— Чего ты там копаешься? — возмутился Хмурый, с трудом натягивая неподходящие по размеру ботинки. — Сам же говорил, у нас нет времени.
— Ты когда-нибудь играл в шахматы? — спросил я, дооборудуя шокер взрывоопасной насадкой. Фактически я приматывал цельный кусок абсолютиума к картриджу.
— Чего? А это ещё тут при чём? — бывалый зек искренне недоумевал и буравил меня уставшим взглядом.
— Просчёт ходов оппонента включает в себя анализ целого комплекса возможных комбинаций. Никогда нельзя полагаться исключительно на наиболее вероятный сценарий.
— А можно попроще?..
— Всегда имей запасной план, — я продемонстрировал ему усовершенствованное устройство. — Шансы, что Алёна встанет на нашу сторону выше семидесяти процентов. Однако вероятность того, что она справится, ниже пятидесяти. Перемножив одно на другое, мы получим итоговые шансы на уровне тридцати пяти процентов. Примерно.
— Хочешь сказать, в двух из трёх случаев, она нам не поможет?.. — у Хмурого, к моему глубокому удивления, промелькнули зачатки интеллекта.
— Верно, — я размялся, стёр со лба пот и поправил фуражку. — Идём. Пора переходить ко второму этапу плана.
— Ох, как же мне это не нравится… — признался он.
— Отступать уже поздно, — мы выдвинулись к лифту, оставив позади два раздетых трупа. Из одежды на них остались только трусы.
На Хмурого форма еле налезла, а мне оказалась слегка большой. Но выбирать не приходилось. Будь мой напарник худым, возможно, мы бы смогли поменяться, а так его брюхо едва влезло в новенькую форму. На самом деле удивительно, что Хмурый смог сохранить столько лишнего веса. Возможно, в самом начале он был ещё толще.
А тем временем мы добрались до лифта, где предстояло пройти первую проверку. Смотреть в камеру было нельзя, и я на ощупь нажал на кнопку активации платформы.
Меня немного напрягал тот факт, что среди нас не было блондинов, а один из убитых имел довольно длинную шевелюру. Однако на нашей стороне был эффект неожиданности. Враги погружены в рутину и не ждут подвоха. А про то, что рабы могут переодеться в форму охранников и попытаться совершить заведомо невозможное…
К такому они точно не готовы.
Мы поднялись и оказались в распределительном помещении с вагонетками. В этот раз у двери стоял всего лишь один поляк. Он бросил на нас быстрый взгляд и сперва не осознал подмены. У нас было всего несколько секунд, прежде чем его мозг заметит несоответствие. Ему потребуется понять, а точно ли не померещилось. Недруг однозначно поднимет глаза во второй раз и только тогда поймёт, что к чему.
Я в это время пропустил Хмурого на пару шагов вперёд, чтобы он закрыл меня от камеры. Интересно то, что поляк стоял в слепой зоне. Наблюдение велось за рабами и вагонетками. И что самое печальное, почти наверняка за изображением с этой камеры следили на поверхности. Хотя уверенности у меня в этом не было.
Хмурый опередил меня, а я выхватил его шокер и выстрелил врагу прямо в шею, ибо только там был открытый участок кожи, не считая лица. Дротики не только плотно впились в плоть, но и зацепили артерию. Охранник не в силах совладать с мощным разрядом упал на пол, подёргался немного и затих.
Я спешно начал подбирать проволоку, тянувшуюся через всю комнату, а Хмурый чуть об неё не запнулся. Как же я в тот момент негодовал, что приходилось работать с идиотом.
Но, как бы там ни было, мы смогли добраться до дверей и сохранить спокойствие. И если я реально не чувствовал волнения, то вот Хмурый потел больше обычного и вёл себя чересчур скованно.
Теперь дело оставалось за малым. В теории, стоило только постучать, и дверь должна была открыться. Однако этого почему-то не случилось. Я постучал ещё раз и на чистом польском попросил впустить нас, но и это не помогло.
Послышалась какая-то возня и невнятные возгласы.
Плохой знак. Неужели нас уже раскрыли? Заметили проволоку или дротик? Опознали по камерам?
По идее это было бы крайне проблематично, ведь мы старались скрыть лица за фуражками, да и преодолели подконтрольную зону меньше чем за десять секунд.
К сожалению, даже будь у меня две бомбы, я бы не смог использовать их в этом помещении. Ударная волна в теории была способна опрокинуть гружёные вагонетки, и тогда мы все отправились бы к праотцам. Но как минимум следовало вырубить камеру.
Это оказалось несложно — я в прыжке оторвал её с корнями. А вот дверь до сих пор была закрыта. Она не выглядела прочной, хоть и была сделана из металла. И у меня довольно быстро созрел альтернативный план.
— Помоги мне! — я подбежал к пустой вагонетке и попытался приподнять её.
— Ты чего удумал? Хочешь на поверхность подняться? — вопрошал подбежавший Хмурый.
— Используем её как таран. Давай. Раз-два! Взяли! — кое-как нам удалось приподнять её и стащить с рельсов. Затем ушло неприлично много времени, чтобы выровнять траекторию. — Погнали!
— Понеслось говно по трубам! — прокряхтел Хмурый.
Нам удалось разогнать снаряд примерно до десяти километров в час, чего оказалось более чем достаточно, чтобы выбить железную дверь. У той даже петли сорвало! Что ни говори, но из вагонетки вышел добротный таран.
Во внутреннем помещении мой реципиент был всего один раз, но этого хватило, чтобы запомнить планировку. За дверью находилась просторная комната отдыха с ещё тремя дверьми. Одна вела на кухню, другая в туалет, а последняя в комнату начальника смены. Она управлялась гидравликой и без тени сомнений могла называться сейфовой.
Внутри мы застали ошалевшего от неожиданности поляка. Он долбился в комнату начальника и был немало удивлён нашему появлению. Хмурый не стал ждать особого приглашения и кинулся на недруга врукопашную, ведь его шокер был у меня.
А загвоздка была в том, что у них имелся всего один выстрел, а затем следовала долгая перезарядка. Именно поэтому я и пропустил «напарника» вперёд, позволив ему принять на себя первый удар врага.
А когда Хмурый рухнул на пол, не добежав пару метров, настало и моё время. Поляк оказался сообразительным и обнажил свою дубинку. Электрическую.
Я же не стал брать в руки оружие, напротив, даже демонстративно откинул пустой шокер. А затем и вовсе поманил недруга ладонью, выказывая максимальное хладнокровие и уверенность в своей победе. Поляк бросился на меня, выкрикивая всем известное польское ругательство.
К чему вся эта театральщина?
Этот поляк по имени Ганс был особенным. Невысокий, пузатый с гнилыми зубами и кривым носом. Перебежчик и уроженец Баварии обожал глумиться над рабами. В моих воспоминаниях нашёлся ужасный отрывок, как он домогался одной девочки, которую потом нашли мёртвой. Всем было понятно, что с ней произошло, но никто не мог ничего сделать.
До сих пор.
Ганс трудился не покладая рук, делая жизнь рабов ещё хуже, чем она была. Это было оправдано тем, что среди своих его считали уродом, кем он и являлся. Предателем, перебежчиком, мразью. Предателей никто не жалует, но этот урод перешёл все мыслимые и немыслимые границы.
А поэтому я просто стоял и смотрел, как он несётся на меня, замахиваясь трескучей дубинкой. Стоял и смотрел ему прямо в глаза. Даже среди заклятых врагов встречаются люди, достойные уважения. Но эта тварь была недостойна называться человеком…
Он был уже совсем рядом. Я отвёл одну ногу назад и развернулся полубоком, а затем схватил его за правую руку и попросту перебросил через себя.
Разъярённый бык отправился на пол и так сильно ударился, что не только потерял возможность говорить, но и дышать.
Я обошёл его сбоку и пнул по печени, чтобы тот перевернулся. Удар оказался настолько болезненным, что Ганс выронил дубинку, и та перестала трещать.
С первого раза он не понял, чего я хочу, поэтому пришлось продублировать требование на польском:
— Повернись, паскуда! Я хочу видеть твою жалкую физиономию!
— Откуда… — хрипел он, поворачивая на спину. — Откуда ты знаешь наш язык?..
— Как же мне хочется разделаться с тобой лично, — сквозь зубы прорычал я. — Но это будет неправильно. Тобой займутся те, кого ты насиловал и над кем издевался.
Пока Ганс лежал и пытался прийти в себя, истерично размахивая руками, я взмыл над ним и двумя ногами приземлился прямо в район промежности. Грубая подошва без труда помогла мне сделать «омлет» из его яиц. Ганс сперва даже не понял, что произошло, но вскоре незабываемый аттракцион новых ощущений раскрыл в нём талант к оперному пению.
Голосок отличный, жаль, только слуха нет. Поляк абсолютно не попадал в ноты.
А в это время на крики из туалета вышел самый молодой из охранников. Всего пару месяцев назад они отмечали его двадцатилетие. Тёмненький и слегка горбатый паренёк настолько растерялся от увиденного, что от страха выронил шокер.
Я не стал дожидаться, пока он его поднимет и выстрелит. Вместо этого я неспешно взял почти пустой стеклянный графин и метнул в сторону неприятеля. Снаряд пролетел по дуге и угодил нагнувшемуся пареньку прямо в макушку. Тот упал и потерял сознание.
Мне не хотелось его убивать, ведь, во-первых, он был частью моего плана, а во-вторых, в отличие от многих, вёл себя с рабами по-человечески. Возможно, в силу возраста или врождённой скромности, но в любом случае намеренно убивать его смысла не было.
Пятеро из семерых были нейтрализованы. Оставались двое. Те самые двое, сидевшие в защищённой комнате. Алёну я так и не встретил, что давало надежду на успех основного плана. Но на всякий случай я связал поляков и оттащил их вместе с Хмурым в помещение с вагонетками. К несчастью, все трое нужны были мне живыми, а взрыв мог отправить их на тот свет.
Ну или в другой мир. Но тут уж кому как повезёт.
— Алёна, если ты там, отойди от двери! Я взорву её! — громогласно объявил я и достал свой «подарок». Нужно было выстрелить в гидравлические упоры и забежать в комнату с вагонетками, дабы уклониться от взрывной волны. — Считаю до трёх! Один! Два! Три!
Ровно в тот момент, когда я начал давить на спусковой крючок, дверь неожиданно открылась. Неясно, что меня за ней ждало, поэтому убирать шокер я не стал, дабы иметь возможность избавиться от последних недругов.
Однако в дверях появилась Алёна. Она смотрела в пол и держала в руках окровавленный нож. Её трясло, а по ногам стекал жёлтый ручей.
Она справилась. Умница.
Каждый по-разному реагирует на своё первое убийство, и, для хрупкой девушки, Алёна справилась на отлично. И я в этом убедился, заглянув в комнату начальника, где на своих рабочих местах сидели два рослых мужика с перерезанными глотками.
Одному богу известно, как она смогла уработать обоих столь быстро, что они даже со стульев не встали.
— Ты молодец, — я похлопал её по плечу, но девушку аж передёрнуло. — Всё закончилось. Скоро мы все будем на свободе и вернёмся домой. Обещаю.
— Но как ты можешь это знать?.. — прошептала Алёна. — Нас всех убьют. И это в лучшем случае.
— Приляг, отдохни, — я отвёл её к дивану и уложил, накрыв покрывалом. — Дальше мы сами.
— А-а-а-а!!! — послышался голос Хмурого. — Чё? Чё случилось⁈
— Всё чисто, — я зашёл в помещение с вагонетками, а затем направился к юнцу, который также пришёл в себя. — Как тебя зовут?
— Каспер, — ответил тот, боясь поднять глаза.
— Если будешь себя хорошо вести, то останешься в живых. Даю слово, — заверил я, ибо это было правдой. Однако Каспер не мог знать, что он станет нашим проездным билетом.
— Хо-хорошо…
— Курва!!! — в который раз заорал Ганс.
— Ой, да завали ты, — я снял с убитого портки и запихнул ему в рот. — Приятного аппетита.
— И что теперь? Звать всех остальных? — поинтересовался Хмурый. — Да. Действуем по плану. Мелкого не трогать, он нужен нам живым. А жирного отдадим девкам, пусть выпустят пар.
— Понял, — Хмурый кивнул и направился к лифту.
Он в одночасье стал на удивление послушным и податливым. Скорее всего, его усмирил наш успех. Если раньше Хмурый не верил в меня, то теперь, так сказать, прозрел и почувствовал вкус свободы. Что ж, мне это только на руку. Возможно, из него выйдет добротный боец.
А мне пора было приступать к следующему этапу плана.
Пока я снимал часовой механизм с одной из вагонеток, подробно расспрашивал Каспера об особенностях протоколов на случай побега рабов. Паренёк оказался довольно разговорчивым и рассказал, что наверху никто за камерами не смотрит, ибо связь есть только по особому телефону. Конечно, если не считать тревожной кнопки.
Каспер посвятил меня во все важные тонкости их службы, и что самое главное — рассказал, откуда и через какое время стоит ждать подкрепления. Я отлично умел считывать ложь, и запуганный юнец физически был неспособен меня обмануть. Поэтому я принял к сведению его информацию с небольшими оговорками. И на всякий случай продумал запасной план.
Постепенно к нам поднялись все две сотни заключённых. Мы с Хмурым раздали им ключи и посветили в наш план. Конечно, я рассказал не всё, ведь даже мой партнёр не знал всех нюансов. Но им оно и не надо.
Самым сложным оказалось убедить их спуститься обратно в шахту и накопать целую гору абсолютиума. Причём мне было необходимо обзавестись полусотней цельных кусков, из которых я планировал сделать гранты и детонатор. Люди неохотно спускались вниз, предварительно изрядно напившись воды, но всё-таки спускались.
А ещё толпа забрала с собой Ганса. Уж не знаю, что они там с ним сделали, но я его больше не видел. Зная женскую мстительность, можно утверждать, что этот хрен получил по заслугам.
Дабы наверху ничего не заподозрили, мне пришлось пару раз спускаться и поторапливать товарищей по несчастью, ведь наша стачка сильно сказалась на производительности. А мы не могли отправить полупустые вагонетки. Иначе весь основной план пришёл бы в негодность.
Кое-как мы всё-таки успели. Было противно чувствовать себя надзирателем, а потому я и сам поучаствовал в шахтёрских работах. Правда, копал абсолютиум для своих коварных целей. Как говорится: боекомплекта много не бывает.
Неси столько БК, сколько сможешь унести, а лучше выложи то, без чего сможешь обойтись, и возьми ещё патронов. Это правило не раз спасало мне жизнь.
Ровно в назначенный срок мы отправили платформу со взрывоопасной посылкой. Я сделал детонатор с таймером, который должен был сработать ровно в тот момент, когда мы с остальными поднимемся на следующей платформе.
Педантичные поляки поплатятся за свою любовь к «точно вовремя». Если бы мы имели дело с русской расхлябанностью, то план побега стал бы в разы сложнее. А если твой враг — педант, то просчитать его действия — проще простого.
И только одна переменная не давала мне покоя…
Я не знал, как поведут себя остальные заключённые. При худшем раскладе они могли попытаться воспользоваться ситуацией, и тогда жертв будет сильно больше, чем могло бы быть.
Конечно, это сильно упростит задачу по зачистке лагере, но я бы хотел сохранить как можно больше наших. Тем более «трёхсотых» тоже нельзя будет бросать, а это может стать серьёзной проблемой.
К сожалению, система безопасности на выходе из шахты была неприступной. Без боя выбраться не получится, ровно как и предупредить остальных заключённых, чтобы сидели и не отсвечивали. Поэтому мне пришлось положиться на их благоразумие.
Ну а если найдутся мужчины, готовые пожертвовать собой ради общего блага, то так тому и быть. Родина их не забудет.
Мне не доводилось стрелять из местного огнестрельного оружия, но это как езда на велосипеде. Один раз научился — быстро вспомнишь. Проблем возникнуть не должно.
Будет бойня, многие наверняка погибнут. А самое обидное, что мне ни в коем случае нельзя умирать, ведь без меня их переловят или поубивают. Гипотетически я бы мог рассказать все тонкости своего плана, чтобы повысить их шансы на успех, но я и так знаю, что они назовут меня безумцем. Поэтому мне надо выжить, чтобы огласить его уже, как это называется, «на земле». То есть тогда, когда лагерь будет захвачен.
Хотелось бы разделить земляков на две группы и отправить на разных платформах, чтобы дети и женщины смогли избежать бойни, но после взрыва электричество будет отключено. Нагнетание воздуха в шахту прекратиться, как и её охлаждение. А подняться на семь километров, пусть даже по склону всего в сорок градусов, измождённые пленники не смогут.
Единственное, что я мог для них сделать, так это рассчитать время взрыва так, чтобы наша платформа не доехала до поверхности примерно полторы сотни метров. Тогда мы с мужиками сможем подняться и оставить неспособных сражаться в относительной безопасности.
И всё было готово, платформа должна была прибыть через пару минут, но я заметил кое-что странное: Хмурый куда-то пропал. Он и до этого вёл себя несколько странно, а сейчас попросту испарился, хотя был в первой группе бойцов.
Я нутром чувствовал что-то неладно и решил проверить.
Как выяснилось, не зря…