Азимут бегства

69

Снова непроглядная темнота. Амо стоит на прямых, как палки, ногах, ощущая темноту как колебание невидимых волн. Койот, Анхель и Габриаль уже спустились в канализационный ров, он смотрит, как Габриаль скользит по отвесной стене, от одной точки к другой, медленно, словно какая-то невидимая сила держит его в своих могучих мягких лапах. Для Амо все происходящее похоже на электрический ток, который протекает сквозь него, когда он плывет в густой темноте, ощущение пустоты в нем поднимается со скоростью устремленной ввысь экспоненты.

Он должен спуститься сам, спуститься в ров, он уже чувствует, как протяжный ветер обдувает его лицо, чувствует, как возвращаются старые времена, удушливые и горячие, как дым. Подошвы ног невыносимо болят, камни давят на них, временами стараясь оттолкнуть его от себя. Это ощущение дала ему Каббала, она дала ему понимание глубин жизни, понимание невидимого насилия, пропитавшего все ее проявления.

Внизу что-то говорит, спрашивая, Койот. Амо делает шаг вперед и хватается за веревку, которую закрепил Габриаль. Глубина не больше двадцати футов, но пропасть может оказаться бездонной, как вечность.

— Медленнее, возьми себя в руки, — говорит Койот, показывая руками, как надо спускаться.

Очень странно, но Амо чувствует невероятную тяжесть веревки, ее очень трудно удержать. В его голове уже много месяцев звучит какой-то голос, в котором он хочет разобрать слова, но не может. Такое впечатление, что где-то далеко работает приемник. Шум давит. Веревка давит не меньше. Заклинание давит на него всей своей невероятной тяжестью.

Он всегда собирался, когда на него начинало что-то давить, когда груз становился невыносимым, он каким-то образом перераспределял его и всегда выходил победителем. Как же давно это было, думает он, теперь он стал совсем другим человеком. Потом что-то щелкает, трескается, он летит вниз и почти мягко приземляется рядом с остальными, не помня, чего он только что так боялся.

Во рву холоднее. Они стоят, сбившись в тесный полукруг, шарят фонарями по стенам. Койот достает из кармана карту и пытается найти ровное сухое место, чтобы хорошенько ее рассмотреть.

Габриаль подходит к Койоту и говорит, обернувшись через плечо:

— Ты можешь смотать веревку?

Амо поворачивается, чтобы найти конец, но не может сделать этого. Он тщетно шарит рукой по холодному камню, следуя за пятном света от своего фонаря. Вдруг он на что-то натыкается ногой. Веревка шаловливо свернулась в безобидную кучу на дне рва, самостоятельно упав с высоты. Все предметы вокруг Амо снова становятся холодными и тяжелыми. Он не помнит, как сбрасывал сверху веревку, и, застыв на месте, сгибает и разгибает пальцы, стараясь вспомнить ощущение текстуры веревки или движения, которыми он тянул ее вниз.

Акведук сложен из тяжелых квадратных камней, грубо обтесанных под разными углами — нависающая тяжесть — и образующих узкий туннель, много ниже и уже тех, какие они только что прошли. Они проходят десять футов, и все четверо испытывают онемение в склоненных шеях. Воздух сухой, ломкий и пахнет пылью. Амо начинает чувствовать тупые толчки, медленное тиканье часового механизма в затылке.

Они уже втянулись в туннель. В нем мало ориентиров, и, пройдя двадцать ярдов, Амо понимает, что если у Койота неверная карта, то они будут целую вечность блуждать под стенами Ватикана.