Алый Пимпернель. Дьявол верхом

Глава вторая

Рядом со мной появился Периго.

— Мадемуазель, мы должны ехать.

— Нет, — сказала я. — Я не поеду.

— Но здесь вы ничем не поможете.

— Что они с ним сделают?

— По всей стране аристократов убивают, мадемуазель. Граф хотел, чтобы вы сразу же ехали в Англию. Здесь вам нечего делать.

Я покачала головой.

— Я не поеду, пока не узнаю, что с ним случилось.

— Мадемуазель, — печально промолвил Периго, — мы ничего не можем сделать для графа — только повиноваться его желаниям.

— Я останусь здесь, — твердо заявила я.

Вернувшись к себе в комнату, я устало опустилась на стул, не переставая думать о графе. Что они сделают с ним? Какое наказание полагалось за то, что народ именовал многовековой несправедливостью? Преступление графа состояло в том, что он принадлежал к сословию угнетателей. Теперь пришла очередь других становиться угнетателями.

Граф так старался спасти меня. Все его мысли были только обо мне. Если бы он не вернулся со мной в замок, то был бы сейчас в Париже. Конечно, и там граф не находился бы в безопасности, но будучи рядом со своими друзьями при дворе, он мог бы постоять за себя.

Что же я могла поделать теперь? Только ждать.

Куда они увели графа? Где он сейчас?

Я боялась об этом думать.

Леон оказался предателем. Я любила Леона и с трудом могла поверить, что он может возглавить нападение на графа. Ведь он почти всю жизнь воспитывался в замке — получал там еду, одежду, образование. Но все это время он таил в себе злобу против своего благодетеля. Граф убил его брата, и этого Леон никогда не мог забыть.

Но ведь граф пытался искупить свою вину. Он взял Леона в свой дом, заботился о его семье, которой помогала и Урсула. Но эти люди ничего не простили. Долгие годы они ждали возможности отомстить, а Леон так тщательно скрывал свои чувства, что обманул всех нас.

Ведь я видела лицо Леона за окном во время бала. Это должно было послужить мне предупреждением. Но тогда я не могла этому поверить и убедила себя, что ошиблась.

Но что пользы думать об этом теперь? Сейчас имеет значение лишь одно: что происходит с человеком, которого я люблю.

Я стояла у окна, глядя на свет вдалеке. Быть может, граф находится там и в этот момент его убивают! В их глазах я видела жажду крови, ненависть к тем, кто со дня рождения обладал тем, чего они домогались.

Мне казалось, что внутри меня что-то умерло. Судьба предоставила мне возможность любить, жить волнующей, быть может, даже опасной жизнью, но мое пуританское воспитание не позволило мне это принять. Я хотела быть уверенной во всем и упустила свой шанс.

Беда была неизбежна, и она пришла бы все равно, но мы, по крайней мере, могли быть вместе хоть немного времени.

Кто-то вошел ко мне в комнату. Я резко обернулась и увидела Ну-Ну.

— Итак, они схватили его, — промолвила она.

Я кивнула.

— Ну так помоги ему Бог, ибо они не в благодушном настроении.

— Они обезумели, словно дикари! — воскликнула я. — А ведь эти люди жили на земле графа, пользовались его щедростью…

— Вы ведете опасные речи, — заметила Ну-Ну.

— Может быть, — согласилась я. — Ну-Ну, что с ним будет?

— Скорее всего, его повесят, — бесстрастно ответила старуха.

— Нет!

— Я слышала, что так они поступают с аристократами — вешают их на фонарях. Они взяли Бастилию. Это только начало. Для графа и таких, как он, все кончено. Хорошо, что моя Урсула успела умереть. Какой это для нее был бы ужас! Ведь они не щадят и женщин.

У меня не было сил смотреть на Ну-Ну, которая говорила спокойно и даже радостно. Я хотела остаться наедине со своим горем.

Но она подошла ко мне, села рядом и положила мне на руку свою холодную ладонь.

— Теперь вы никогда не будете с ним, верно? Не будете испытывать восторг от того, чего моя бедняжка так боялась. Ее мать была такой же. Бывают женщины, которым вообще не следует выходить замуж. Они воспитываются в неведении, и супружество оказывается для них невыносимым. Такой была и моя Урсула. В детстве она так любила играть со своими куклами, что ее называли маленькой мамой. А потом ее выдали замуж, да еще именно за него! Но Урсула во всех отношениях походила на мать…

Мне хотелось, чтобы Ну-Ну ушла. Я не могла думать ни о чем, кроме графа. Что они с ним сделают? Я знала, что от унижения он будет страдать сильнее, чем от физической боли. Мне вспомнилось, как я впервые увидела его, назвав про себя «Дьяволом верхом», — гордого, властного, непобедимого…

— Теперь я могу сказать правду, — продолжала Ну-Ну, — и ноша упадет с ваших плеч. Несколько раз я порывалась это сделать. Вы ведь подозревали его, так же, как и все, не так ли? А кое-кто думал, что и вы в этом замешаны. Он был крепко связан браком с Урсулой, а она не могла дать ему сына. И тут появилась молодая, здоровая женщина — вы, мадемуазель! О его чувствах к вам можно было без труда догадаться. Все ждали смерти Урсулы. Я смеялась, думая о том, какой удар вы нанесли Габриель Легран! Правда, ей следовало бы знать, что граф все равно на ней не женится, даже став свободным. Но она имела о себе такое высокое мнение, что продолжала надеяться…

— Пожалуйста, Ну-Ну! — взмолилась я. — Я очень устала.

— Да, вы устали, а его забрали у вас. Они не проявят к нему милосердия. Ведь он тоже не отличался этим качеством. Ну что ж, теперь ему предстоит болтаться на фонаре.

— Перестаньте, Ну-Ну!

— Я ненавижу его! — свирепо произнесла старуха. — Ненавижу за то, что он сделал с моей Урсулой. Она боялась одного его вида.

— Вы же сами сказали, что такие чувства у нее вызывал любой мужчина.

— Но другой мог бы оказаться добрее.

— Прошу вас, Ну-Ну, оставьте меня одну.

— Нет, покуда вы не выслушаете меня. Лучше вам знать всю правду. Хотя едва ли это теперь поможет — наверное, поэтому я вам и хочу все рассказать. Я хорошо знала мать Урсулы. Она была добра ко мне, взяла меня к себе, когда я потеряла мужа и ребенка, дала мне Урсулу и сказала: «Теперь это ваша малышка, Ну-Ну». И тогда у меня опять появилось то, ради чего стоило жить. Когда я возилась с малюткой, то это притупляло боль от потери собственного ребенка. Урсула стала для меня всем на свете. Ее мать была больная женщина. Как и Урсула, она стала безразличной, не хотела ничего делать, отворачивалась от еды… А потом начались боли. Они усиливались с каждым днем. Она ужасно страдала и лишила себя жизни, потому что больше не могла этого выносить. Я догадывалась, что это ожидает и Урсулу. Когда у нее начались боли, я сразу же потребовала врачей. Они сказали, что у нее та же болезнь, которая убила ее мать. Я знала, какие муки ей предстоят.

Теперь Ну-Ну завладела моим вниманием. Я смотрела на нее с возрастающим ужасом.

— Да, — продолжала она, — Урсула страдала бы всю оставшуюся жизнь, а покончить с собой она бы не смогла. Она часто говорила, что никогда бы такого не сделала. «Мы живем на Земле, чтобы достичь высшей цели, Ну-Ну, — сказала она мне, — и нельзя сворачивать на полпути, а то придется вернуться и все начинать сначала». Я не могла допустить, чтобы моя малышка страдала, и позаботилась, чтобы этого не произошло.

— Вы, Ну-Ну? Вы убили ее!

— Чтобы избавить ее от боли, — просто ответила Ну-Ну.

— Вы считаете, что я убийца, что меня должны повесить на фонаре или отправить на гильотину?

— Я знаю, что вы сделали это из любви к ней, — сказала я.

— Да, из любви. Без Урсулы моя жизнь стала пустой. Но я утешаю себя тем, что она не страдает от боли…

— Но вы позволяли думать, что…

В ее глазах блеснул огонек.

— Что он убил ее? Да, позволяла! В своих мыслях он убивал ее тысячу раз! Он хотел убрать ее с пути, но убила ее я, которая больше всего на свете мечтала, чтобы моя малышка всегда была рядом со мной.

Ну-Ну закрыла лицо руками и заплакала.

— Моя дорогая бедняжка! Она выглядела такой спокойной — просто заснула, чтобы никогда не просыпаться. Больше не будет болей и страха перед ним! Моя малышка счастлива — сейчас оба моих ребенка вместе…

Я попыталась обнять Ну-Ну, но старуха вырвалась.

— Теперь вам не получить его! — злобно прошипела она.

— Все кончено!

Поднявшись, Ну-Ну направилась к двери, но задержалась на пороге и повернулась ко мне.

— Уезжайте домой, — сказала она, — и забудьте, что здесь случилось, если только сможете.

Шагнув назад в комнату, она устремила на меня полубезумный взгляд.

— Вы тоже в опасности. Сегодня вам позволили уйти, но помните, что вы одна из них! — Ее губы скривила мрачная усмешка. — Кузина! Теперь вы поймете, что значит принадлежать к такой семье. Этим вечером охотились за крупной рыбой. Но любая рыба бывает вкусной, а для народа сладка кровь всех аристократов! Они хотят видеть болтающимися на фонарях и их самих, и их сыновей, дочерей, племянников, кузин…

— Ну-Ну, — начала я, но она отвернулась и пробормотала:

— Не сомневайтесь — они придут за вами.

Ну-Ну вышла и оставила меня одну.

Ее рассказ поразил меня. Я ведь подозревала графа, и, возможно, уже никогда не смогу попросить у него прощения.

Что же происходит с ним теперь? Я отчаянно старалась представить себе это, не в силах отогнать зрелище жутких лиц, искаженных жаждой крови и мести.

Слова Ну-Ну отзывались эхом в моих ушах:

«Они придут за вами!»

Я сидела у окна, ожидая рассвета и не зная, что мне делать. Куда они увели графа? Что с ним происходит? Возможно, он уже…

Я не могла допускать подобных мыслей. «Пусть я увижу его хоть один раз! — молила я Бога. — Дай мне возможность сказать ему, как я была к нему несправедлива, что я люблю его и любила всегда, но была слишком неопытна и связана условностями, чтобы понять это!»

Граф хотел, чтобы я уехала с Периго, покуда еще есть возможность. Но как я могла так поступить? Я была не в состоянии ни о чем думать, кроме него. Моя собственная безопасность не имела для меня никакого значения. Если они намерены убить графа, то пусть убьют вместе с ним и меня!

Снаружи послышались крики. Я выглянула в окно. Среди деревьев мелькали факелы. Я услышала чьи-то голоса, и мне почудилось слово: «кузина».

Они что-то пели.

За дверью раздались быстрые шаги, и до меня донесся шепот слуг:

— Теперь они идут за кузиной…

Я вернулась к окну.

— A bas la cousine! A la lanterne![184] — отчетливо услышала я.

В горле у меня пересохло. Итак, обезумевшая толпа явилась за мной. Я позволила выдавать себя за кузину Марго и участвовать в обмане, а теперь это притворство может стоить мне жизни.

Я не хотела умирать. Мне очень хотелось жить и состариться рядом с моим любимым. Мне еще так много предстояло узнать и о нем, и о жизни вообще…

Шум внизу усиливался. Я закрыла глаза, и мне тут же представились озверелые лица, изуродованные злобой и алчностью.

Факелы уже отбрасывали свет в мою комнату. В зеркале я увидела женщину с диким испуганным взглядом, в которой едва узнала себя.

Теперь в любой момент можно было ожидать чего угодно.

Послышался стук в дверь, и я бросилась к ней.

— Откройте скорее! — Это был голос Периго.

Я повернула ключ. Периго схватил меня за руку и потащил в коридор, а затем вверх по винтовой лестнице.

Мы поднялись на сторожевую башню. Периго притронулся к панели, и она скользнула в сторону, обнаружив нишу.

— Входите сюда, — велел он мне. — Здесь вы будете в безопасности. Они будут обыскивать замок, но мало кто знает об этом месте. Я вернусь за вами, когда они уйдут.

Панель задвинулась, и я очутилась в полной темноте.

Я слышала, как они поднялись на башню. До меня донеслись их смех и злобные угрозы расправиться со мной, когда они меня найдут.

Снова и снова звучало слово «кузина», и мои мысли вернулись к мирным дням, когда была жива мама, и было невозможно представить, чтобы я стала жертвой французской революции. Кузина — с этого все и началось. Если бы я не согласилась приехать во Францию с Марго и выдавать себя за ее кузину…

Нет, сказала я себе, несмотря на все опасности и даже угрозу насильственной смерти, я бы сделала это снова. Я ни о чем не сожалела, кроме сомнений по поводу графа. «Дьявол верхом»… Я с нежностью произнесла про себя это прозвище. Ведь это мой дьявол, и я пожертвовала бы всем, чтобы быть с ним. Мы любили друг друга, и я была готова отдать за него жизнь.

В любой момент я ожидала, что панель отодвинется. Возможно, они просто сломают стену.

Но внезапно я поняла, что шум удаляется. Неужели опасность миновала?

Казалось, я просидела в темноте несколько часов, прежде чем пришел Периго.

Он принес подстилку и свечи.

— Вам придется некоторое время оставаться здесь, — сказал Периго. — Разъяренная толпа обыскала и разграбила дом. Слава Богу, что они его не подожгли. Я убедил их, что вы уехали, когда они схватили графа. Несколько человек взяли из конюшни лошадей и пустились в погоню. Через день здесь все успокоится — они займутся другими. Вы должны оставаться здесь, пока я не приду за вами. Как только представится возможность, я отвезу вас в Грасвиль.

— Периго! — воскликнула я. — Вы уже второй раз спасаете мне жизнь!

— Мадемуазель, — серьезно ответил он, — граф никогда бы мне не простил, если бы я позволил, чтобы вам причинили вред.

— Вы говорите о нем, как будто…

— Граф всегда находил выход из любых ситуаций. Ему удастся это и теперь.

— О, Периго, как же это может произойти?

— Это известно лишь Богу и графу, мадемуазель. Но так будет.

Слова Периго осветили мое убежище ярче принесенных им свечей.

Я провела ночь, лежа на подстилке и думая о графе. Периго прав — он найдет путь к спасению.

Периго пришел рано утром. Он принес пищу, которую я не могла есть.

Слава Богу, бунтовщики не взяли всех лошадей, сообщил Периго, и сейчас две ожидают нас в конюшне. С наступлением темноты мы должны незаметно ускользнуть, так как он не знал, кому здесь можно доверять. Мне следует поесть и быть наготове.

Следующей ночью Периго снова пришел в башню. Я знала, что днем он не может часто приходить, не возбуждая подозрений.

— Вы едете немедленно, — прошептал он. — Будьте осторожны. Не разговаривайте. Нам нужно добраться до конюшен незамеченными.

Я вышла из убежища, а Периго задвинул панель и повернулся ко мне.

— Теперь мы должны спуститься по винтовой лестнице. Я пойду первым. Следуйте потихоньку за мной.

Я кивнула и собиралась заговорить, но он приложил палец к губам.

Потом мы начали спускаться.

В основной части замка следовало соблюдать особую осторожность, ибо было неизвестно, кто из слуг мог предать меня. Периго шел впереди, а я за ним. Это казалось долгим путешествием, но наконец мы вышли из замка. Проведя многие часы в душной нише сторожевой башни, я с наслаждением вдыхала прохладный ночной воздух.

Внезапно мое сердце сжалось от ужаса. Как только мы вошли в конюшню, нам навстречу шагнул какой-то человек.

Это конец, подумала я, но тут же узнала его.

— Джоэл! — воскликнула я.

— Тише! — прошептал Периго. — Все готово.

— Садитесь, Минелла, — сказал Джоэл и помог мне сесть в седло.

Периго подошел ближе.

— Ваш английский друг будет сопровождать вас, мадемуазель, — сказал он. — У меня есть новости о графе. Они не убили его.

— О, Периго! Это правда?

Он кивнул.

— Они отвезли его в Париж. Он в Консьержери[185].

— Где ожидает смерти?

— Граф еще не мертв, мадемуазель.

— Слава Богу! Не знаю, как мне благодарить вас, Периго…

— Скорей! — прервал он. — Надейтесь на лучшее.

— Поехали, Минелла, — снова поторопил Джоэл.

Мы выехали из конюшен и начали быстро удаляться от замка