В те году, когда мне довелось служить срочную, срок ее составлял два года. И, как не сложно вычислить, за это время я справил два своих дня рождения. На первый день рождения накрыли с друзьями стол. Ну как возможности позволили. Естественно было спиртное. И поскольку денежное довольствие солдата срочной службы невелико, финансов мне хватило на пару бутылок самогонки, которые я отдал гостям, и флакон «ацетоновки», которую пил я и мой ближайший в те годы приятель и подельник.
«Ацетоновка» была аццким произведением подпольного алкобизнеса, изготовленным из утилизированного химоружия, и рекламировалась всеми сельскими алкашами как верное средство дешево и быстро окосеть. Приятель был сильно меньше меня габаритами, поэтому после пары стаканов его стошнило, и он отделался просто больной головой. А я оказался крепче, что вышло мне боком — я нехило отравился и две недели лежал в госпитале, пожирая активированный уголь лопатами и пугая медсестер зеленовато-трупным цветом лица.
В госпитале, что самое интересное, причину отравления не угадали — видимо, в той дряни спирта не было ни грамма, а эффект опьянения давали более токсичные соединения. Но Ротный сумел сопоставить дату в календаре с моим состоянием, и от расправы меня спасло только то, что даже после выписки я не выглядел как человек, который будет жить долго и счастливо. В общем, Ротный это запомнил, и весь год использовал меня, как пример пагубного влияния алкоголя на юные и неокрепшие организмы бойцов:
«Вы, товарищ солдат, пьянь бессовестная. Вон, посмотрите на сержанта К-лева! Он уже допрыгался! И вы допрыгаетесь!»
«Я вам сейчас трудотерапию пропишу, для вашего же блага. Лучше грузить уголь, чем жрать его. Вон К-лев подтвердит».
Ну и все в таком духе.
Еще он любил, когда был в настроении пошутить, подойти ко мне, принюхаться, и спросить с притворным изумлением: «Ба! Че делается-то! К-лев! И трезвый! Глазам не верю!»
Я обычно молчал, ибо инстинкт самосохранения подсказывал, что отвечать не стоит, но один раз не выдержал, и совершенно честно сказал, что, мол, деньги кончились, занимать перестали, в долг тоже уже не наливают. Ротный недобро оскалился, и, как выяснилось, запомнил. И припомнил. Правда, весьма неожиданным образом. В канун следующего дня рождения он вызвал меня в канцелярию.
— Что, товарищ сержант, именины справлять готовитесь?
— Так точно, — ответил я, — Готовлюсь.
— Опять, небось нажраться решили?
— Никак нет, — нагло соврал я.
— Не пизди…
Ротный тяжко вздохнул, и встав из-за стола, прошелся туда-сюда.
— Мне вас караулить что ли..? Дык вы все равно нажретесь… Потравитесь все, а мне потом с вашими матерями рыдающими разговаривать… У вас бы башка так на че-то полезное работала, как на нарушения всякие. В общем, слушай сюда, упырь. Поведешь сейчас своих на почту, там по дороге дом с синими воротами. В нем бабанька нормальный проверенный самогон гонит.
С этими словами, ротный засунул мне в нагрудный карман несколько купюр.
— До скотского состояния не нажираться, после отбоя не колобродить, и пьяными по территории не шарахаться. И если утром от кого-то «ацетоновку» учую — башку оторву, так что если запас уже, лучше вылей в унитаз, чтобы соблазна не было. И смотри — старшине не попадись. Он не я. Он тебе устроит «веселье» до самого дембеля, и может чуть-чуть после. Че глазами на меня лупаешь? Считай, что это подарок. Все — вали с глаз моих.
Немного охреневший, я пробормотал что-то среднее между «спасибо» и «так точно», после чего вышел, и немного придя в себя, пошел собирать народ получать посылки с дома. Насчет самогона Ротный, к слову, не обманул.