая подволакиваемой ногой и звучно стукая бойком трости в бетон гаражного пола. Выйдя на улицу и подойдя к двум буханкам — выглядящими теперь на фоне монстров из гаража еще более сиротливо, инспектор постучал по колесу одной из них.
— Бесплатно только п-поменять колеса, на этих осенью и зимой вне асфальта ездить будет крайне сложно. Это заводские колеса с обычной всесезонной резиной, нам нужно п-поставить внедорожную.
— Машины же с завода?
— Да.
— Идут сразу поставкой по контракту с Особым отделением?
— Фактически с Пограничной стражей.
— А почему на заводе тогда сразу не ставят внедорожную резину?
— П-попроще вопрос, п-пожалуйста, — хмыкнул Горчаков.
— Порядок действий для нас сегодня?
— Принимаем машины, к двум часам едем на станцию Сергиево. Прибудет поезд из Ревеля, надо забрать остальных ваших будущих ратников, после выдать каждому стандартные контракты для ознакомления.
— А контракты где взять?
— Леди Александра их уже готовит. Сделает когда, п-предварительно даст вам п-посмотреть, может будут какие-то индивидуальные п-правки.
Точно, как-то на фоне минувшей ночи Никлас даже не вспомнил о юной опальной баронессе, которую со вчерашнего утра не видел.
— Подписывать будете в п-понедельник, п-после того как сами п-получите заверенный п-приказ о создании опричной группы Бергера. В общем, п-привезем всех сюда, а п-потом… п-потом тоже много дел.
Насчет «много дел» Горчаков совершенно не лукавил. После того, как забрали со станции брата Павла и прибывших с ним кота Василия, Крестовоздвиженского, Мейера, Вяземского и Тришкина, все завертелось. Подписание контрактов по плану должно было происходить в понедельник или вторник, но каждого прибывшего нужно было поставить на учет с заведением личного дела, оставить заявки на демисезонный и зимний комплекты формы, а также базовый минимумом амуниции. Заведением, ведением личных дел и всех заявок озадачили баронессу фон Губер, которая заметно прониклась серьезностью задачи.
Неприятным сюрпризом оказалось, что если для рядовых ратников группы стандартные форма, амуниция и штатное оружие положены за казенный счет, то для опричников — ведьмаков и ведьм, коими уже являлись Никлас и Катрин, предлагался вариант самообеспечения. Оружейные магазины были только в Петергофе, а офицерскую форму необходимо было заказывать отдельно в аффилированном ателье. Благо расположено оно было совсем неподалеку от ворот части, но, по случаю субботы, опять же не работало.
Вроде дел сделали совсем немного, а половина дня уже прошла. Улучив минутку, Никлас выдернул из общей суеты Мейера и Крестовоздвиженского, завел их к себе в гостиничный номер. В который первый раз зашел с того момента, как ключи получил от него больше суток назад. Усадил обоих за стол, сам расположился напротив. Мейер и Крестовоздвиженский смотрели на него оба внимательно, спокойно. По-разному смотрели, но одинаково изучающе.
Ходить вокруг да около Никлас не стал, сразу начал без раскачки.
— Я с отличием закончил Пехотную школу в Танжере, но год службы я провел в сержантской должности, пусть и находясь постоянно рядом с командиром конвоя. Школа в Танжере, а также служба в конвое оставила во мне два главных знания-постулата. Первое: приказы не обсуждаются, они выполняются. Это ясно?
— Так точно, — ответили оба в один голос. Взгляды их неуловимо изменились. Чуть отрицательно изменились, как охарактеризовал впечатление Никлас.
— Второе: дороги военных карьер вымощены костями лейтенантов, которые не слушали своих сержантов.
После этих слов взгляды Мейера и Крестовоздвиженского снова неуловимо изменились, теперь уже в положительную сторону.
— Вы оба старше, опытнее, мудрее и возможно умнее меня. Но командую здесь я, и, если отдаю приказ, его необходимо выполнить. Поэтому в ваших интересах сделать так, чтобы я слышал ваше мнение по кажущимся вам сложным вопросам в сложных ситуациях. И лучше до, чем после. Это ясно?
— Так точно, — произнес Мейер.
Крестовоздвиженский молчал. Никлас внимательно на него посмотрел.
— Мое мнение в сложившейся ситуации состоит в том, что я думаю, что мы сработаемся, пан Бергер, — кивнул бывший офицер крылатых гусар.
— Отлично. У нас на сегодня еще много дел, так что… — Никлас начал подниматься.
— Пан Бергер, столовая сегодня работает на выдачу по графику выходного дня, до четырнадцати тридцати.
— После обеда у нас на сегодня еще много дел, — кивнул Никлас, уже направляясь к выходу.
В три часа дня перед казармой выстроилась небольшая шеренга. Массивный и широкоплечий брат Павел — не замечающий порывов стылого ветра, заметно взволнованные Тришкин Егор и Альберт Вяземский; спокойные и расслабленные Войчех Мейер и Влоджимеш Крестовоздвиженский, не обращавшие внимание на промозглый холод. У последнего, кстати, даже в спокойном состоянии лицо сохраняло резкие, в чем-то даже озлобленные черты. Последней — самая невысокая, стояла хрупкая баронесса Александра фон Губер. Кота только видно не было, но Никлас не сомневался — где-то рядом, он постоянно в поле зрения мелькал, изучая территорию воинской части.
Никлас, который уже понемногу начинал вспоминать пекло А-Зоны если не с теплотой ностальгии, но без ужаса, глядя на разношерстную шеренгу поежился. Не только от холода. Потом поправил закрывающий шею и нижнюю часть лица повязку-шемаг, которая до сих пор хранила аромат парфюма Марши Юревич.
Выглядела группа разношерстно. Все были в том, в чем приехали из Супральского монастыря. Никлас, Катрин, Александра и Альберт Вяземский — в светло-зеленой полевой форме скаутов, брат Павел в темно-зеленом мундире монастырского наставника, Мейер и Крестовоздвиженский в одежде трудников. Ну и Горчаков заметно выделялся в своем синем жандармском мундире.
— Господа. Леди Александра. Два наших железных коня, прошу любить и жаловать, — показал Никлас на стоящие поодаль серые и мокрые буханки. — Тот что ближе к нам пусть будет Боливаром, тот что подальше — Буцефалом. Возражения есть?
— Никак нет, — раздался нестройный ответ.
— Правильно, у нас же не демократия, я здесь командир. Как сказал, так и будет, — совсем негромко произнес Никлас.
Краем глаза заметил и ощутил на себе удивленный взгляд Катрин. Похоже, она до сих пор не могла сопоставить Никласа Бергера которого видела, и Никласа Андерсона из описания личного дела — косноязычного и смущающегося перед противоположным полом и аудиторией больше чем из нескольких человек юношу.
Никлас же сейчас просто копировал манеру поведения своего первого наставника, вспоминая как общался тот со своими подопечными. При этом ему было немного неуютно, но вполне легко — ничего придумывать не нужно. Копировал еще и оттого, что сейчас заметно нервничал: в Танжере курсанты часто вели разговоры о том, что после получения лейтенантского патента встреча со своим первым подразделением бодрит не меньше, чем первый раз с женщиной.
И сейчас Никлас радовался тому, что знакомство состоялось не сразу, как это обычно происходило после назначения, а оказалось растянуто на несколько дней, за время которых все уже успели понемногу притереться. К тому же и подразделение его новосозданное, а не сплоченное с устоявшимися традициями, что тоже многое упрощало.
— Ближайшие два месяца нам предстоят тренировки на полигоне, будем отлаживать взаимодействие. После сдачи зачетов мы будем причислены к одному из подразделения для стажировочной практики, — повторил Никлас услышанное недавно от Горчакова, и показал на стоящие под навесом буханки. — Нашей группе выделено два автомобиля. Поэтому, брат Павел, принимайте под себя Буцефала. Возьмите с собой в экипаж леди Александру фон Губер, Егора Тришкина и Альберта Вяземского, которого с этого момента мы будем именовать Студентом.
Никлас не стал озвучивать свой расчет на то, что военные таланты всей названной троицы — вернее, негативный эффект от их отсутствия, должен в случае чего если не компенсировать, то хотя бы нивелировать опыт монастырского наставника. Потом ему наедине скажет, когда появится минутка. Сам брат Павел, кстати, в этот момент едва заметно усмехнулся: похоже, что нить рассуждений Никласа и его мотивы он и сам прекрасно понял.
— Господа Войчех Мейер и Влоджимеш Крестовоздвиженский. Вы, как обладающие релевантным опытом, станете нашей ударной первой штурмовой парой, пока в составе экипажа Боливара, — показал Никлас на вторую машину.
Эта пара не вызывала у Никласа волнения в плане подготовки: оба знают, как стрелять и как себя вести, когда по ним стреляют. Другое дело, что военное дело они постигали в числе прочего на военной каторге… Поэтому Никлас решил пока, предварительно, разделить экипажи именно так как разделил, а дальше уже посмотреть по итогу первых дней тренировок.
— Влоджимеш, у вас длиннопроизносимое имя, это создает некоторые неудобства.
— Влад, Жим или Крест. На ваш выбор, пан Бергер.
Никлас поджал губы, чувствуя удовлетворение. Похоже, иеромонах Михаил был прав — баламут действительно в режиме «военного» времени существовал гораздо лучше, чем в «мирное». По крайней мере, Никлас на это надеялся на основании первого впечатления.
— Вы не возражаете, если мы будем именовать вас: «Долохов»?
— Никак нет, пан Бергер.
— Отлично…
Никлас осекся, потому что Альберт Вяземский вдруг шагнул вперед.
— Господин Бергер? Позволено ли мне будет сообщить, что я имею возражение по поводу именования меня «Студентом»?
— Господин Вяземский. Пока — до того момента как вы не подписали контракт, позволено. Но убедительно вас прошу уже сейчас перейти в режим беспрекословного подчинения, или у вас возникнут трудности, несопоставимые с ощущением здоровья, бодрости и хорошего настроения.
— Что, простите?
— Хочешь, я тебе сейчас мизинец сломаю? — неожиданно спросил Долохов у Вяземского.
Негромко спросил, но у Никласа был хороший слух, он услышал.
— Я… А…
— Альберт, вы только что получили сразу два предупреждения: первое и последнее. В строй вернитесь, — вежливо произнес Никлас. Вяземский все понял, рот закрыл и сделал шаг назад.
После около часа потратили на решение текущих вопросов. Инспектор Горчаков за все это время Никласу ничего не сказал, не подсказал и не посоветовал. Он уже вошел в рабочий режим контролера, а не полноценного специалиста группы Бергера, поэтому сейчас находился в режиме наблюдателя.
После того как разобрались с составом экипажей, загрузились в машины — чтобы не ходить пешком, проехали пару сотен метров до склада РАВ. Расшифровывалась аббревиатура как склад ракетно-артиллерийского вооружения, но ни ракет, ни артиллерии Никлас на складе ожидаемо не увидел.
У немногословного каптенармуса получили четыре ящика с оружием и четыре с патронами. Оружием оказались восемь карабинов СКС — в масле, со складов длительного хранения, и восемь дробовиков. Четыре из них были помповыми ружьями с пистолетной рукояткой, вполне привычного вида. Еще четыре удивили: короткие, при этом массивные и угловатые, практически прямоугольники — как лазерные бластеры в картинках комиксов, которые в Танжере популярны были. Причем по факту эти дробовики назывались КС-23, где буквы названия расшифровывались как «Карабин специальный». Никлас это в ведомости увидел, когда расписывался. Патроны для этих дробовиков Никласа тоже серьезно впечатлили — они были заметно больше привычного 12 калибра.
— На боевого слона, что ли? — негромко поинтересовался он. — Это же дробовик вроде, почему карабин? — это уже чуть громче спросил, повернувшись к Горчакову. Спросил и улыбнулся, когда услышал довольно предсказуемую реакцию:
— П-попроще вопрос, п-пожалуйста.
Вдруг, отвечая на вопрос, заговорил вернувшийся из глубин склада — куда ведомости уносил, каптенармус, который до этого момента не произнес ни единого лишнего слова.
— Карабин специальный он называется потому, что ствол у него нарезной. Ствол у него нарезной, потому что изначально эти дробовики делались из бракованных стволов авиационных пушек калибра 23 миллиметра. Слово «специальный» в названии подразумевает, что предназначено оружие для выполнения самых разных специальных задач. Под которые используются разные типы патронов: к примеру, патрон «Баррикада» со стальной пулей гарантированно останавливает автомобиль, разрушая двигатель. Патроны с резиновыми пулями «Привет» разной мощности предназначены для подавления беспорядков без намеренного применения смертельной силы. Как и патроны «Черемуха», которые содержат контейнеры со слезоточивым газом, а также свето-шумовые патроны «Звезда». Патроны «Барсик» с боевым отравляющим веществом, как правило используются в связке с картечными патронами «Мурзик», и применяются для уничтожения чумных крысиных стай.
— Буквы эм эр что означают? — поинтересовался Никлас у каптенармуса, показав на ящик с дробовиками МР-133.
— Не «эм эр», а «эм пэ». Это латинские буквы, означают: Механический Завод. Механик Плант, если по-русски.
— Это же российский дробовик?
— Да.
— А почему название на латинице?
— Моя должность зовется каптенармус, это слово производное от французского capitaine d’armes, оружейный мастер. Да и вот вы, господин корнет, тоже русский, а зовут вас Никлас. Да и у батюшки у вашего Андерсон фамилия, тоже и близко не славянская.
Отвечать Никлас даже не стал, только руками развел, признавая абсолютную неотразимость аргументации, на которую даже и ответить нечего было.
— Знаете моего отца? — чуть погодя все же спросил он, когда остальные уже вышли со склада.
— Кто ж его не знает из тех, кто в А-Зоне побывал, — пожал плечами каптенармус. При этом он кивнул Никласу — без улыбки, но этот кивок выглядел так, словно бы каптенармус говорил: «ты заходи, если что».
Когда загрузили ящики в джи-ваген — Никлас решил пока в него, теплее и комфортнее, долго искали обещанного корнетом Соколовым стрелкового инструктора. Нашли — в соседнем квартале на квартире-клубе за игрой в преферанс. Забрав, поехали на стрельбище — знакомиться с оружием, очищать от оружейной смазки после длительного хранения и приводить к нормальному бою.
Закончили далеко затемно, но время к ужину не подошло, просто темнело рано. Отправив Катрин, Александру и брата Павла подготавливать полагающиеся отдельной группе журналы — которых оказалось просто какое-то неимоверное количество, Никлас с остальными только сейчас занялся колесами буханок. Отдельной проблемой стала задача найти инструменты и домкраты. Те что были в машинах, Никлас сходу забраковал, не желая нести первые небоевые потери. В гараже нашли всего один нормальный домкрат, и работали с ним, переобувая машины.
Инспектор Горчаков уже покинул территорию базы — он, похоже, квартировал в здании факультета Полицейской академии, откуда за ним машину прислали. Правильно сделал, по сути — делать ему здесь больше было нечего, а гайки крутить он скорее всего не согласился был.
С приближением ночи заметно похолодало — и Никлас, стараясь делать это не слишком заметно, сейчас дул на окоченевшие пальцы, предоставив возможность Мейеру и Долохову покрутить колеса Боливара. Первая буханка — Буцефал брата Павла, уже стоял переобутая. Причем, поменяв всего лишь колеса, на более широкие и с более крупно-выраженным рисунком протектора, одутловатая и немного смешная машинка уже заметно преобразилась, приняв более агрессивный вид.
Закончившие переобувать Буцефала Тришкин со Студентом только что пошли в гараж греться. И едва они зашли внутрь, как по ушам вдруг ударил пронзительный звук сирены, а внутри гаража зажглось красное аварийной освещение.
— Внимание! Тревога, код — тысяча. Внимание! Тревога, код — тысяча. Внимание! Тревога…
Механический голос не успел повторить оповещение в третий раз, как из зданий казарм высыпал десяток черных фигуры — дежурная группа Соколова. Многие из бегущих на ходу натягивали на себя сбрую амуниции, сам корнет кто-то кричал — раздавая приказы и указания. Двери гаража распахнулись, одна за другой оттуда выкатывались ревущие моторами три машины, уступом вставая на плацу.
Тришкин и Вяземский уже давно вернулись обратно, брат Павел с Катрин и Александрой уже выскочили из здания и подбежали к Никласу. Вся группа Бергера — кроме кота, собралась у криво стоящего на домкратах Боливара, у которого не хватало двух колес с одной стороны.
— Бергер! Бергер! По машинам, с оружием всей группой за мной! — громко закричал корнет Соколов, пробегая мимо. После он заскочил в свою командно-штабную, судя по наличию нескольких высоких антенн, машину.
«Началось в колхозе утро», — выругавшись, повторил про себя Никлас фразу своего первого наставника, которую тот повторял вне зависимости от времени суток предвестником грядущей суеты неприятностей.