Австралийские рассказы

Глинобитный дом

Перевод А. Мурик

Давным-давно Питер Браун построил дом. Питер был хорошим парнем, но сильно отличался от всех нас и был к тому же немного поэт. Кое-кто из ребят утверждал, что Питер не без странностей, — определение, которое, собственно, ничего не определяло. Возможно, Питер действительно был странным.

По воскресеньям и праздникам Питер, взяв свой винчестер тридцать второго калибра, устремлялся в горы и чаще всего, устроившись где-нибудь повыше, начинал любоваться широкой, похожей на блюдечко долиной, обрамленной голубыми и лиловыми холмами. Долина всегда дышала тайной, хотя Питер знал каждый ее уголок. Он пытался записать мысли и чувства, которые переполняли его, но часто не находил нужных слов. И все же Питер писал множество стихов и даже заполнил не одну большую тетрадь строфами, посвященными долине, лиловым холмам, спокойному ручью под гигантскими дубами и многому другому. Он даже как-то специально съездил в Сидней, чтобы узнать, нельзя ли их напечатать. Однако из этого ничего не вышло.

По натуре Питер был очень порывист. В двадцать четыре года он неожиданно обнаружил, что еще не женат и даже никогда не был влюблен. Он решил немедленно заняться и тем и другим. Поэтому он смазал винчестер, заткнул дуло пробкой, повесил ружье на стене в своей спальне и приступил к энергичной осаде сердца Мэри-Энн, которая жила за ручьем. Осада длилась меньше месяца, и, по-видимому, конец ей был положен папашей Мэри-Энн и матерью Питера. Оба они обладали чрезвычайно сильными характерами и ничего не смыслили в поэзии.

Сердце Питера не разбилось, как ему вначале показалось. Он понял это через несколько недель, когда увидел Полли. Ухаживание было еще более энергичным и вполне могло бы увенчаться успехом, если бы мать Полли и два священника не сочли нужным вмешаться в это дело.

Три другие кампании быстро последовали одна за другой, но каждая кончалась полным провалом.

Тогда Питер снял со стены свой винчестер тридцать второго калибра, вытащил пробку, протер ствол и отправился стрелять валляби[13] и кроликов. Заодно он высматривал подходящее местечко для небольшой хижины, где отшельник мог бы влачить остатки печальных дней. К сожалению, в скалистых склонах не было пещеры, и от этой роскоши ему пришлось отказаться. Все это время он не переставая обдумывал стихи, посвященные хижине.

Затем он увидел Розу, и ее образ вытеснил из его головы все остальные прекрасные видения, а заодно и хижину. Он понял, что именно Роза создана для обожания, что Мэри-Энн, Полли и все прочие — всего лишь предопределенные свыше ступени, ведущие к святыне. Теперь наконец все пошло гладко. Матери и отцы не мешали, священники не вмешивались. Питер любил и был любим. Счастье в воздушном замке!

Но мать Питера была на редкость практичной женщиной — она не считалась с воздушными замками.

— Вы с Розой можете жить в двух задних комнатах, — сказала она, — и питаться с нами. — Затем она добавила: — Разумеется, Розе не следует забывать, что этот дом — мой.

Юридически дом принадлежал отцу Питера, но отец Питера давным-давно перестал беспокоиться о подобных мелочах.

Питер полагал, что все устраивается как нельзя лучше: они с Розой будут счастливы где угодно. В этом он был уверен. Но Роза так не думала. Втайне она горячо благодарила бога, что Питер не похож на свою мать. Она сказала ему, что он должен построить для нее дом, и Питеру пришлось задуматься над неразрешимым вопросом о средствах и способах. Денег у него не было, и все надежды он возлагал на отцовскую ферму, — если, конечно, он не сможет продать хотя бы часть своих стихов. Местная газета напечатала некоторые его произведения, но, кроме славы, ему ничего не обещали, а, наоборот, дали понять, что за поэзию нигде больше не получишь. Иногда она не приносит и этого.

И вот Питер стал держать совет с родителями. Председательствовала мать. Питер, заявила она, может в дальнем конце фермы воздвигнуть жилище по своим скромным средствам. Она упомянула также, что и сама живала в палатке, а семейную жизнь начинала в хибарке, построенной из корья. А посмотрите-ка на нее теперь! Питер был слишком подавлен, чтобы смотреть на нее.

Он сообщил об этом предложении Розе, и она сказала:

— Займи денег.

Питер спросил — у кого.

— У твоих стариков, дурашка! — сказала Роза. — У них денег много.

Но мать Питера тотчас же вспомнила, что в палатке продувало, а хижина из корья частенько протекала, и вообще не было никого, кто одолжил бы ей денег, даже если бы она унизилась до такой просьбы. И все.

И вдруг Питера осенило.

В конце длинного выгона находился большой участок белой глины с мелкой галькой. Тощая, скудная земля, сырая и болотистая зимой и твердая, как железо, летом. Она не оправдывала даже затрат на вспашку. Кто-то сказал, что для пшеницы она не подойдет, «но под вишни — лучше не надо», что могло быть и правдой. Но разве это мешает построить из нее крепкие стены, если умять ее хорошенько? Конечно нет!

Питер тут же выпряг лошадей из плуга и на одной из них, даже не оседлав ее, помчался к дому Розы. Роза пожала плечами, но было очевидно, что такой дом лучше, чем хибарка из корья, и так же дешев, если не дешевле.

Питер попробовал сделать кирпич, набив в коробку из-под масла глину, смешанную с водой. Кирпич получился хороший, крепкий.

Итак, строительство началось. Дом был задуман большой, так как стены по существу ничего не стоили. Предполагалось шесть просторных комнат. Мать Питера явилась посмотреть на разметку фундамента. Она сдержалась с трудом — поскольку не привыкла сдерживаться. Она осведомилась, во что обойдется кровля и настилка полов. Питер с умным видом сказал, что все будет в порядке. Но мать не испытывала большого доверия к его уму и удалилась, ворча себе под нос, но по адресу Питера.

Питер и понятия не имел сначала, какой потребуется труд, чтобы выстроить эти стены. Но вскоре он узнал это. Глину надо было копать, возить на тачке к месту постройки, разминать ее, месить с водой, укладывать в формы, затрамбовывать и оставлять для просушки; затем снимать формы, поднимать их на один фут, — и вся длинная история начиналась сначала. И снова, и снова, — а работа усложнялась с каждым ярусом, не говоря уже о дверях, окнах и трубах. Стены предполагались толстые — тем больше глины нужно было замешивать, поднимать и утрамбовывать. Сотни и сотни тонн, — и все это должен был сделать один человек! А в то же время Питер должен был еще выполнять свою обычную работу на ферме, поэтому стенам он отдавал ночи — особенно лунные ночи, когда он трудился до самой зари.

Землю нужно было копать довольно далеко от дома, и Питер собирался сделать на месте выемки водоем, или, вернее, пруд. Он говорил, что не следует делать его слишком близко от дома, потому что дети могут упасть в него и утонуть. Со временем там действительно образовался хороший пруд, хотя и довольно мелкий, ибо слой глины не превышал нескольких футов, а глубже почва для постройки стен не годилась.

Питер гордился медленно поднимающимися стенами, грязно-белыми на солнце и молочно-белыми при луне. Роза тоже гордилась стенами, а также Питером, его сильными руками, его мужественным сердцем. Постройка этого дома была настоящим рыцарским подвигом, по-своему столь же героическим, как и битва с драконом.

По воскресеньям Питер обычно привозил Розу посмотреть на стены, а иногда в лунные ночи она приезжала сама, ободряла его, кипятила чай, раскладывала лепешки и сандвичи или пекла в золе картошку. Потом она пыталась помочь ему в этой бесконечной возне со стенами, но терпела неудачу на всех этапах, особенно когда приходилось поднимать тяжелые ведра с глиной к формам. Она говорила: «Ох!» и «Как только ты можешь?» И Питер еще больше задирал нос.

Это были чудесные ночи и, — хотя они этого не знали, — самое лучшее время в их жизни. Но стихов стало меньше — Питер вкладывал в стены пот, силы и поэзию в придачу.

Но вот наконец стены были закончены и наскоро оштукатурены для защиты от дождя. Пришла очередь крыши и пола. Питер нарубил в горах деревьев и сволок их вниз на рабочих лошадях, — сотни сосен различных размеров для досок, балок, стропил и планок. Стволы были длинные и прямые, и много времени ушло на то, чтобы обтесать их и подогнать на места. Покупать пришлось только кровельное железо, половицы, двери и окна. Даже и эти расходы были ему не по карману, но он кое-как свел концы с концами. Настилать пол на веранде было слишком дорого, и вместе с Розой они решили, что земляной пол, если приподнять его немного, будет выглядеть вполне прилично. Печи тоже стоили немало: второсортный кирпич он купил по дешевке, но пришлось платить печнику.

Наконец все было готово — какое торжество! Лучший дом в округе, хотя пока и необжитой. Железная крыша не совсем гармонировала с глинобитными стенами и напоминала залихватскую шляпу на почтенных сединах. Мать Питера явилась и, осмотрев дом, громко и выразительно фыркнула. Но отец Питера было доволен и не фыркал.

Питер и Роза поженились раньше, чем в трех последних комнатах успела высохнуть штукатурка. Это напоминало систему платежей в рассрочку и несомненно имело свои положительные стороны.

За время постройки Питер стал тощим, как палка, но был полон неукротимой, кипучей энергии и вынашивал сотни планов, осуществить каждый из которых в отдельности было гораздо легче, чем возвести эти стены. Он насадил вишневый сад — сотни вишневых деревьев — в конце длинного загона; он заложил виноградник; он вырастил такие овощи, что Хоп Синг из речной долины сказал, когда увидел их: «Осинь холосо!» Он вырастил такой урожай пшеницы и кукурузы, что его мамаша было глубоко уязвлена: «Он никогда так не работал, пока жил дома!» Но стихов стало еще меньше, — теперь его поэзия воплотилась в капусте, бобах, пшенице и близнецах. Близнецы появились с первым урожаем пшеницы.

Тут мать Питера заговорила об арендной плате. Она сказала, что сначала о ней забыла, но что теперь пора бы выяснить это дело. Питер никогда раньше и не думал об арендной плате и вступил по этому поводу в секретные переговоры с отцом за стогом сена. Отец печально выслушал Питера и сказал, что поговорит об этом «с его матерью». Несомненно, намерения у него были самые лучшие, но маловероятно, что у него хватило духу привести их в исполнение. Тогда Питер рассказал об этом Розе, а она — своему отцу, который считался местным умником. Кроме того, он был дока по части законов. Отец Розы навестил зятя и предложил ему множество разных планов. Прежде всего надо перейти в наступление.

— Повидай старуху, — сказал отец Розы, — и припугни ее судом за невыплаченное жалованье.

Питер ничего не понял, и отец Розы уточнил:

— Ты работал на нее много лет, правда ведь? А что ты получил за это? Понял?

Затем отец Розы все высчитал на бумаге — столько-то лет по столько-то в неделю. Итог оказался ошеломляющим.

— Конечно немало, сынок, но ты заработал эти деньги. И они твои.

Он посоветовал также продать из их имущества все, что возможно, — «на всякий случай», как он выразился довольно зловеще. Для почина он сам купил двух свиней и шесть телят. Он считал, что поддерживает их, хотя сумма, которую он заплатил, вряд ли могла их поддержать.

Некоторое время спустя Питер зашел в старый дом, и когда мать снова заговорила об арендной плате, предупредил ее, что потребует через суд невыплаченное жалованье. Что тут произошло — в точности неизвестно, но, по-видимому, нечто ужасное. Питер примчался домой и, в двух словах объяснив все Розе, начал снимать железо с крыши над задней комнатой. Он работал всю ночь, и на следующее утро железо с крыши было сложено в переулке за домом. Когда с этим было покончено, он принялся за полы и скоро они штабелем лежали в переулке. За этим последовали двери и окна — все ценное и нужное было сорвано со своих мест и свалено кучей в переулке. А Питер, Роза и близнецы спали пока в сарае. Видите ли, Питер обнаружил, что его мать знает законы получше, чем отец Розы. Она заявила, что все в доме Питера принадлежит ей. «О суде заговорил? Я тебе покажу!» Этим и объяснялась столь лихорадочная поспешность.

Однако отец Розы не был очень удивлен и сказал, что дело обернулось так, как он и предполагал. Так всегда случается, сказал он. Кроме того, он похвалил Питера за то, что тот благоразумно сложил железо и доски в переулке, и добавил, что теперь мать не оттягает их никакими судами. «Ловко ты обошел ее, сынок, ловко ты обошел ее!»

Он приехал с фургоном, запряженным четверкой, и увез все к себе — для безопасности и «чтобы дать тебе возможность осмотреться».

Питер осмотрелся, но, должно быть, ничего не увидел, так как поселился у тестя и стал его компаньоном — на очень невыгодных условиях. Можно было ожидать, что это даст ему возможность написать несколько действительно великих произведений, но оказалось, что у него нет времени писать стихи.

Стены без крыши размокли, обрушились и стали очень живописными. Крыша, напоминавшая залихватскую шляпу на почтенных сединах, всегда портила вид этих стен, а теперь их молочная белизна под бледным светом луны стала прекрасной и романтичной. Два деревца выросли среди руин, придав им еще большую прелесть. Кое-кто говорил, что развалины кажутся печальными, — может быть, так оно и было.

Но все же они были прекрасны!