Артюр Рембо

В Адене неприятности продолжали его преследовать. Так, в августе 1881 года ему пришла в голову мысль поместить свои сбережения во Франции, так как здесь он практически ничего не тратил, а иметь при себе деньги было опасно. Конечно, он мог открыть счет в местном банке, однако он не доверял всему и вся. Он решил переслать деньги в Рош почтовым переводом, общая сумма составляла 1165 с небольшим рупий (2478 франков золотом), сюда входили его зарплата и комиссионные с 1 декабря 1880-го по 30 июля 1881 года. Его матушка, наверное, сумеет выгодно вложить эти деньги в какой-нибудь банк. Но и через три месяца эти деньги еще не пришли в Рош! Когда же, наконец, это произошло, из-за ошибки при обмене валюты г-жа Рембо получила всего лишь 2250 франков[195]. Подобное мошенничество возмутило его до глубины души, и он направил гневные послания в главный офис фирмы Барде в Лионе и французское консульство в Адене.

Однако еще большее разочарование ему принесло известие о том, что его матери с ее крестьянским умом не пришло в голову ничего лучше, чем вложить полученные деньги в приобретение земель! Подтверждение этому нашел полковник Годшот в кадастровых книгах Шюффи-льи-Роша: в 1882 году у некого г-на де Лаписса из Парижа был приобретен участок земли площадью 37,7 ара; сделка была совершена от имени «Жана Николя Артюра Рембо, преподавателя в Хазаре (sic) (Аравия)». Его имя даже было занесено в списки избирателей местной общины.

«Ну какого черта я буду делать с землей?» — возмущался Артюр в письме к матери от 7 ноября 1881 года, узнав, как поступили с его деньгами.

Впрочем, следует признать, что Артюр был не только вспыльчивым и нетерпеливым, но и добросердечным. Высказав свое недовольство, он добавляет: «Если нужно, возьмите себе то, что вы приобрели для меня: это принадлежит вам. Мне же не о ком заботиться, кроме себя самого, а я ни в чем не нуждаюсь».

В дальнейшем, однако, он больше не посылал денег домой, а помещал их в Аденскую сберегательную кассу под 4,5 % годовых.

Альфред Барде не стал предлагать Артюру вернуться в отдел по сортировке кофе; он заслуживал большего, и был назначен, сказали бы мы, помощником управляющего (Альфред Барде заявлял, что головным филиалом в Адене руководил он сам, а Рембо был его «заместителем»).

Что же касается самого Артюра, то он после некоторых размышлений пришел к выводу, что не создан для коммерческой деятельности, а его истинное призвание — быть путешественником и писателем.

Здесь нам следует вернуться немного назад. В конце 1881 года Верлен, все еще «фермер» в Жюнивиле, решил вновь вернуться в литературу и начал собирать стихотворения Рембо; у его парижских друзей сохранилось немало списков стихов Артюра, а у него в то время уже ничего не было. Такое положение дел заставило его вспомнить о самом авторе. Поль ничего не слышал о нем вот уже два с половиной года. Где он теперь? Что с ним сталось? И Верлен поручил верному Делаэ разузнать, как и что. Так как Эрнест не знал, что Артюр уехал в Африку, он написал ему в Рош. Вот что он сам об этом рассказывает:

«Г-жа Рембо вскрыла конверт и написала мне в ответ миленькое послание, в котором и раскрыла мне тайну, что «бедняга Артюр» находится в данный момент в Харате или в Хараре — у нее такой почерк, я не разобрал. Сегодня я пошлю ей другое письмо и попрошу переслать ему мои каракули, если она знает адрес нашего вертопраха» (письмо к Верлену от 31 декабря 1881 года¹).

Рембо ответил на послание друга 18 января 1882 года:

Его мечтой было написать настоящий научный труд, непревзойденный по полноте охвата материала, дополненный иллюстрациями; для этого ему требовались точные измерительные приборы: дорожный теодолит или хороший секстант и «самый современный компас для ориентировки»; кроме того, он просил прислать около трехсот образцов минералов, карманный барометр-анероид, рулетку, а также «математический набор», куда входили линейка, угольник и циркуль; список необходимого дополняли книги по топографии, геодезии, гидрографии, промышленной химии и такие издания, как «Учебник путешественника», «Ежегодник Бюро долгот»[196] за 1882 год и т. д. Пусть любезный друг поскорее все это раздобудет, а по поводу возмещения расходов ему следует обращаться в Рош.

Конец письма так же сух, как и начало:

Это письмо обнаружено в бумагах семьи Рембо. Это, вероятно, означает, что г-жа Рембо не переслала его Делаэ.

Итак, Рембо, подобно лафонтеновской молочнице, создал себе очередную иллюзию: Географическое общество будет оплачивать ему его восхитительные путешествия. Теперь в Рош поступало еще больше заказов: ему требовались подзорная труба, специальное ружье для охоты на слонов… Артюр буквально грезил наяву: местом его подвигов станут Абиссиния или Занзибар. Более того, узнав о том, что г-н Дюбар поддерживает хорошие отношения с французским консулом в Занзибаре г-ном Леду, Артюр обратился к нему с просьбой направить последнему рекомендательное письмо. Дюбар написал его 6 марта 1882 года; письмо содержало благосклонные отзывы г-на Дюбара о своем «друге и сотруднике» Рембо, который, как мы видим, значительно вырос в глазах руководителей.

Однако 3 ноября 1882 года наш герой сообщил родным, что в январе 1883-го отправляется обратно в Харар, где ему поручено руководить филиалом фирмы, в которой он работал. Сама фирма переживала трудные времена: ей была необходима финансовая поддержка, к тому же намечалась внутренняя реорганизация. Г-н Дюбар собирался выйти в отставку и вернуться во Францию. Его место должен был занять Пьер Барде, освободив тем самым руководящий пост в Хараре. Рембо внимательно следил за всеми этими слухами и некоторое время даже тешил себя надеждой, что его вместо г-на Дюбара назначат уполномоченным по делам Африки и Аравии; работа в этой должности приносила бы ему 10 000 франков ежегодного дохода. Увы, его иллюзии вскоре развеялись.

Помимо этого, также обсуждался дополнительный вопрос о необходимости открытия нового филиала в провинции Шоа, где правил король Менелик. Воображение Артюра снова разыгралось: он уже представлял себе, как, получив щедрую субсидию от Географического общества, будет гарцевать на лошади по огромным девственным просторам неизведанных стран, а за ним целое стадо мулов будет везти совершенно новенькие измерительные приборы.

Поскольку г-н Дюбар направлялся в Лион, Рембо поручил ему купить хороший фотоаппарат (тот, что он когда-то заказывал, так и не дошел), не сомневаясь, что в скором времени это приобретение поможет ему сколотить «небольшой капитал». Не беда, что покупка обойдется недешево (1850 франков — в аппарате были детали из золота и серебра), у его матери достаточно денег; она получит от фирмы чек на 1000 франков, а остальное снимет со своего банковского счета в Роше.

В том же письме от 3 ноября 1882 года Артюр неосторожно добавляет: «Когда это будет сделано, я попрошу вас еще кое-что купить, если останутся деньги».

Ну, нет! Это было уже слишком! Прихоти и противоречивые распоряжения сына вывели г-жу Рембо из себя: аравийское солнце, должно быть, свело его с ума! У нее есть и другие дела, кроме как переписываться с владельцами парижских книжных магазинов и торговцами научными приборами и ходить каждый божий день на почту, чтобы оплачивать и получать посылки! К тому же такие расходы совершенно неоправданны: нужно быть не в своем уме, чтобы заплатить 1850 франков за фотоаппарат, который вполне можно приобрести за 200–300 франков!

Она решительно заявила «бедняге Артюру», что отныне отказывается заниматься его делами.

Ее решение повергло его в отчаяние. «Ваши действия, — заявляет он в письме к матери от 8 декабря, — не лучший способ помочь человеку, который находится за тысячи лье от дома, путешествует среди диких племен и которому практически некому писать в родной стране! Мне хотелось бы надеяться, что вы измените свое немилосердное решение. Если я не могу обратиться за помощью к собственной семье, к кому ж мне тогда, дьявол меня дери, обращаться?»

Без необходимых ему книг и инструментов Рембо чувствовал бы себя совершенно беспомощным. В этом же письме он просит прислать ему новые книги: полный справочник по железным дорогам и «Трактат по механике» Шалонского института.

Резкий и внезапный отказ семьи помогать ему поверг его в самое мрачное отчаяние.

28 января 1883 года он дал пощечину кладовщику по имени Али Шеммак за то, что тот якобы слишком дерзко ответил на его вопрос. Присутствовавшие при этом арабы, грузчики и носильщики бросились к нему и схватили за руки, позволив тем самым Али Шеммаку ударить своего обидчика по лицу и разорвать на нем одежду. Вот это скандал и, главное, какое оскорбление! Позже Али заявил на него в муниципальную полицию, пожаловавшись на нанесенные побои и раны; в его пользу также выступили лжесвидетели, утверждавшие, будто видели, как Рембо доставал кинжал.

Артюр лично уведомил о случившемся французское консульство в Адене, рассчитывая получить от него помощь в суде. Дело могло принять дурной оборот, ему грозил серьезный приговор, а возможно, и депортация.

Выпутаться из этой передряги ему помог Альфред Барде, который выступил в качестве поручителя Рембо. Правда, «из солидарности» ему пришлось уволить Али Шеммака, что он сделал не без некоторого сожаления, поскольку тот был одним из старейших кладовщиков фирмы².

По всей видимости, этот инцидент ускорил отъезд Рембо.

После резкого поступка матери его отношения с семьей снова наладились: он получил несколько ящиков с книгами, а также фотоаппарат, заказанный в Лионе. Более того, Артюра, возможно, посетит Изабель! Его двадцатидвухлетняя сестренка мечтала увидеть Африку…

«Забудь об этой глупости, — пишет ей Артюр 15 января 1883 года, — тебе ни к чему приезжать в эту страну. Какой интерес смотреть, как в самом настоящем жерле вулкана, на земле, лишенной всякой растительности, живут люди! Сейчас здесь всего лишь 30 в тени, и лично мне нравится такая погода».

«Самое важное и самое необходимое для меня, — признается Рембо в письме от 16 ноября 1882 года, — это быть независимым, неважно где».

Вскоре судьба преподнесла ему щедрый подарок. 20 марта 1883 года с ним был подписан новый контракт сроком до конца 1885 года, его жалованье теперь составляло 160 рупий в месяц плюс обещанное участие в прибыли агентства (около 5000 франков в год), а также оплата жилья и питания.

22 марта 1883 года Рембо выехал в Харар; на сей раз он задумал долгосрочную программу действий. «Мне бы хотелось быстро, за четыре-пять лет, заработать тысяч пятьдесят франков, тогда я мог бы жениться», — сообщает он матери за три дня до отъезда.

За последние год и четыре месяца ситуация в Хараре значительно ухудшилась. Восстание под предводительством мусульманского фанатика Мохаммеда Ахмета, прозванного Махди (то есть «мессия»), охватило в 1881 году египетскую часть Судана и теперь грозило перекинуться на Абиссинию. Эти события вызвали ослабление центральной власти; местные племена постоянно бунтовали, резко возросла их ненависть к иностранцам — такая обстановка совсем не благоприятствовала путешествиям и исследованиям. К тому же картину омрачали политические разногласия и международные осложнения. На территорию провинции Харар одновременно претендовали король Шоа Менелик и король Тигре Йоханнес IV, который теоретически считался императором Эфиопии, сюзереном — и одновременно соперником — Менелика. Обосновавшиеся на границах империи англичане поддерживали Йоханнеса и равнодушно наблюдали за местными волнениями, грабежами и беспорядками; вскоре внутренние районы страны превратились в настоящее пекло.

И в этой неспокойной обстановке Рембо, подобно ребенку, которому подарили новую игрушку, увлеченно занимается фотографией!

Три вышеупомянутых автопортрета были впоследствии опубликованы³. Первое, что бросается в глаза и что, должно быть, поразило его мать и сестру — лицо Артюра выражает глубокую печаль и покорность судьбе. Поль Клодель с большим волнением отзывался о втором из представленных портретов, на котором, по его словам, изображен «человек, совершенно черный от загара, с непокрытой головой и босыми ногами, в одежде каторжанина; а ведь еще недавно она выглядела так, что ей можно было восхищаться». Огюстен Бернар, один из знакомых Рембо в Хараре, пожалуй, был прав, утверждая, что Артюр напоминал скорее нищего армянина или грека, чем француза⁴.

На многочисленных снимках, сделанных тем самым фотоаппаратом из Лиона (большинство из которых хранится в музее Рембо в Шарлевиле — Мезьере), можно увидеть также здание филиала фирмы Барде в Хараре, абиссинскую хижину, весовую, местный рынок, сцену охоты на слона (где сам слон, впрочем, отсутствует) и несколько портретов, в частности, служащего фирмы грека Константина Сотироса, красавца-здоровяка, и начальника генерального штаба в Хараре Ахмеда Уадди Бея…

Окрыленный успехом, Рембо отправил несколько фотографий в Аден Пьеру Барде, который в свою очередь переслал их своему брату Альфреду, проходившему тогда курс лечения в Виши. 24 июля оттуда пришел ответ:

Увы, даже фотография не помогла Артюру избавиться от глубокой и неизлечимой тоски:

Как мы видим, досада в его душе сменилась печалью, покорностью судьбе и мечтами о далеком счастье, которого ему никогда не испытать. К этому же времени относится увлечение Рембо исламом: так, 7 октября 1883 года он заказал Коран на арабском и французском языках в издательстве «Ашетт». «Подобно мусульманам, — признается Артюр, — я знаю, что то, что происходит, происходит, и все».

Впрочем, его смирение не добавило ему любезности в общении с руководителями фирмы. В письме от 25 августа 1883 года, сообщив о снижении активности на рынке в Хараре, Рембо дает выход своему гневу:

Сквозь сдержанный стиль здесь прорываются оскорбительные нотки. 26 августа Рембо получил от Пьера Мазера-на, сопровождавшего Альфреда Барде летом 1881 года в инспекционной поездке, записку, в которой сообщалось о его намерении вернуться в Харар в октябре; в ответ Артюр написал Альфреду Барде следующее:

В августе 1883 года Рембо поручил Сотиросу вести караван с товарами и подарками в провинцию Огаден[197]. Это была разведывательная миссия: обширная территория этой провинции располагалась между Хараром и Сомали и была еще плохо изучена, впервые там побывал немец Хаггенмахер в 1875 году.

Вероятно, организовать эту экспедицию приказал Пьер Барде, поскольку он особенно ценил деловые качества Сотироса (еще когда Пьер руководил филиалом в Хараре, он писал брату: «Сотирос держит под железным контролем местные рынки; он кажется мне прекрасным сотрудником»). Пьер Барде считал, что Сотирос должен путешествовать по стране и торговать, а директор филиала должен сидеть в Хараре. Такое положение никак не устраивало Рембо, который томился от скуки в фактории и горел желанием лично заняться исследованием местности.

Он не замедлил выразить свой протест: «Мы сожалеем, что вынуждены отпускать наших служащих для совершения бесполезных поездок, в то время как мы здесь остро нуждаемся в их помощи» (25 августа). Но приказ есть приказ.

К тому же подобная экспедиция была сопряжена с большой опасностью: племена, населявшие Огаден, не любили белых и жили в основном за счет грабежа. Так, итальянский путешественник Пьер Саккони и его трое слуг были убиты 11 августа из-за глупой ссоры проводников в Карнаготе (200 километров от Харара), неподалеку от поселения, где находился Сотирос⁵. Впрочем, по мнению Рембо, Саккони сам был виноват в случившемся. Его караван был плохо организован, выбранный маршрут — исключительно опасен, и, главное, он просто шокировал туземцев своим поведением: «Г-н Саккони путешествовал в европейском костюме, заставлял одеваться по-христиански даже своих слуг, питался ветчиной, позволял себе пропустить рюмочку в присутствии шейхов, проводил подозрительные геодезические исследования и доставал свой секстант и другие приборы при каждом удобном случае» (письмо в Аден от 25 августа).

Хотя Сотирос был одет как мусульманин и называл себя Хаджи-Абдаллах, ему с трудом удалось избегнуть участи Саккони. Он был захвачен в плен в селении Галда в провинции Амаден одним из местных племен под предводительством некоего Омара Хусейна; освободить его удалось только после личного обращения Рембо к вождю племени.

Сотиросу удалось отойти от Харара на расстояние ста сорока километров. Его путешествие было успешно как в плане исследований, так и в плане торговли. Он показал себя человеком весьма опытным: проявил твердость в переговорах и щедрость — в подношении подарков; Рембо был вынужден отдать должное его уму и дипломатическим способностям. 296

Эта крупная «вылазка» пробудила в душе Рембо новые надежды. По возвращении Сотироса он организовал еще три похода: один — в направлении Иту Джардар, вдоль реки Аваш, два других — в долину Уаби, в Огаден. Он лично принимал участие в одном из них, воспользовавшись приглашением и поддержкой Омара Хуссейна, что позволило ему на месте удостовериться в правильности сведений, собранных Сотиросом.

Вернувшись, Рембо представил г-ну Барде общий доклад по провинции Огаден. Этот текст отличается ясностью и последовательностью изложения, затрагивает проблемы географии, и особенно этнографии, подробно освещает вопросы, касающиеся ресурсов исследованной местности.

Приведем пример его стиля, который поражает приятной легкостью:

Альфред Барде нашел эти заметки настолько интересными, что отправил их в Географическое общество, членом которого являлся. 1 февраля 1884 года Общество рассмотрело работу, а затем напечатало в своем бюллетене, где она привлекла внимание других ученых: так, например, знаменитый австрийский географ-путешественник Филипп Пауличке заявил, что она «имеет очень большое значение и ценность, несмотря на некоторую сухость стиля».

Более того, Географическое общество обратилось к Рембо с просьбой прислать краткую биографическую справку и фотографию, чтобы включить сведения о нем в книгу (подготавливаемую Обществом к печати), где будут представлены лица, «прославившиеся как видные географы и путешественники».

Конечно, Рембо не мог принять оказанную ему честь, это означало бы присвоить себе заслуги Сотироса: он всего лишь руководил исследованиями своего подчиненного и составил о них письменный отчет. Рембо решил не отвечать. Однако Артюр был счастлив, ведь он наконец-то обрел себя: он сделается первооткрывателем Восточной Африки, станет членом Географического общества, его имя будет напечатано в книге. Он стремился попасть в нее так же сильно, как в 1870 году стремился оказаться на страницах «Современного Парнаса».

Увы! В очередной раз ему не повезло. Подвела политическая ситуация. Египетская армия, потерпев в ноябре 1883 года поражение от дервишей-махдистов, собиралась покинуть Харар: нужно было уезжать. С другой стороны, вследствие неудачных сделок в Марселе, Индии, Греции и Алжире общество «Мазеран, Вианне и Барде» подлежало закрытию, долги фирмы составляли около миллиона франков. Несмотря на свою успешную деятельность, филиалы в Адене, Сайле и Хараре должны были также быть ликвидированы.

В январе 1884 года Альфред Барде вернулся из Марселя с относительно хорошими новостями и приказал Рембо снарядить последний караван в Сайлу, чтобы затем закрыть местный филиал фирмы (возглавлял его Шарль Коттон).

Человек, находившийся в то время в Хараре, мог подумать, что началась революция: египетские войска покинули город, их заменило местное ополчение. Все ждали прихода англичан.

Рембо пора было убираться.

Он выехал в марте и 23 апреля после шести недель путешествия по пустыне прибыл в Аден. Несмотря на то, что работы для него не было, жалованье ему выплачивали вплоть до конца июля.

Не без удовлетворения Артюр прочел следующее письмо весьма лестного содержания:

Обратимся теперь к несколько иной области; предметом нашего разговора будет не торговля, а литература.

Среди корреспондентов газеты «Время» был некий человек по имени Поль Бурд. Он был также литературным критиком, весьма сведущим в авангарде, который недавно вошел в моду благодаря юным декадентам. Эти последние единогласно признавали Рембо своим кумиром: их гимном был сонет «Гласные».

Летом 1883 года война в Тонкине[198] была в самом разгаре. В июле-августе, отправляясь в Тонкин, Поль Бурд встретил на борту судна Морской почтовой компании[199] Альфреда Барде, который, пройдя курс лечения в Виши, возвращался в Аден. Они разговорились, и Барде, должно быть, рассказал о том, что, хотя у компании в целом дела складываются не слишком благополучно, отделение, которое находится под его началом, работает вполне успешно, и в качестве примера привел филиал фирмы в Хараре, руководство которым столь замечательно осуществляет некий Рембо.

— Рембо? — воскликнул Бурд. — Я знавал одного Рембо, когда учился в коллеже в Шарлевиле в 1870 году. Как он выглядит, ваш Рембо?

Все совпадало: имя, возраст, внешний вид. Оказалось, что этот скрытный молодой человек со странным характером и методичным отношением к работе был поэтом, о котором до сих пор помнят в Париже. Когда Барде снова встретился с Артюром в Адене, он рассказал ему об этой удивительной встрече и передал визитную карточку Бурда.

Рембо смутился, покраснел и пробормотал:

— Абсурдно… смешно… отвратительно! (Из письма г-на Барде П. Берришону от 16 июля 1897 года.)

И это еще не все. Осенью 1883 года Верлен собрал, наконец, достаточно стихов Рембо, чтобы закончить работу, посвященную творчеству Артюра и еще нескольких «проклятых поэтов», которую он намеревался опубликовать в одной маленькой газете Латинского квартала под названием «Лютеция», а затем и отдельной книгой.

Сомнительно, что он не попросил разрешения на публикацию стихов у самого Рембо. Во-первых, он должен был сделать это из предосторожности: нельзя печатать произведения другого человека, не заручившись его согласием, а во-вторых, из сохранившегося еще дружеского чувства; ведь, в конце концов, он открывал ему путь к славе!

Можно предположить, что Верлен так или иначе связался с Рембо. Альфред Барде как-то заявил арденнскому писателю Жану-Полю Вайану, что однажды Рембо писал Верлену. Его письмо, короткое и решительное, сводилось к следующему: «Отстаньте (или отстань) от меня!» Барде утверждает, что этот эпизод имел место в 1885 году.

Конечно, Верлену был нужен адрес Рембо; от кого еще он мог его получить, как не от Делаэ? Однако более чем вероятно, что Делаэ так и не получил письмо Рембо от 18 января 1882 года, которое Артюр пересылал через Рош. Во всем этом есть какая-то тайна, которую невозможно разрешить на основании одних только текстов. Остается предположить, что Верлен намеренно солгал, утверждая в «Проклятых поэтах»: «Вздумай мы спросить совета у г-на Рембо (адрес которого нам неизвестен), он, видимо, стал бы нас отговаривать от задуманной работы, по крайней мере, в той части, которая касается лично его». Можно подозревать, что Верлен, употребляя здесь сослагательное наклонение, имел в виду изъявительное; такое за ним водилось.

Вернемся снова к Рембо, который был вынужден прозябать в Адене, не находя себе достойного занятия.

По всей видимости, Артюр пережил тогда очередной приступ отчаяния, отголоски которого можно найти в письмах к родным:

К нему приходит осознание, что в свои 30 лет ему не удалось ничего достигнуть и что по возвращении во Францию, которая давно стала ему чужой, он вряд ли найдет работу (письмо от 5 мая 1884 года).

Вскоре Рембо получил телеграмму от братьев Барде, которая предписывала ему оставаться на месте. Неужели хорошие новости, которые он уже слышал краем уха, но в которые не смел поверить, окажутся правдой?

Однако время шло, и его нетерпение возрастало: если он не поторопится вернуться в страну, писал он в Рош 29 мая, его примут «как старика», и невесту ему придется выбирать среди вдов.

Наконец, в июне Альфред Барде вернулся в Аден. Благодаря капиталовложениям марсельской и лионской компании «Улисс Пила и К⁰» ему удалось совместно со своим братом организовать новую фирму — «Барде и К°».

С Рембо был подписан новый контракт сроком на полгода, с 1 июля 1881 года по 31 декабря того же года, на тех же условиях, что и раньше. Предполагалось, что деятельность фирмы должна возобновиться, но трудно было сказать, как бы это могло произойти. В Абиссинии орудовали банды религиозных и национальных фанатиков, Англия проводила анти-египетскую политику; в такой обстановке торговать с внутренними районами страны не представлялось возможным.

Вскоре Рембо понял, что его одурачили. «Дела идут плохо», — сообщает он семье 10 сентября. Он собирается уезжать.

Вдобавок, Рембо очень обеспокоило следующее происшествие. Фредерик, по-прежнему враждовавший с матерью из-за своего намерения жениться, окончательно порвал с семьей. Ему стало известно, что Артюр разделяет мнение г-жи Рембо (глупо жениться, не имея ни гроша за душой).

И он принялся твердить всем и каждому:

— Артюр заделался моралистом. Чья бы корова мычала!

Вы не знаете, как он в двадцать лет, не заработав ни су, жил за счет Верлена и его друзей?!

Откуда ему стало это известно? Уж, конечно, не от матушки или Изабель, да и сам Артюр не особенно распространялся о своем прошлом. Любопытно отметить, что Верлен в ту пору жил в Куломе, в шести километрах от Роша, а Фредерик работал кучером в одной из гостиниц Аттиньи и имел, таким образом, возможность видеться с большим числом людей. Поэтому кажется вполне правдоподобным, что Верлен мог случайно встретиться с Фредериком за столиком в кафе в какой-нибудь гостинице.

Дерзкие речи достигли ушей г-жи Рембо, которая не преминула передать их Артюру. 7 октября он в ярости пишет ответ:

На этом инцидент был исчерпан: о Фредерике с тех пор больше не говорили. Через год (11 августа 1885 года) он, несмотря ни на что, женился; к этому времени его дочке уже исполнился месяц.

Из Харара Рембо вернулся не один, с ним была молодая женщина из местных жителей. «Именно в Адене завязалась его связь с абиссинкой, длившаяся с 1884 по 1886 год, — написал Альфред Барде П. Берришону 10 июля 1897 года. — Их отношения были весьма близкими, и Рембо, живший обычно у нас, на этот раз снял отдельный дом, где и поселился вместе со своей подругой и проводил с ней почти все время (разумеется, когда не был занят на службе)».

Действительно, начиная с 5 мая 1884 года он время от времени указывает на конверте адрес в Кэмп-Адене (в пяти километрах от города).

В дальнейшем выяснится, что, по словам самого Рембо, эта женщина была вывезена из Шоа, где он сам никогда не был. Значит ли это, что она была уроженкой этой местности? С другой стороны, если он приехал с ней в Аден, то, по всей видимости, уже в Хараре они жили вместе. Об этом свидетельствует городской епископ; в 1930 году, в разговоре с Ивлином Во, он утверждал, что Рембо жил с туземкой, но родом она была не из Харара и детей у них не было.

Не будем останавливаться на легендах, согласно которым эта связь служила лишь прикрытием для его гомосексуальных наклонностей⁶. В этом отношении Альфред Барде категоричен. «Я никогда не верил обвинениям в содомии», — заявляет он П. Берришону.

Вместе с тем некий служащий, проводивший опрос относительно Рембо в Обоке[200] и Джибути в период с 1906 по 1925 год, пишет: «Что касается женщин, Рембо поддерживал отношения с местными жительницами. В 1884 году он имел связь с абиссинкой. Говорят, что у него была женщина из племени аргобба, и у них было много детей, но об их судьбе ничего не известно». Племя аргобба входило в состав племени амхара; они были мусульмане, их селение находилось километрах в двадцати от Харара. Они считали себя потомками португальцев, участвовавших в войне с исламом на стороне короля Эфиопии.

Об отношениях с женщиной из племени аргобба сообщает и Отторино Роза, итальянец, друг Рембо, о котором мы уже упоминали, однако полностью полагаться на его свидетельство нельзя (он утверждает, что эта связь имела место в Адене в 1882 году); также не имеется никаких доказательств, что на фотографии с подписью Donna Abissina[201], помещенной в его работе «L’Imperо di Leone di Giuda»[202] (Breschia, Lenghi, 1913), действительно изображена подруга Рембо⁷.

Все эти сведения слишком разрозненны, однако вполне возможно, что женщина из племени аргобба действительно жила в Шоа и общалась с европейцами, которые были вхожи в королевский дворец, и что Рембо познакомился с ней через какого-то своего друга из Анкобера[203]. Ее внешний вид, насколько мы можем судить о нем на основании следующего свидетельства, подтверждает такое предположение.

В 1897 году Берришон, заинтригованный откровениями Альфреда Барде, добывает у него адрес его бывшей служанки Франсуазы Гризар; она работала у Барде восемь лет и некоторое время прислуживала и Рембо. Впоследствии она сделалась прачкой и вышла замуж за кочегара-машиниста из Морской почтовой компании. Эта женщина была хорошо знакома с той самой абиссинкой: в свое время она учила ее шить. На ее свидетельство можно полагаться, ведь ей ни к чему было что-либо опровергать или скрывать:

Как мы видим, избранница Рембо вовсе не была какой-нибудь дикаркой.

Политическое положение ухудшалось день ото дня. В сентябре 1884 года выяснилось, что Египет должен сдать Харар: город находился под управлением местного ополчения во главе с пашой Радуаном, которому помогал некий английский офицер, не облеченный полномочиями, по имени Пейтон; он жил в здании филиала компании Барде. Его высокопреосвященству г-ну Торен-Каню казалось, что христиан готовы отдать на растерзание диким зверям, поскольку в массах нарастало чувство слепой и фанатичной религиозной нетерпимости. Он обратился — в очень вежливой форме — к майору Хантеру и просил его решить этот вопрос; но майор был не в силах что-либо изменить, хотя и не одобрял политику своей страны. В конце концов губернатором провинции Харар был назначен эмир Абделлаи. Этот последний мечтал только о том, чтобы прекратить сношения города с побережьем и перебить всех местных христиан, белых и черных.

В связи с обострившейся ситуацией его высокопреосвященство г-н Торен-Кань принял решение уехать вместе с последним отбывавшим полком египетской армии.

Равнодушие англичан к разгоревшейся исламской революции и судьбе прибрежных французских (в Обоке и Джибути) и итальянских (в Ассабе[204] и Массауа) компаний возмутило всех. Более того, английское правительство командировало генерала Гордона[205] с целью подготовить переезд военных и государственных служащих, а также гражданского населения в Судан.

Рембо кипел от ярости.

Ясно, что в интересах Франции в тот момент было вступить в переговоры с абиссинскими властями. В обмен на ввод французских войск (под видом гарантий безопасности) Эфиопия получила бы выход к Красному морю; Менелик был согласен. Но всем не хватало элементарного здравого смысла, и поэтому лучше всего было смириться с ситуацией и ожидать наступления более благоприятных времен.

Рембо без малейшего воодушевления был вынужден «продлить контракт» еще на год с 1 января по 31 декабря 1885 года на тех же условиях, что и раньше: 150 рупий в месяц плюс еда и жилье. Контрактом было предусмотрено, что если г-н Барде уволит Рембо, то ему причитается жалованье за три месяца вперед, однако, если Артюр сам решит уехать, он должен уведомить о своем намерении за три месяца.

Никогда еще бездеятельность так не угнетала Артюра.

Увы! Он был всего лишь мелким служащим, страдал от болезни желудка, возникшей вследствие злоупотребления слишком острой пищей, жил на широкую ногу (плата за дом составляла 40 франков в месяц!) и ничем не питал свой интеллект: «Здесь не получают никаких газет, нет ни одной библиотеки; единственные европейцы, которых можно здесь встретить, — несколько торговых служащих, непроходимых тупиц, которые тратят все свое жалованье на бильярд, а затем уезжают из этих мест, проклиная их на чем свет стоит» (письмо от 14 апреля 1885 года). Он пренебрежительно называл их «выпивохами», как признается Альфред Барде Ж.-П. Вайану. Барде при этом опровергает свидетельство Рембо (письмо к П. Берришону от 20 января 1898 года): «Мы всегда заботились о духовной жизни наших служащих. Кроме серьезных газет, мы выписывали также развлекательные и иллюстрированные журналы». Другой свидетель утверждает, что всегда имел возможность читать «Призыв» и «Фонарь».

Письма Рембо в этот период напоминают ту часть «Божественной комедии» Данте, где поэт описывает круги ада: «На улице стоит весенняя духота, пот льет по телу ручьями, желудок сводит от боли, мозги плавятся, дела идут хуже некуда, новости приходят плохие» (письмо от 26 мая 1885 года). В другом письме (от 28 сентября): «Кой черт понес меня в эту проклятую страну! Кой черт дернул меня заняться торговлей в этом аду! Кроме местных бедуинов, здесь и поговорить не с кем, и за этими разговорами года не пройдет, как станешь тупее самой тупой болванки».

Ради того, чтобы выбраться, Рембо был готов на все, на любое безумство…

Примечания к разделу

¹ Тетрадь Дусе, на оборотной стороне рис. 36.

² Письмо Рембо французскому консулу в Адене от 28 января 1883 г. (Edition de la Pléiade) и письмо А. Барде к П. Берришону от 20 января 1898 г. (Mercure de France, 15 мая 1939 г.).

³ Фотография на террасе опубликована Ф. Рюшоном (Rimbaud, documents iconographiques) в 1946 г., фотография «в кафе в саду» есть в издании «Одного лета в аду» (Banderole 1922), фотография в саду под банановым деревом опубликована в Etudes rimbaldiennes, т. Ill (1972).

⁴ М.-И. Мелера, Résonances autour de Rimbaud.

⁵ Альфред Барде сохранил письмо, рассказывающее о его смерти и отпевании в Хараре (состоялось 31 августа в католической миссии). См. Ж.-П. Вайан, Rimbaud tel qu’il fut и Альфред Барде, Barr Adjam.

⁶ Об этом существует «свидетельство, сделанное через пятьдесят восемь лет после смерти Рембо каким-то капуцином американскому представителю в Аддис-Абебе» (см. А. Гильемен, la Table ronde, сентябрь 1953).

⁷ Фотография приводится в Etudes rimbaldiennes, т. III (1972).