Анхель лежит в кровати, единственный источник света — маленькая настольная лампа, стоящая у изголовья. Разбитое окно забили куском картона. Над окном висит какая-то успокаивающая нервы безделушка, которую Амо сплел из шнурков и перьев, но Анхель засыпает только в темноте и в тишине, когда ничто не раздражает его зрение и слух. В спине осталась боль от наркотиков, но лихорадка прошла. Рядом с Анхелем сидит Койот, положив ноги на край кровати. В руке у него сигарета, на полу, у ног, стоит пепельница. Удлиненное лицо еще более вытянуто от напряжения и спрятано за завесой дыма. Они провели вместе большую часть дня, пытаясь вспомнить, что Анхель рассказал Исосселесу.
— Мы узнали бы, если бы кто-то смог покинуть архивы? — спрашивает Анхель. — Никто не умирал при этом?
— Никто не умирал, но и никто не выходил, я проверил.
— Итак, мы знаем, что это один из четверых.
— И Исосселес тоже может это знать.
— Может, — соглашается Анхель. — Я пытался лгать. Это единственное, что я помню, когда они накачивали меня наркотиками, я помню, что уговаривал себя лгать, но что было потом, я не помню.
— Ложь — это благо.
Анхель некоторое время молчит.
— Прости меня.
— В этом нет нужды, все могло быть и хуже.
— То есть?
— Тебя не удивляет то, что ты вообще остался жив? Понимаешь, ты вполне мог и умереть.
— Да, это было бы хуже.
— В том-то и дело.