Глава третья

Три дня спустя граф послал за нами. Марго и я должны были немедленно ехать в Париж.

Я без сожаления оставляла замок. Растущее напряжение становилось невыносимым. Я ощущала, что за мной наблюдают, и каждый раз, оставаясь одна, бросала испуганные взгляды через плечо. Мне казалось, что слуги как-то странно посматривают на меня. Короче говоря, я не чувствовала себя в безопасности.

Поэтому, получив вызов, я испытала облегчение.

Мы выехали в жаркий июньский день. В природе царило спокойствие, казавшееся зловещим. Было душно, и вдалеке гремел гром.

Париж нисколько не утратил своего очарования, хотя после свежести деревни жара была невыносимой.

Я сразу же заметила, что на улице было много швейцарских и французских королевских гвардейцев. Небольшие группы народа собирались на площадях и возбужденно разговаривали. Каф, откуда доносился аппетитный кофейный аромат, были переполнены. Многие сидели за уличными столиками под цветастыми навесами, защищавшими от солнца.

Граф с нетерпением ожидал нас в предместье Сент-Оноре.

Он крепко сжал мои руки.

— Я слышал о случившемся. Это ужасно! Я тут же послал за вами. Вы не должны возвращаться в замок без меня.

Казалось, только теперь заметив Марго, граф обратился к ней:

— У меня есть для тебя новости — на следующей неделе ты выйдешь замуж.

Мы обе были слишком изумлены, чтобы отвечать.

— Учитывая создавшуюся ситуацию, — граф выразительно взмахнул рукой, — Грасвили и я пришли к выводу, что брак не следует откладывать. Венчание пройдет здесь без лишнего шума. Потом вы поедете в Грасвиль, и Минель отправится с вами — временно, пока нельзя будет что-нибудь устроить.

Марго была приятно удивлена, и когда мы отправились в наши комнаты, чтобы умыться с дороги, она тут же пришла ко мне.

— Наконец-то! — воскликнула она. — Конечно, ждать было бы глупо. Теперь мы уедем отсюда, и отец больше не сможет командовать мной.

— Возможно, этим займется твой муж.

Марго расхохоталась.

— Робер? Никогда! Думаю, с ним я отлично уживусь. У меня есть планы…

Мне стало не по себе. Планы Марго всегда были безумными и опасными.

Граф попросил меня придти к нему в библиотеку.

— Когда я услышал о происшедшем, то чуть с ума не сошел от волнения, — сказал он. — Мне пришлось найти повод, чтобы вызвать вас сюда.

— И поэтому вы ускорили брак дочери?

— Этот способ не хуже других.

— Вы используете решительные меры, чтобы добиться своего.

— Полно! Марго пора замуж. Она принадлежит к тем женщинам, которым муж просто необходим. Семейство Грасвилей всегда пользовалось популярностью в народе, хотя никому не известно, сколько еще будет продолжаться эта популярность. Анри де Грасвиль — как родной отец для своих крестьян, поэтому трудно вообразить, чтобы они восстали против него. Хотя в нынешней ситуации это не исключено. Злобы в народе сейчас куда больше, чем верности и признательности. Но я буду чувствовать себя счастливее, когда вы окажетесь там.

— С вашей стороны очень любезно так обо мне заботиться.

— Как обычно, я думаю о собственной выгоде, — рассудительно заметил он. — Но расскажите, что именно случилось на тропинке.

Выслушав меня, граф промолвил:

— Какой-то крестьянин решил подстрелить кого-нибудь из замка, и случайно ему подвернулись вы. Для них такие поступки внове. Где же они достали ружье? Это тайна! Мы следим, чтобы в руки черни не попадало огнестрельное оружие, так как это может обернуться бедой.

— Значит, ситуация ухудшается? — спросила я.

— Она все время ухудшается. Каждый день мы делаем шаг навстречу катастрофе. — Он серьезно посмотрел на меня. — Я все время думаю о вас, мечтаю о том времени, когда мы будем вместе. Ничто не должно этому помешать!

— И тем не менее, многое мешает, — заметила я.

— Что именно?

— Я ведь не знаю вас по-настоящему. Иногда вы кажетесь мне совсем чужим, иногда удивляете меня, а иногда я точно знаю, как вы поступите.

— Ну, это только сделает жизнь более интересной, так как вам предстоит много открытий. Теперь выслушайте мои планы. Маргерит выйдет замуж и вы поедете с ней. Я буду навещать вас в Грасвиле, а через некоторое время мы поженимся.

Я не ответила, думая о Ну-Ну, стоящей у моей кровати, о намеках Габриель Легран. Она дала понять, что граф убил Урсулу, чтобы скорее жениться на ней. Он хотел иметь законного сына. Габриель уже подарила ему Этьена, которого осталось только узаконить, что не составило бы труда, если бы они поженились. Согласно Габриель, идея графа заключалась в том, чтобы использовать меня в роли козла отпущения. Теперь она, возможно, предположила бы, что он хочет убрать меня со сцены. Что если граф стрелял в меня или поручил это кому-нибудь?

Как я могла поверить такому? Это было абсурдно! И все же какой-то инстинкт предупреждал меня.

Граф обнял меня, с нежностью произнося мое имя. Мне хотелось не слушать голоса разума и навсегда остаться в его объятиях.


* * *

Мне казалось, что Марго хранит какую-то тайну, слишком важную, чтобы поделиться ею даже со мной.

Меня удивляло, как легко она отбросила свои огорчения и вела себя так, словно их никогда не было. Я радовалась, что у нее хватило ума не брать с собой Мими. Впрочем, Мими могла отказаться ехать, так как собиралась замуж, а под влиянием Бесселя ее поведение наверняка изменилось бы к худшему. Новая горничная Луиза, особа средних лет, была счастлива занять место Мими. В то время Марго относилась к поведению Бесселя и Мими, словно оно не имело никакого значения. Мне бы очень хотелось так думать.

Мы провели насыщенную неделю, главным образом, занимаясь покупками, и я снова ощутила возбужденную жизнь города. Снова я наблюдала из окна, как ежедневно в два часа состоятельные люди вылезали из карет, отправляясь обедать. На это стоило посмотреть, ибо экстравагантные прически дам выглядели почти комично. Они были вынуждены балансировать, дабы сохранить в целости сооружения на головах, изображавшие то райских птиц, то парусные корабли. Народ передразнивал аристократов, что было чревато неприятностями. В доме графа, как и в других знатных семействах, обед происходил в шесть, чтобы можно было успеть в оперу или другой театр к девяти часам, когда город приобретал иной облик.

Мы как-то посетили частный театр, чтобы посмотреть пьесу Бомарше[171] «Женитьба Фигаро», которую, по словам графа, не следовало бы показывать в эти дни, так как она была полна критических намеков в адрес деградирующего общества на радость тем, кто жаждал его уничтожения.

Когда мы возвращались в отель, он был задумчив и мрачен.

У него было много дел, и он часто отлучался, бывая при дворе. Меня трогало, что, несмотря на все происходящее, граф находил время заботиться о моей безопасности, хотя, конечно, я не верила, что брак его дочери был ускорен по этой причине.

Робер де Грасвиль с родителями и их слугами прибыли в Париж.

Будучи взволнованной, Марго была столь красивой, что я почти поверила, будто она в самом деле влюблена. Хотя ее эмоции, возможно, были поверхностными, она относилась к ним серьезно.

Бракосочетание происходило в капелле на верхнем этаже дома. Поднявшись из роскошных апартаментов по винтовой лестнице, мы очутились в совсем иной атмосфере.

Там было холодно. Пол был выложен камнем, скамьи стояли перед алтарем, покрытым расшитой золотом материей, над которым возвышалась статуя Мадонны, сверкающая драгоценными камнями.

Церемония быстро завершилась. Сияющие Марго и Робер вышли из капеллы.

Вскоре мы уже сидели за столом: граф во главе стола, его зять справа от него, а Марго слева. Я сидела рядом с отцом Робера, Анри де Грасвилем.

Обе семьи, несомненно, были довольны браком. Анри де Грасвиль шепнул мне, что молодые, безусловно, влюблены друг в друга, и что он очень этому рад.

— В таких семьях, как наши, браки редко бывают удачными, — сказал он. — Часто оказывается, что молодые не подходят друг другу, хотя бывает, что они росли вместе. Но наши дети вроде бы счастливы.

Я согласилась с ним, но не переставала думать, что бы он почувствовал, узнав о печальном опыте Марго, и горячо надеялась, что все обойдется, но мне было не по себе, когда я вспоминала требования двух доверенных слуг.

— Хорошо, что мы скоро уедем из Парижа, — продолжал Анри де Грасвиль. — В Грасвиле нам будет спокойно. Там нет никаких волнений.

Мне очень нравился отец Робера, хотя он был абсолютно не похож на графа. В нем было что-то простодушное. Казалось, он видел в каждом только самое лучшее. Я бросила взгляд через стол на довольно мрачное лицо графа. Он выглядел, как человек, испытавший за свою жизнь всевозможные приключения, в результате чего его идеалы потускнели, если вовсе не рассыпались в прах. Я почувствовала, как мои губы изогнулись в улыбке, и в этот момент граф посмотрел на меня, и в его взгляде мелькнула усмешка.

Когда трапеза была закончена, мы собрались в гостиной, и граф заметил, что по его мнению было бы разумно, не теряя времени, отправляться в Грасвиль.

— Невозможно предугадать, когда начнутся волнения, — сказал он. — Для этого достаточно самого незначительного предлога.

— О, Шарль-Огюст, — засмеялся Анри де Грасвиль, — уверен, что вы преувеличиваете.

Граф пожал, плечами, твердо решив поступать по-своему. Подойдя ко мне, он шепнул:

— Я должен переговорить с вами наедине, прежде чем вы уедете. Идите в библиотеку — я присоединюсь к вам там.

Анри де Грасвиль посмотрел на часы, висящие на стене.

— Если мы должны ехать сегодня, — сказал он, — то лучше отправиться через час. Это всех устраивает?

— Безусловно, — откликнулся граф, отвечая за всех.

Я сразу же пошла в библиотеку, и он вскоре последовал за мной.

— Дорогая Минель, — заговорил граф, — вам, наверное, интересно, почему я отсылаю вас так скоро?

— Я понимаю, что мы должны ехать.

— Бедный Анри! Он едва ли осознает ситуацию. Живя в деревне, он полагает, что пока овцы блеют, а коровы мычат, ничего не изменится. Молю Бога, чтобы он смог и дальше думать так же.

— Эта философия весьма удобна.

— Вижу, что вы настроены на дискуссию и намерены утверждать, что Анри — счастливый человек. Он продолжает верить, что все идет хорошо, Бог хранит нас, а народ невинен и простодушен. В один прекрасный день его ожидает жестокое пробуждение. Конечно, вы скажете, что он, по крайней мере, был счастлив до того. Я мог бы поймать вас на слове, но для этого у нас мало времени. Минель, вы никогда не говорили, что любите меня.

— Я не могу говорить так легко о подобных чувствах, как вы, влюблявшийся в стольких женщин. Думаю, что вы часто говорили им, что любите их, хотя на самом деле испытывали лишь мимолетное увлечение.

— Значит, когда вы мне это скажете, я смогу быть полностью уверенным в ваших словах?

Я кивнула.

Он привлек меня к себе и прошептал:

— О Боже, Минель, как я жду этого дня! Когда же он наступит, Минель?

— Я еще многое должна понять.

— Стало быть, вы не так любите меня, как я вас.

— Прежде чем я смогу полюбить вас, мне нужно узнать, что вы из себя представляете.

— Вам ведь нравится мое общество. Вы не находите меня отталкивающим. Ваши глаза сияют, когда вы смотрите на меня…

— Но моя жизнь была так непохожа на вашу! Мне нужно приспособиться к новым стандартам, и я не знаю, смогу ли я это сделать.

— Минель, неужели вы не слышите предупреждающий набат? Разве вы не знаете, что произошло в этом городе в канун дня Святого Варфоломея двести лет назад — точнее, двести семнадцать?[172] Некоторые чувствовали, как это приближается. Несколько недель это носилось в воздухе, пока не разрешилось ужасающей резней. Теперь происходит нечто подобное, но по сравнению с грядущим кошмаром, Варфоломеевская ночь покажется незначительной. Колокола словно говорят: живите полной жизнью сегодня, ибо завтра вы, возможно, не будете жить вообще. Почему же вы отвергаете меня, когда каждая ночь может оказаться для меня последней?

Я испуганно прижалась к нему и тут же подумала: а вдруг это трюк, чтобы выудить у меня признание. Однако теперь я осознала природу своих чувств к графу.

Я любила его, если любовь к мужчине означает желание постоянно находиться с ним рядом, в его объятиях, быть для него всем. Но я не могла ему доверять. Когда я была в состоянии ясно мыслить, то понимала, что смерть Урсулы произошла уж очень кстати. Я была новичком в любви, а граф располагал обширным опытом, включавшим искусство обманывать.

Мне нужно быть осторожной. Пока что я могла поздравить себя с тем, что мне удавалось держать графа на должном расстоянии, несмотря на властный зов моих чувств. Строгое воспитание и память о маме удерживали меня от глупостей.

— Значит, — с нежностью произнес граф, — я вам небезразличен?

— Я полюбила вашу семью, — ответила я, — провела некоторое время в вашем доме, а Марго всегда была моей подругой. Но я вижу, что наши жизни не похожи друг на друга, и у нас разные моральные устои. Поэтому мне нужно подумать.

Граф, прищурившись, смотрел на меня.

— Да, вы росли в ином обществе, но вы искатель приключений, Минель. Вы не хотите запереться в своем маленьком мирке и не исследовать другие миры. Ваша натура стала для меня ясной, когда вы заглядывали в комнаты в ДеррингемМэноре. Так не поступают хорошо воспитанные девочки.

— С тех пор я выросла.

— Да, и изменились. Вы смотрите на мир другими глазами. Вы поняли, что и мужчины, и женщины не делятся четко на хороших и плохих, не так ли, Минель?

— Разумеется. Никто не может быть ни полностью хорошим, ни полностью плохим.

— Даже я?

— Даже вы. — Я подумала о том, как он заботился об Иветт и следил, чтобы с Шарло все было в порядке.

— Ну, тогда…

— Я не уверена.

— Все еще?

— Мне нужно время.

— Времени нам как раз и не хватает. Я мог бы дать вам все, кроме этого.

— Но мне требуется именно время. Я еще многое должна понять.

— Вы думаете об Урсуле?

— Когда решаешь вопрос, выходить ли замуж за человека, который уже имел жену, трудно о ней не думать.

— Вам незачем к ней ревновать.

— Я не имею в виду ревность.

— Значит, ее печальную кончину? О Господи, вы думаете, что я убил ее! Вы считаете меня способным на это?

Я твердо посмотрела на него и ответила:

— Да!

Он уставился на меня и внезапно разразился хохотом.

— И несмотря на это, вы обдумываете, выходить ли за меня замуж?

Я не знала что ответить, и он продолжал:

— Ну, конечно, обдумываете. Иначе зачем вам время? Вам нужно убедить чопорную сторону вашей натуры, что выйти замуж за убийцу может оказаться comme il faut. О, Минель, любовь моя, сколько у нас будет забавы с этой вашей чопорной стороной!

Граф снова обнял меня, и я не могла удержаться от смеха. Я отвечала на его поцелуи, не имея никакого опыта, что, несомненно, доставляло ему удовольствие.

Часы на бюро нетерпеливо тикали, напоминая нам о времени.

— По крайней мерс, — сказал граф, сжимая мои руки в своих, — ваши слова дают мне надежду. Мне придется некоторое время пробыть в Париже. Опасные люди возбуждают народ против короля, стремясь уничтожить монархию. Самый опасный из них герцог Орлеанский, который каждый вечер призывает к мятежу в Пале-Рояле. Я должен оставаться здесь и не буду спокоен, пока вы не окажетесь в деревне, хотя бы в относительной безопасности. Уезжайте с Марго. Присматривайте за ней. Она ведь всего лишь капризный ребенок. Ее секрет может осложнить ей жизнь. Так что ей нужна ваша забота, Минель, ваш трезвый аналитический ум. Берегите ее и себя. Защищайте ее от ее же собственной глупости, и в один прекрасный день я защищу вас от вашей. Я научу вас принимать жизнь такой, какая она есть, брать то, что она предлагает, и никогда не отворачиваться от счастья!

Он нежно поцеловал меня, и я покинула его.

Загрузка...