Азимут бегства

74

Время пропадает на неопределенно долгое время. Во всяком случае, у них такое чувство. Они вышли через отверстие в стене, вышли во тьму, обратившуюся в свет. В длинную, как пенал, комнату, полную книг. Анхель прямо не смотрит на проводника, оказывая ему хотя бы такую любезность. Они быстро выходят из этой комнаты, остановившись ненадолго, только для того, чтобы взять с книжной полки какую-то темную сумку. Когда они покидают комнату, Анхель оглядывается и видит женщину, обратившуюся в соль.

Потом следует анфилада комнат — точных, уменьшающихся копий друг друга. Такое впечатление, что идешь сквозь цепочку китайских шариков. Они идут и идут. В полутьме какой-то кладовой они останавливаются передохнуть. В сумке — францисканские одеяния. Они надевают их поверх одежды и завязывают пояса с кистями. Проводник раздает им кусочки ткани, смоченные водой из бутылки, и маленькие бруски мыла, пахнущие чайными розами. Они молча умываются, за неимением зеркал следя друг на друга. Из окна кладовой Анхелю виден внутренний двор.

— Закат, — говорит он, хотя вряд ли кто-то его слушает. Даже в этих желтоватых сумерках он видит такой свет, такое пространство, каких давно не видывали, и это зрелище притягивает его. Где-то в глубинах своего тела он чувствует какую-то силу, стремящуюся поднять его ввысь и освободить — он и сам не понимает, от чего.

Койот подходит к окну и выглядывает наружу.

— Двор Пинья, — говорит он, отходя от окна.

Анхель знает, где расположен этот внутренний двор, знает, что сам он находится у северной границы самого маленького в мире государства, и впервые он вдруг осознает, как именно он покинет Ватикан.

Теперь они идут на виду у всех, молча, просто следуют вдоль коридора. Всюду люди. Клирики, священники, гвардейцы, весь внутренний механизм Ватикана, кажется, рыщет по этим залам и переходам. Койот изменил походку, попав в эту часть здания. Кажется, оно съежило его, сделало призрачной и почти невидимой его неправдоподобно массивную фигуру. В другом окне Анхель видит фигуру коленопреклоненной монахини, целующей ноги статуи святого Петра. В воздухе запах курений и наступающей ночи. Они подходят к какой-то двери, проводник берется за ручку, открывает ее и пропускает их внутрь. Похоже, что это снова кладовая, набитая швабрами и щетками, а у дальней стены свалена какая-то старая техника. Анхель замечает пишущую машинку 1906 года «Смит-Корона» с длинной кареткой, специально сделанной, чтобы на ней помещалась газетная полоса.

Проводник ставит на пол сумку и достает из-за пояса блестящий черный предмет. Койот смотрит на пистолет, потом на человека и впервые заглядывает ему в глаза.

— Это не для вас, — говорит проводник, бросая пистолет в саквояж. Он тоже смотрит Койоту в глаза.

Тот кивает.

Человек протягивает руку.

— Накидки.

Они развязывают пояса и стягивают накидки через головы. Проводник забирает их, быстро складывает в сумку и ловко застегивает замки.

— Вы выйдете через эту дверь, пройдете коридор до конца, потом свернете налево. Выйдете во двор, в дальнем его конце вход в музей Ватикана. Если вас остановят, предъявите вот это. Пригласительное письмо для профессора Роберта Гастингса и его лучшего студента Джона Лакомба. Кафедра архивов университета в Кливленде, штат Огайо. Вы египтологи, посетили новейший отдел музея Ватикана. Успели осмотреть только часть, вы в полном восторге и полны впечатлений. Ни один из вас не говорит по-итальянски. Теперь идите.

— Спасибо, — говорит Анхель.

Койот поднимает руки и кладет их на плечи брата Малахии Килли. Так они стоят несколько секунд. Потом Койот наклоняется и целует ирландца в обе щеки. Этот акт гуманности останется с Малахией до конца его дней. Анхель и Койот уходят. Еще одно чудо, которое придется вынести этой церкви.