50 оттенков рассвета

37.

Ева.

С уходом Артура в помещении становится на несколько градусов холоднее. Я физически ощущаю, как чернеет небо. Пусть это выражение образное и надо мной идеальный белый потолок, но…

Отворачиваюсь к стене, лихорадочно соображая, хорошо ли спрятан телефон. Коробку от него в спешке я отдать забыла, но вряд ли дядя полезет под матрас.

— Ну здравствуй… племянница!

И почему из его уст это слышится, как грязное ругательство?! Ну что, что в моей жизни пошло не так? Почему любящий когда-то дядя стал невыносимым и ненавистным чудовищем? Я знаю, да, что люди не меняются и он просто до поры до времени носил выгодную маску. Наверное, надо было обратить внимание на череду женщин, с которыми он жил, на их поведение, на то, что ни с одной из бывших он не расставался хорошо… Но до подобных ли наблюдений мне было? Я ребенком ждала его приездов и подарков, на которые он раньше не скупился. Отец очень любил брата и всегда готов был прийти ему на помощь.

Пришел и сейчас, судя по всему, вверив мою судьбу в руки этого страшного человека.

В глубине души я понимаю (или хочу надеяться), что Артур ведет себя так, что хочет… хочет, чтобы я освободилась от этих людей. Но он не представляет, насколько они страшны и что принадлежащее им они просто так не отпускают. По коже бегут мурашки каждый раз, когда я вспоминаю рассказ Юлии.

— Забыла о манерах?

Задумалась… блин…

— Извините. Добрый вечер

— Добрый, добрый. Ну что, помог массаж?

— Я, — краснею и прячу смущение под одеялом, залезая практически полностью, — я не знаю. Это, наверное, анализы покажут.

— Что ты там бормочешь? Четко и внятно скажи.

Высовываю нос и повторяю: — Анализы должны показывать.

— Анализы. Хорошо… — Постукивает себя пальцами по подбородку. Исподтишка рассматриваю его и прихожу к выводу, что злым он не выглядит. Раздраженным скорее. — Договоримся, утром проверят эффективность лечения.

— Зззззачем?

Ну он же должен понимать, что нельзя каждый день ждать изменений, видеть их и вообще брать у человека кровь ежедневно тоже нельзя?

— Мне повторить? Проверим, как тебя лечат, любимая мояплемянница.

Опять. Опять он выплевывает это слово, будтояему навязалась.

— Я не просила становиться моим дядей.

— Ну что ты, милая, это же такая честь для меня.

Николай Евгеньевич смеется, но продолжает сверлить мое лицо ледяным взглядом. Из эмоций там мелькает ненависть, ярость, равнодушие. Но никогда я не видела в его глазах тепла. Хотя нет, вру. Видела. С теплом и любовью он смотрит на Маринку, свою родную дочь. И позволяет ей всё. Всё — это реально всё. Мне иногда кажется, что реши Марина убивать, он, не задумываясь, её подсадит, чтобы достала, и нож поострее даст.

Молчу. Смотрю вопросительно. Что ему надо? Зачем явился? Зачем пришел и испортил такой чудесный вечер?

Тело до сих пор ощущает фантомные прикосновения Артура. Мне хочется закрыть глаза и по секундочкам повторить наш вечер. Достать телефон и перечитать его сообщения… Его, желанного и такого близкого… а не прятаться от острого взгляда чудовища, которое возомнило себя вершителем судеб. Я, кстати, верю в высшие силы, и очень надеюсь, что когда-нибудь ему и его обожаемому мудаку прилетит кара за все их преступления.

— Что смотришь? Не хочешь ничего мне рассказать?

Руки моментально холодеют, а по позвоночнику вниз бежит капелька противного и липкого пота. Слабость, которую я старательно не замечала, накатывает одновременно с паникой. Господи… какая же я дура! Охранник наверняка рассказал, что ко мне в неурочное время приходит молодой врач и задерживается надолго. А если они проверят персонал клиники и поймут, что такого доктора нет? Хотя… нет—нет, фамилия на бейдже реальная, значит, не поймут, если только не станут сравнивать фотографии. А они могут… они же профи и наверняка умеют складывать факты куда лучше, чем я.

— Ннннет, — отвечаю дрожащими губами. Не расскажу я ему ничего. Если решит наказывать, его ничего не остановит. Он же не знает наверняка ничего? Стоит об этом подумать, как сознание пронзает панической мыслью: в палате же нет камер?! Или…?

— Уверена? Племянница… Мне кажется, ты ооооочень, — тянет мерзким голосом, от которого сводит затылок, — хочешь мне открыть маленький секрет!?

— Нет, — мотаю головой. — Нет у меня секретов.

Зная его характер, играть быстро надоест и он сам вывалит на меня, в чем обвиняет. В палате даже не страшно. Он же не поднимет на меня руку в больнице? Здесь врачи, они могут полицию вызвать.

Глупая, глупая Ева… не боится он никакой полиции…

Считаю про себя до десяти, чтобы выровнять дыхание и отвечать ровным голосом. Плохо работает, но хоть что-то. Папа всегда учил смотреть хищнику в глаза и не показывать своего страха. У меня не выходит, я боюсь. Боюсь так, что ладони буквально немеют, а коленки начинают дрожать. Но я чувствую за своей спиной поддержку Арта. Верю в то, что он не бросит и не оставит.

— Может быть, мне тебе помочь? — Дядя понижает голос, одновременно с этим двигает стул и садится вплотную к моей кровати.

Громко сглатываю и упираюсь взглядом за коробочку пирожных, оставленных Артуром. Мне казалось, он убирал их в холодильник? Или это прошлые, которые я сама достала? Не помню. Мне так жутко, что мысли разлетаются испуганными птичками.

— Давай начнем с самого простого? Что это, Лина? — Дядин палец цепляет лямку моей пижамы, и я понимаю, что пропала…