3 года спустя, пригород Андервуда, Южный вход.
Вереница купеческих караванов тянулась бесконечной ниткой через пропускной пункт. Вараны, гружёные товарами из подконтрольных колоний, лениво ждали своей очереди.
— И-мя, — роботизированным голосом спросил человек в шлеме.
— Томас Ашман.
— Ц-цель при-ездА? — с ударением на последнюю «А» вновь поинтересовался страж.
— Я охранник каравана, вот документы, — воин протянул засаленную бумажку служителю порядка, и тот медленно читал написанное.
— Ну, скоро там? — послышался нетерпеливый голос сзади.
— Может, хватит останавливать всех подряд? И так уже пробка образовалась?
— В-вы протИв? — повернулся страж к говорившему мужчине с плешивой бородкой и кругами под глазами.
— Я протИв? Д-дыа, — дурачась и кривляясь, ответил деревенщина.
Почему деревенщина? Потому что только самые отдалённые земли от Андервуда ещё не были в курсе о смене власти в главном городе подземелья. Всё прошло так буднично и просто, что исчезновение Советников не сразу заметили. Они и так редко появлялись на публике, а тут просто объявили о Верховном Правителе, и никто против ничего не сказал. Только знать побухтела, но им быстро всё разъяснили.
— В-ы смеёт-тесь надо м-ной? — чуть более раздельно переспросил таможенник.
— Да, ухахатываюсь, — мужчина протянул руку, чтобы фамильярно стукнуть досматривающего по плечу, но сгусток тёмной энергии растворил её. — Что?
В следующую секунду он в обмороке свалился на землю. Когда очнётся, для бедолаги настанет неприятный период осознания глупой ошибки.
— ВашИ до-кумен-ты, — снова отчеканил рублёные слога Тёмный и передал обратно бумажку, следующий въезжающий безропотно склонил голову.
Мужчина поблагодарил за работу и, держа за плечами котомку, двинулся не в сторону города, а по окраине. Мимо пролегали знакомые пейзажи: богатая пристройка к Крысиной яме, уютные домики внешнего города, светящееся жёлтым «небо» гигантской пещеры.
Практически заросшая тропинка привела его к разрушенному когда-то дому. Всё давно заброшено, сломанную мебель растащили, стены раздробили до основания — лишь отдельные куски возвышались как бы в память жившим здесь людям. Или не совсем людям.
Смотревший на всё это охранник каравана спокойно переводил взгляд с двух могил на поваленный забор из костей. Внешность у этого человека была самая обычная: лысый мужчина, тощий, но жилистый, нос картошкой, слегка косой, возрастом лет пятидесяти, с прямой спиной и грустными синими глазами, выцветшими от груза прошедших годов.
— Где-то здесь, — сказал он сам себе вслух и остановился на участке возле дома.
Расчистив его, путник обнаружил едва приметную дверь в подвал. Скрип, и та, с трудом поддавшись, отворилась. Подождав минут пять, чтобы не травануться газами, мужчина спустился туда. На первый взгляд ничем не примечательное помещение, как тысячи других в Андервуде, но здесь хранилось нечто важное. О чём когда-то несправедливо забыли.
Алхимический огонь осветил стены и пол. Путник сделал шаг в центр и присел.
— Где же ты? Хмм…
Спустя минуту он увидел то, что искал.
— Попался, — воин подобрал миниатюрный белый камешек и поднёс к огню. — Ну, здравствуй, Жоржик, как же ты исхудал. Ничего, скоро мы тебя подкормим.
Сказав это, он спрятал впавшего в анабиоз слизня себе в карман и выбрался на поверхность.
Месяц спустя, правительственный дворец
Алекса несла приготовленный эликсир Верховному Правителю Сомсу. Этот ублюдок любил, чтобы главный алхимик страны лично это делала. Единственное, что сдерживало его похотливые желания — это боязнь нарушить приказ Ганса Хьюза. Тот почему-то запретил все поползновения в сторону девушки, хотя на правах победителя мог делать с ней что угодно.
Однако она не оценила благородный жест убийцы её возлюбленного и истязателя учителя. Бедный Саймон…
Покои главы Андервуда теперь располагались в новом дворце. Здание Совета показательно снесли и устроили для черни праздник. С тех пор много воды утекло. Алекса тысячи раз пожалела, что не погибла тогда от рук Уппо или кого-то ещё.
Она всегда старалась обрести независимость от семьи, сбежать из золотой клетки, и вот её снова туда посадили. Только прутья чуть подальше отодвинули, но суть та же. Лишь алхимический талант держал её на плаву.
Так уж вышло, что Сомс выступал за развитие науки и даже скрестил некоторые магические области. Такие, как алхимия, артефакторика и зоомантия. Он финансировал разработки своих умельцев и внедрял в армию.
Три с половиной года… Она уже и забыла про собственные желания. Всё, что сейчас у неё осталось — это сострадание к учителю и мечты как-нибудь отравить ненавистного Сомса. Почему его? Потому что с Гансом такое не выйдет — тот мигом прочитает её мысли. Так девушка хоть какую-то пользу принесёт.
Однако Алекса отлично понимала: на место старого Сомса придёт новый и всё завертится в том же ключе, если не хуже.
— Ваше зелье, — она поставила флакон на изящный деревянный столик.
— Алекса, подожди, ну куда же ты так сразу уходишь?
— Мне нужно ухаживать за учителем.
— Саймон? Да ящер с ним — он живучая скотина, потерпит. Смотри, что у меня есть, ну же, — он подозвал её движением ладони, вальяжным и повелительным, будто собирался ребёнку конфетку дать или фокус продемонстрировать.
Бесит.
— Видишь?
— Ну и? — вздохнула девушка.
— Разве она не прекрасна?
— Одноглазая жаба? Посадите её с остальными следить за горожанами?
— Мы заменим их все, — потирая руки, сказал Сомс. — Объём памяти этих малюток — один день, ты только подумай: мы сможем найти любого преступника, вора или карманника… В Андервуде искоренят грабежи!
— Ага, — Алекса не разделяла щенячьих восторгов правителя, понимая, для чего создаются подобные вещи.
— Эту партию мы разместим в течение двух недель, — с гордостью подбоченился он. — Твои зелья не последнюю роль, кстати, сыграли. Мы сэкономили на образцах сотни тысяч экоинов.
— Рада за вас, мне можно идти? Я, правда, спешу.
— Тебя совсем не интересует собственное тщеславие? Ради чего ты вообще стараешься? Саймону в любом случае не жить.
— Вы мне отвратительны, — скрестив руки, сказала девушка.
— А я не стремлюсь всем понравиться, деточка. Меня должны бояться, а не любить.
— Вы же были ему приёмным отцом — откуда такая жестокость? — она искренне не понимала полное отсутствие родительских чувств.
— Да, я его воспитал, — пожал плечами Сомс, — но он был всего лишь проектом. Неудачным к тому же. Я хотел использовать его для деликатных дел, но сейчас у меня и так всё есть, на кой ляд мне какой-то там крысолюд?
Алекса снисходительно хмыкнула и подошла ближе к Верховному.
— Ага, ну да. Только вот незадача, ниточки дёргаете не вы. Каково это — из кукловода превратиться в марионетку?
Рочестер схватил её за глотку.
— Забываешься, сучка.
— Д-давай, ну же, — покраснев от удушья, она, вместо того, чтобы бороться за жизнь, наоборот, расставила руки в стороны и смотрела в глаза этому ничтожеству.
В поле зрения пошли чёрные точки и ладонь разжалась. На бледной коже шеи обозначилось красное пятно. Она с достоинством отвернулась и, стараясь не шататься, вышла из покоев.
В коридоре позволила себе глубоко вздохнуть и облокотиться на подоконник. Грёбаный параноик. Ему всё мало власти и так понаставил фонарных столбов с этими зверушками на каждом углу. Всё ему надо знать: кто и что делает.
Женский нюх отчётливо чуял труса. Если раньше она видела силу в глазах Советника, и его безэмоциональность ничем нельзя было пронять, то с годами всё куда-то утекло, словно испарили, вычистили характер и волю до дна. Теперь это просто тень, преданно служащая Гансу, а угар власти — не что иное, как попытка придать себе значимости и восполнить эту пустоту.
Она вернулась в лабораторию, чтобы прихватить с собой ежедневный запас емировых камней для Саймона. Полукровку держали в трансе, чтобы тот не наделал делов. Даже оставаясь в состоянии престарелого овоща, он обладал кристально чистой волей и мог быть опасен для Ганса.
Потому в сознание его приводили только во время ментальных пыток. Крысолюду не давали никакой информации о происходящем: он не знал, сколько прошло времени, живы ли его друзья, а помещение камеры всегда было однообразно белое.
Девушке разрешалось ухаживать за пленником только под присмотром Тёмного. Насекомолюды давно стали частью повседневной жизни Андервудцев. Не самой любимой, но возражать никто не смел. На фоне этих новых стражей Красные плащи казались своими в доску парнями. По ним даже скучали, хотя большая их часть — те ещё надменные ублюдки.
Она вошла в камеру и присела рядом с учителем. Его лицо покрылось бесконечной сеткой морщин. Дряблая кожа, шерсть давно выпала, и он был повсеместно лысым, ноздри равномерно расширялись и сужались — полукровка сохранял удивительно однообразный режим дыхания.
Девушка никому не говорила, но сердце сенсея тоже билось в определённом такте, и сколько она себя помнила, её касания не вызывали там отклика. Один раз даже попробовала дать ему исцеляющее зелье с энергетиком, и тоже эффекта никакого — работает, словно исправный мотор.
Однако сегодня алхимик смазала ему виски зелёным раствором, облегчая участь, и то же самое попыталась сделать с кожей возле сердца, и ритм изменился! Алекса боялась себя выдать Тёмному, потому снова взялась за склянку. Свои свидания она намеренно растягивала, чтобы побольше побыть со стариком. Насекомолюд беззастенчиво пялился на неё как в первый раз. Этот недоумок всегда так делал.
Лабораторию, как вредное производство, построили подальше от дворца, но сообщение с ней поддерживалось вараньим комплексом. Там же, в двух шагах, и построили личную тюрьму для Саймона. Кубическое аскетичное здание с охраной из парочки Тёмных.
— Чего таращишься? Ты не в моём вкусе, — она снова вылила на ладонь эликсир и размазала по груди сенсея и вдруг поймала на себе его взгляд.
Её так и пробрало от испуга. Глаза учителя сверкали ярким, чистым синим светом, как у младенца.
— А я думал, у меня есть шанс, — сказал Тёмный, но не обычным чеканным голосом, как это они делали через голосоприёмник, а таким родным и давно забытым.
Она резко встала. Одетый в чёрную форму солдат снял шлем, и на её глазах отвратительное лицо исказилось, смещая хрящи, кожу, кости и наращивая жир. Постепенно из безобразной массы образовался нос, рот, глаза и в конце — седые волосы.
— Ник? — склянка с зельем выпала из её рук и со звоном разбилась.
Она не верила своим глазам. Может, это Ганс издевается над ней и наслал видение? Она осторожно коснулась его щеки, и сама не заметила, как упала в объятия этого миража. Пальцы вцепились в броню, она, как маленькая девочка, подпрыгнула и обвила его ногами.
— Я бы тоже так сделал, Ник, но сам видишь, — пошутил Саймон, его старческий голос был непривычен для всех.
— Мы уходим. Все разговоры потом, — он мягко поставил её на землю.
— Но… Но как ты это сделал?
Ник достал из-за спины тубус и отвинтил крышку.
— Этого недостаточно, но для первого раза хватит, — сказал он, пропустив мимо ушей вопрос девушки.
Зелёный порошок обильно посыпался на голову учителя, впитываясь в кожу и даря силы искалеченному воину. Ник высыпал его весь без остатка и повесил обратно на пояс.
Затем он снял чёрный плащ, оказавшийся мешком, и кивнул на отверстие.
— Придётся тебе побыть там, дружище.
— Ничего, после того, что мне тут устроили это мелочи.
Тело Саймона исчезло внутри чёрной ткани, и Ник забросил груз за спину.
— Он же заметен, — нахмурила брови девушка, но Жнец аккуратно привязывал ремешки, чтобы не поправлять лишний раз багаж. — Чего⁈
Алекса не удержалась от возгласа, когда выпирающий мешок на спине её возлюбленного исчез.
— Как ты его сделал? Что за артефакт?
— Он из шкуры Принца.
— Ты его зарезал? — она не верила своим ушам.
— Вкусный суп вышел.
— Не смешно, Ник, — она ударила его в плечо. — Что с Принцем?
— Да жив, жив твой Принц, он же линяет… Короче, долго объяснять, всё идём, времени мало.
Они открыли дверь камеры и остановились у выхода из тюрьмы.
— Я ухожу первый, через три минуты ты. Пойдёшь к себе домой, там тебя подберут и привезут ко мне.
— Ганс с Сомсом за всеми следят.
— Я знаю, — спокойно ответил он. — Ты поймёшь, что это за тобой — ничего не бойся и делай, как тебе скажут.
— Хорошо, — она рефлекторно схватила его за руку, но тут же одёрнула себя.
Ник надел шлем и вышел наружу, оставив её с бешено бьющимся сердцем. Это не мираж!
Спустя три часа.
Ник хромал по трущобам скрытого от людских глаз города Крайних. Это андервудская клоака вмещала в себя сотни тысяч обездоленных, больных и никому не нужных мутантов. Зачастую они еле способны были обеспечивать своё выживание. Существенная их часть работала на нелегальных мануфактурах за гроши.
У кого-то были лишние руки или ноги, а может, и глаза — применение находили каждому. Это был чёрный рынок рабсилы — их более удачливые товарищи объединяли таких убогих в артели, договаривались на поверхности о заказах и доставляли сырьё под землю. Так и выживали.
Сейчас внешность Жнеца подверглась кардинальной перемене — для того, чтобы сойти за своего, он велел Жоржику изобразить третью руку, и сейчас та безвольно болталась в рукаве, позеленевшая и со струпьями — поганец проявил фантазию, но так даже лучше.
Откормив слизня емировым порошком, Ник получил ещё одного верного слугу и товарища. С соображалкой у него, правда, туговато, и пришлось изрядно потратиться, чтобы тот стал понимать сложные команды. После Принца все животные казались тупыми.
Однако Жоржик справился — он получил способность мимикрировать под что угодно, а также мог изменять размеры собственного тела, вплоть до совсем крошечных, но при этом слайм вытягивался в тонкую нить или лужу.
Ник не случайно оказался в подземной дыре Крайних — у него было серьёзное задание для питомца. Иногда прохожие смотрели украдкой на незнакомца, но, встретив твёрдый взгляд, отворачивались.
Здесь могли в два счёта тебя ограбить и на зверином инстинкте чувствовали слабость, но у Жнеца, во-первых, с виду нечего взять, а во-вторых, хоть он и прихрамывал, но выглядел свеж и полон сил, а это решающий фактор.
Окружающие его мутанты были вялыми, потерявшими интерес к жизни. Такое чувство, что они устали существовать. Коридоры тут смахивали на крысиные лазы. Были и главные туннели с кучей нищих и попрошаек, по бокам прилипали каменные артерии и дальше уже дорожки сужались. Приходилось пригибаться — потолок везде низкий. Максимум метров пять на «площадях».
Воздух очень спёртый — это основное неудобство для Ника. Иногда встречались всевозможные казино: дорогие светящиеся вывески, разодетый швейцар открывал вам дверь в заведение, даже если вы прожжённый нищеброд в тряпье, но при деньгах, а если нет — габаритного вида охрана без промедления выкидывала наглеца.
Как правило, возле таких игорных домов присутствовали и другие пристройки с кабаками, стрипклубами и прочими радостями жизни. Эти места всегда притягивали лудоманов, и сюда стекалось много отчаянных голов, готовых рискнуть месячным заработком — ведь ставки высоки, можно вытащить счастливый билет и выбраться на поверхность!
Ник старался не отсвечивать, но напоролся-таки на неадекватных мутантов.
— Кто такой? — перегородив ему дорогу, спросил персонаж, явно обделённый женским вниманием: правая рука у него непропорционально огромная и мускулистая, а левая, как засохший стручок, трепыхалась, разукрашенная кольцами, в одном даже едва светился крошечный камень жизни.
— Я Томас Поцелуй Меня в Очко, слышал о таком?
— Ах ты ящер! — оскорблённый главарь троицы весь подобрался и раздулся как жаба.
Его двое низкорослых приспешников тут же накинулись на Ника с ножами, и всё это на глазах апатично проходящих пешеходов.
«Да уж, вот она — взаимовыручка и гражданская ответственность», — пронеслось в голове у Жнеца.
Слаймовая рука приняла на себя удар с левой стороны — нож тут же увяз в слизеподобной жидкости и растворился. Его владелец, покрытый оспинами и прыщами трёхглазый упырь, ошарашенно убрал руку в сторону — кислота Жоржика попала ему на ладонь.
— А-а-а-а! — заорал он от боли.
Второй коротышка, наоборот, целил в коленную чашечку, чтобы жертва далеко не убежала, но Ник успел съездить ему по голове короткой дубинкой — кастеты он с собой не брал. Прокрутившись вокруг своей оси, незадачливый грабитель рухнул на пол без сознания.
— Попался, — оскалив слюнявый рот, прорычал главарь.
Его бройлерная рука держала Ника за глотку, налётчик прижал жертву к стене и даже приподнял её.
— Ну и кто кого поцеловал в очко, щегол?
Ник поднёс правую руку с механическими часами к глазам.
— Ты уж прости — я спешу.
— Что? Чего… — бандит из всех сил сдавливал шею в надежде услышать знакомый звук хрустнувших позвонков, который он десятки раз ощущал, расправляясь со всякими доходягами. Мышцы с венами бугрились, но с этим трёхруким типом что-то не так…
Понять, что именно он так и не успел, потому что получил такой силы удар между ног, что в штанах предательски потекло, а после весь мир потерял краски.
Ник, чтобы не вызывать подозрений, обшарил грабителей и забрал якобы ценные вещи: кошельки, колечки, браслетики и прочую мелочь. Жертва мастурбации корчился в конвульсиях, изо рта пошла пена.
Как только Жнец закончил и отошёл на почтительное расстояние, на этих троих накинулись все сидевшие неподалёку калеки и с остервенением обработали их костылями, протезами и железными чашками. Один даже умудрился наделать дырок вилкой в своём старом обидчике.
Через сотню шагов Ник выкинул весь хлам на обочину и присыпал земляной крошкой, скормив только емиров камень Жоржику. Заслужил. Туннели уходили в центр Андервуда, и что самое примечательное — жизни, наоборот, становилось всё меньше. Не любили Крайние тут селиться по одной простой причине — нет сообщений с поверхностью.
Соответственно, и работы никакой, ведь подземные «бизнесмены» должны где-то спускаться в родные пенаты. К тому же они привозили не только сырьё, но и поддержанные товары на любой вкус. Вся жизнь кипела вокруг квартала Крайних, а центр… он таковым являлся лишь для людей.
Потолок тут сыпался, ходы ненадёжные и, как правило, сюда заскакивалил, чтобы сбросить очередной труп в братскую могилу. Пустынное место.
Но Ник только выдохнул, когда отпала надобность притворяться хромым, и дальше пошёл уже нормальным шагом. Благодаря способности к эхолокации он с лёгкостью ориентировался в пространстве этих лабиринтов и всегда знал, куда идти.
Через пять часов блужданий, ползаний по узким каменным проходам, называемым у спелеологов рифтами, он добрался до конечной точки — ей оказался тупик.
«Хмм», — Ник приложил к стене руку и закрыл глаза, — «Ошибки быть не должно».
Так и есть. Этот ход был замурован искусственно.
— Приступай, — велел он Жоржику, и третья рука шмякнулась на пол, переформировалась в червяка диаметром в сантиметр и присосалась к камню.
Кислота тут же вступила в дело, и отходы потекли по живой «трубке», низвергаясь через задний проход питомца. Пять минут, и он уже был по ту сторону стены, там, где осуществлялся сброс нечистот из главного здания Андервуда. Слизень быстро нашёл узкую канализационную трубу и взобрался по стенкам.
— Отлично, — сказал сам себе вслух Ник и поспешил к выполнению третьей стадии своего плана.
Сомс был рассержен после визита дрянной девчонки.
«Что она себе позволяет? Какого ящера?»
Но больше всего он злился на невозможность дать пропорциональный ответ. Всё из-за Ганса. Да, этот монстр крепко держал его за яйца. Он редко когда выходил на связь, его почти не видели — обычно Хьюз присылал захваченные собственной волей тела.
Как правило, это были инакомыслящие или бунтовщики, коих он выслеживал, блуждая по Андервуду. Ведь этому человеку было доступно чтение мыслей.
Из-за сверхъестественной способности правительства уничтожать любые заговоры в зародыше, жители травили байки о блуждающем по городу тёмном духе, невидимом и смертоносном.
Его появление связывали с насекомолюдами и думали, что у Сомса Рочестера в услужении само зло. Именно так и были усмирены все знатные рода аристократии. Хьюз не хотел вырезать всех, ведь городу нужна инфраструктура: и экономика, и люди, что её будут строить.
Исключение он сделал лишь для двух родов. Остатки Арлингов и Хисториусов были найдены и истреблены под корень.
В общем, Ганс скрылся со всех радаров, и никто не знал, когда и где он нагрянет. Из-за этого Сомс боялся даже собственной тени. Он не мог понять природу и мысли этой твари, её мотивацию.
С одной стороны, она была прагматична, но с другой… Всплывали какие-то невероятные факты от разведки. Поговаривали, что через крысиную нору переправляли гигантских монстров, чуть ли не угроз. Естественно, после этого разведчики были устранены Хьюзом — ведь он мог читать мысли даже через подконтрольные объекты.
Сомс не был глупым начальником и всё отлично понимал. Андервуд превращается в нечто зловещее. Все эти приказы сократить общий уровень Емир до минимума во внутреннем городе, массовая эмиграция Тёмных и расселение шлемоголовых в Крысиной норе…
Росло недовольство, но высказать его боялись. Заботы катком навалились на нового правителя города. Не так он представлял себе место главного начальника всего и всех. Раньше у него была гордость, он пробовал сопротивляться и плести интриги, но Хьюз раскалывал их, как орешки на раз-два.
Единственная причина, по которой Рочестер ещё жив — это отличная «вывеска», как говорил Ганс. Если место Верховного займёт ренегат, то резни не избежать — будет бунт. А так они потихоньку душили население, превращая в реальность то, что три года назад казалось невозможным.
Под конец дня Верховный Правитель был досуха выжат. Даже емировы инъекции не помогали — нужен естественный отдых, и таковым для него была единственная сейчас радость в жизни — тёплая ароматическая ванна.
Здесь расположилось уютное местечко свободы. Ведь общий фон Емир тут был близок к десятке, максимальному значению. Сомс экранировал эту святая святых с разрешения Ганса и любил коротать конец дня, нежась в тёплой водичке.
— Всё, катитесь отсюда, — отмахнулся он от помощника и велел перенести ряд важных дел назавтра.
Тёплый пушистый халатик, уютные тапочки и флакон с душистой смесью, приготовленной Алексой. Девушка изумительно делала травяные сборы вперемежку с емировым порошком — после них Сомс чувствовал прилив сил и просыпался посвежевшим.
«Чего у сучки не отнять, так это таланта».
Естественно, его личные алхимики проверяли каждый раз смесь на предмет опасных веществ. Доверять девке не стоило.
Вдохнув полной грудью, он улыбнулся и высыпал из блюдечка сбор. Вода окрасилась в едва зеленоватый цвет, Рочестер тут же скинул халат и плюхнулся в просторную фарфоровую ванну. Он любил это делать до того, как чудо-смесь растворится — так пузырьки собирались вокруг кожи и мягко лопались, создавая массажный эффект.
Умнейшая голова Верховного правителя, а сейчас обычного постаревшего человека, откинулась в специальный держатель, шея расслабилась.
«Блаженство», — вяло расплывались мысли. — «Но чем это так пахнет?»
Нос уловил едва заметный жжёный запах. Глаза открылись, и с потолка на них тут же устремился свисающий полупрозрачный сгусток. Заметить такой даже в полёте практически невозможно. Вот и Сомс, будучи простым уставшим человеком, этого не смог.
Концентрированная кислота вмиг разъела глазницы и попала в мозг. Раздался судорожный плеск, вода прыснула на кафельный пол, и тело обмякло. А в следующие полчаса Жоржик съел и Сомса, и красивые емировы пузырьки.