Такси стоят здесь длинными вереницами, особенно на улице, ведущей к воротам на площадь Святого Петра, особенно пыльными вечерами, ближе к семи часам. Длиннющая череда их жмется к тротуару, а вокруг них вьется и кружит римское уличное движение, способное довести нормального человека до сумасшествия. Шум стоит ужасающий. Гудение клаксонов, крики водителей, тысячи туристов, заблудившихся, уставших, жаждущих ужина. Все берегут бумажники и кошельки — воры обожают эту площадь, да и кто бы не полюбил ее — место, где можно так легко обогатиться в считанные минуты. К западу от этой карусели, немного в стороне возвышается массивная римская арка, а рядом с ней одинокое оливковое дерево, своего рода символ. Ветки намокают и тяжелеют, когда начинается дождь. Под оливой, все еще сухая, на скамейке, рядом с человеком, определенно похожим на Синего Койота, сидит, дразня прохожих голыми ногами, восемнадцатилетняя девица. У нее светлые длинные волосы, по лицу блуждает счастливая улыбка, предназначенная Койоту. На ней надеты шорты, и вы же понимаете, что ни за какие блага на свете не пройдете в Ватикан с такой массой выставленной напоказ шведской плоти, а друзья, как назло, все не возвращаются. Ее зовут Вивека. По ночам ей снится Америка. Звонит телефон, и Койот отвечает, оставив Вивеку с Франсиско, высоким и смуглым красавцем, настоящим испанцем с чудесными зубами, который тоже хочет переехать в Соединенные Штаты, а сейчас отдыхает в Италии. Они собираются провести полгода в переездах, а потом осесть в каком-нибудь приличном месте. Долго вести такую жизнь им не под силу, и поэтому вопреки желаниям своих друзей и родителей они решили, что сбегут в какой-нибудь тихий городок на Среднем Западе, где в один прекрасный день они столкнутся с родителями Анхеля в мелкой дорожной аварии. Конечно, ничего из этого не выйдет, все это пустые фантазии, и рано или поздно им придется научиться жить с маленькими разочарованиями. Правда, ничто не мешает им сложить все по желанию, и Койот, возможно, смог бы сделать это, но ему некогда, он прощается с Вивекой, встает и подходит к звонящему автомату.
На противоположной стороне улицы туристы грузятся в такси, которые одно за другим с воем срываются с места. Да, чтобы ездить по римским улицам в час пик, нужно обладать незаурядным мужеством. Койот идет по улице, прикрыв голову газетой, на первой странице которой сообщение об ужасной трагедии: сегодня утром одной из этих ужасных машин-такси был сбит направлявшийся на работу в архив Ватикана священник-нигериец. Никто из свидетелей не смог описать водителя и не запомнил номер машины и теперь, при таком скопище такси, никогда не опишет и не вспомнит. Однако это Рим, католический Рим, где люди продолжают верить в ад — римляне уверены, что этот водитель, кто бы он ни был, получит свое и целую вечность будет жариться в языках пламени, — римляне свято верят в это.
В завтрашних газетах будет нечто подобное, убитый священник найден во второй половине дня в отделе хранения библиотеки Ватикана. Это настоящий шок, но сенсации не будет. Ватикан предпочитает решать такие дела тихо, в конце концов, церковь — очень гордое учреждение.
Дождь начал утихать, слышно, как капли шлепаются об асфальт, отскакивая от него под самыми причудливыми и немыслимыми углами.
— Наслаждаешься Римом? — Койот отчетливо слышит Кристиану, хотя их разделяют тысячи и тысячи миль.
— Как я могу не наслаждаться, если здесь столько разнообразных и грязных удовольствий.
— Какое из них было последним?
— Один моряк, сущий жулик, выманил у нас почти все деньги.
— Значит, он действительно смышленый сукин сын.
Они оба начинают смеяться. Это последнее прибежище ностальгии, которое они время от времени делят между собой, так почему бы не разделить его и сегодня, в преддверии наступающей сладкой итальянской ночи, стоя в мокрой телефонной будке.
— У меня для тебя плохая новость. — Кристиана становится серьезной и перестает смеяться.
— Говори, — произносит Койот, переведя дыхание.
— Сегодня утром я разговаривала с Русским.
— Ты хочешь сказать, что Исосселес уже в Риме?
— Похоже, что так.
— Насколько безумен этот человек? — недоумевает Койот. — За один день он убил двух ватиканских священников.
— Есть еще одна плохая новость, — продолжает Кристиана, — он не убивал двух священников за один день.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Одного из них убил Русский. Это именно он финансировал выпуск информационных писем. Начать хотя бы с того, что это его сеть. Вы подобрались слишком близко.
— Почему ты не сказала мне об этом раньше? — Пальцы Койота впиваются в трубку.
— Если бы я даже знала об этом, мне все равно не разрешили бы об этом говорить.
— Что значит, если бы ты даже знала?
— На этих письмах работал Иония. Русский нанял его пять лет назад в качестве обычного курьера. Я не знала об этом до сегодняшнего дня.
— Кто сказал тебе об этом?
— Русский позвонил Ионии и сказал, что сеть ликвидирована и что их контакты в Ватикане больше не доступны. Русский всегда предупреждал его.
— И Иония все тебе рассказал?
— Мы же любим друг друга, у нас нет секретов.
— Прими мои поздравления.
— Спасибо.
— И вы, сложив два и два, поняли, что Русский ведет двойную игру.
— Я поняла это именно так.
— Хитрая бестия, — говорит Койот.
— Хитрая и гордая, — говорит Кристиана. — Он очень горд. Вы могли бы получить от него разрешение проникнуть в Ватикан и похитить книгу, но когда вы решили сами составить план и найти нужных священников… ну, он не захотел, чтобы кто-то нарушил его сеть. Он решил показать в пример другим, что вы зашли слишком далеко.
— В пример другим?
— Мир велик, Койот, ты не единственный, кому нужны тайные книги.
— Здесь были убиты два священника. Кого убил Русский?
— Сепульхри.
— Сволочь, — выдыхает Койот.
— Ты все же хочешь довести дело до конца?
— Да, черт возьми.
— Ты напуган?
— Да, черт возьми.
— Я тоже.
— Да, но я слышал, что в свободное время вы ныряете в море со скал.
— То же самое я слышала о тебе. — Она на некоторое время замолкает, и Койот, тоже молча, слушает ее дыхание.
— Какой процент, что это сработает? — наконец спрашивает она.
— Войти и выйти и при этом остаться в живых?
— Да, лучше, если бы получилось именно так.
— На этот раз Русский оставит нас в покое?
— Я попрошу его за вас.
— Тогда я бы сказал, что пятьдесят на пятьдесят.
— Нет, два к одному.
— Если бы я был азартным человеком, то заключил бы с тобой пари.
— Милый, ты и есть азартный человек.
Койот вздыхает.
— Перед тем, как мы уехали из Сан-Франциско, Исосселес сумел захватить Анхеля.
— Проклятие.
— Он похитил его и собирался убить, но Анхель сбежал. Мы не знаем, что он рассказал Исосселесу. Думаю, что Анхель выдал ему имена священников, но не сказал, на какого мы рассчитываем.
— Значит, Исоселес решил убрать всех.
— И начал с нигерийца.
— Во всем есть элемент роковой случайности.
Несколько секунд они молчат.
— Койот…
Но он перебивает ее, прежде чем она успевает закончить фразу.
— Ты знаешь, мой отец был священником. Вероятно, я никогда не говорил об этом.
— Да, ты никогда не говорил об этом.
— Он был завзятым ранчеро, занимался в основном лошадьми, но по воскресеньям он одевал нас в праздничную одежду и вел в церковь. Он был проповедником по призванию. Ты когда-нибудь ходила в церковь в своем Техасе?
— Нет.
— Бог доступен.
— Что-что?
— Это была его любимая поговорка. «Бог доступен». Подразумевалось, что общение с ним ничего не стоит.
Кристиана молчит, она не кладет трубку и ждет, чем разрешится молчание.
— Он был сукин сын, не обращал никакого внимания ни на меня, ни на мать. Он любил лошадей и Бога больше, чем людей.
Мимо с ревом прокатывается набитый туристами автобус, и Койот выжидает, когда стихнет шум.
— Ты действительно влюблена?
Кристиана молчит, и Койот слышит, как на другом конце провода перекатываются с мягким рокотом океанские волны.
— Да, думаю, что да. Тебя это задевает?
— Меня это так задевает, что я говорю о тебе во сне.
Они снова замолкают. Койот пытается что-то сказать, но осекается на полуслове. Наконец Кристиана спрашивает:
— Ты действительно собираешься сделать это?
— С Анхелем. Я не могу этого объяснить, но я почему-то думаю, что мы сможем и возьмем эту книгу.
— Это всего лишь одна книга…
— Не пытайся меня отговорить, Кристиана, что бы ты сейчас ни сказала, я все равно чувствую, что должен это сделать. Это дело Пены, а я должен ей. Она дала мне жизнь.
— Потому что правила — это правила.
— Потому что правила — это правила.
— Я без ума от тебя, Койот.
— Но любишь другого.
— Это мелочи.
— Мы увидимся.
— Мне очень бы этого хотелось.
Следует пауза, и Кристиана отключается. На другом конце линии раздается тихий щелчок.
Газета промокла насквозь, он сует ее в урну и смотрит на Ватикан, прежде чем остановить такси. Стемнело, видны только мраморные статуи святых, цепью обрамляющие площадь Святого Петра. Взошедшая луна освещает их и маленький крест, возвышающийся над базиликой. Да, одно можно утверждать наверняка: на этом камне кто-то действительно воздвиг церковь.