50 оттенков рассвета

22.

Лина.

— Ты с ума сошла?

Холодная рука смыкается на запястье, не давая сделать последний шаг. Дергаюсь, ноги соскальзывают, но вперед дернуться не получается и я больно бьюсь боком о металлическое ограждение.

Вскрикиваю, когда понимаю,ктостоит сзади.

Юлия буквально вытаскивает меня на ровную поверхность и с силой прижимает к себе.

— Ты что творишь, ненормальная? Что творишь? — Повторяет, как заведенная, ощупывая мое лицо, плечи.

Дёргаюсь, уклоняясь от неприятных прикосновений.

— Глупая, какая глупая… как Ника… она тоже… тоже…

Я ничего не понимаю из того бреда, что она несет. Мне холодно, я дрожу. Когда шла сюда, у меня была цель. Та цель, к которой я шла. Я бы не замерзла.Не успела бы. А потом… потом мне было бы всё равно…

— Отпусти, — шиплю, впиваясь в пальцы, которые всё еще крепко держат мою руку. — Отпусти немедленно.

— Отпущу. Отпущу. Только успокойся. Успокойся, Лина.

Может, у меня получилось? И это просто параллельный мир? Ведь никто точно не знает, что находитсязагранью.

Моргаю часто—часто. Видение не пропадает. Передо мной по-прежнему находится Юлия. Та самая надсмотрщица, которая шагу не дает ступить.

Впрочем, чему удивляться? Она все это время находилась за моей спиной. Вот только… только откуда это испуганное лицо и бледная кожа?

— Отпускаю. Готова? Не побежишь завершать начатое?

— Не побегу, — сквозь зубы. Я не собираюсь устраивать показательные выступления. Решиться один раз было непросто, а решиться второй… когда уже видел эту манящую бездну…

Хотя да, о чём я вообще? То, что меня ждет, страшнее. Куда страшнее.

— Идем в тепло. Ты дрожишь.

Механически совершаю действия. Передвигаю ноги. Мне все еще потряхивает от пережитого. А еще от ужаса: что будет, когда эта сволочь доложит о моем неудавшемся побеге?

— Никак. Кто такая Ника? — Вспоминаю, что это имя шептала церберша.

— Нам надо поговорить, Лина. Придется поговорить, — уточняет с нажимом.

Снова захват на локте. Отскакиваю. От подобных захватов Хаузова у меня потом синяки неделями сходят.

— Сейчас сделаешь так, как я тебе скажу. Идем к Тиграну. Он уже искал тебя. Потом скажешь, что разболелась голова. Я отведу тебя в дамскую комнату. Там никто не помешает. Всё поняла? Улыбаешься и ведешь себя, как обычно.

— Зачем?

— Затем, чтоонне должен знать. Или рассказать ему?

— Я поняла. Иду, улыбаюсь, отпрашиваюсь в туалет.

— Умница. И улыбайся, Лина. Постарайся. Поверь, тебе это сейчас нужно.

Ооо, в искусстве лицемерия за эти дни я так поднаторела, что сама себя порой не узнаю. Улыбаться, когда внутри все внутренности скручивает от страха? Да на раз—два. И неважно, что потом откат наступает такой силы, будто ломает под колесами танка. Потому что сначала я делаю, а потом приходит осознание и понимание.

Натягиваю самую широкую улыбку из своего арсенала и шагаю к массивной фигуре жениха. Он как раз благосклонно позволяет поздравлять себя с предстоящим торжеством.

— А вот и моя невеста. Е-е-ева, познакомься.

Имён я ожидаемо не запоминаю, мечтая затолкать ему в глотку это издевательское «Е-е-ева». Он же специально так называет, растягивая буквы.

Терплю общество урода ровно шесть минут. В зале висят красивые часы и я пристально их рассматриваю. Юлия в двух шагах от нас на своём посту.

— Прошу меня извинить. Душно и разболелась голова. Я отойду, дорогой? — Если бы словами можно было убивать, на полу у ног бы дымилось тело Каримовича. Жаль, не дожил этот Карим до нашей встречи. Моим последним вопросом было, каково ему живется, зная, что родил подобную мразь. Не исключено, что и сам он таким же был.

— Юля, проводи мою невесту. — Короткий приказ не поворачивая головы.

Режим робота включён на полную: шаг, ещё один, ещё… Открыть дверь, войти. Закрыть.

Мы дожидаемся, пока помещение покинет женщина в платье с меховым воротником. Смотрю на неё, и пробивает нервный смех. Как Эллочка—Людоедка. Интересно, запас слов у неё такой же?

— О чём…

— Не перебивай. У нас не так много времени. — Юлия подходит к двери и запирает её на замок. Затем проверяет кабинки. — Ника, про которую ты спрашивала, моя сестра. Сводная. Не родная, но не менее любимая. С детства росли рядом, всегда друг за друга горой.

— Я не понимаю…

— Когда от Хаузова сбежала жена, и он слетел с катушек, Вероника попалась ему на глаза. Юная, красивая, доверчивая. Он красиво ухаживал, она сдалась. Через пять дней её нашли на трассе.

Прикрываю рот в ужасе, сдерживая крик.

Юлия говорит абсолютно без эмоций. Но они не нужны. Весь кошмар прошлого встает перед глазами. Я так явно вижу хрупкую девушку, безжизненное тело в канаве у дороги…

— Как же… как…

Бормочу что-то бессвязное. Никак не могу сформулировать вопрос.

— Тихо. Она жива. Осталась жива, если это можно назвать жизнью. Повреждения позвоночника, сломанные ребра, раздроблена кость ноги… Она никогда уже не сможет ходить, никогда не сможет вернуться к танцам. А она любила танцевать. Очень любила, Лина.

— Но… почему его…

— Потому что всё решают деньги и власть. Всё, Лина. Всё решается с помощью кэша. Кто больше заплатил, тот и прав.

Юлия рассказывает торопливо ещё и ещё. А я в прострации нахожусь. Почему? Почему в этом грёбаном мире так всё устроено? Почему!?

Неужели некому заступиться , спасти… некому уничтожить это чудовище?!

— Я помогу тебе. Не знаю как. Я подумаю. Но помогу. Ты не должна повторить судьбу Ники. — Юлия крепко прижимает к себе, и я чувствую, как трясется её тело. — Будь умницей, Лина. Потерпи. Потерпи. И я смогу тебя вытащить. Смогу. Ты многое сделала сама. Здорово придумала с письмом. Твоя бабушка пока в безопасности.

— Но…

Я была уверена, что мой план идеален. Кто мог подумать про письмо и пойти проверять? Как?! Где я ошиблась?

— Ты молодец. Хорошо придумала. Все хорошо придумала, — повторяет Юлия. — Я случайно его нашла. Когда тебя Вадим проводил в машину, я оставалась осмотреться. Помнишь? Случайно увидела твой почерк и ради любопытства… не важно. Никто не знает. Никто. Пока он не начал искать…

Пока не начал…