Беглецы

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Пин стоял, наклонив голову и прижав большой палец к концу шланга, из которого била струя воды. Он направлял ее зигзагом, поливая стоявшие у сарая ржавые лопаты и грабли и наблюдая за тем, как от инструментов отделяются куски грязи и летят ему на ботинки и спортивные штаны. Закончив работу, Пин бросил шланг на землю и пошел закрывать кран. Сделав это, потряс руками в воздухе, а потом вытер их о штаны.

На обратном пути парень неуклюже сгреб инструменты в охапку и понес в сарай, потеряв парочку лопат по дороге. Ему пришлось наклониться, чтобы поднять их и захватить в ту же охапку, но в итоге он уронил еще несколько штук на землю и поплелся к сараю. Потом Пин вернулся, чтобы подобрать упавшие лопаты, и закинул их в сарай. Навесив на дверь замок, он взглянул на дом. Шесть утра. Мать с отцом уже встали. В гостиной и на кухне горел свет, только в его спальне было еще темно.

Возвращаться в дом Пину не хотелось. Нагнувшись, он поднял шланг, намотал его на руку и набросил на кран. После этого он на несколько секунд замер, размышляя, чем бы заняться дальше. На ферме было тихо и делать пока было нечего.

Опустив руки, Пин зашагал к теплице, больше в силу привычки, чем с какой-то определенной целью. Откинув брезент на входе, он остановился и оглядел ряды пекинской капусты, белевшей в предрассветных сумерках. Затем взял маленький табурет, который использовали во время сбора урожая, и присел на него. Наклонившись, поднял кусок земли, рассеянно раскрошил его между пальцев и потянулся за другим куском. Пин был человеком примитивным.

В их краях жену найти было непросто. В округе свободных девушек не хватало, а городские женщины не захотели бы жить на ферме, не говоря уж о том, чтобы переселиться на ферму к мужу и его родителям. Люди уезжают из таких мест, чтобы начать городскую жизнь, но никак не наоборот.

Мама потратила много времени, чтобы найти ему женщину. Воскресными вечерами она сидела на диване с телефоном, прижатым плечом к уху, и полным бобовых отростков дуршлагом на коленях. Обрезая коричневые кончики ростков, она обзванивала старых подружек, вплоть до тех, с кем училась в начальной школе. «Сестренка, как давно не слышала тебя! Ты помнишь меня, Сяопин?» Мать переговорила со всеми знакомыми, даже с теми, кто жил в городе Цзямусы, что возле русской границы. Но каждый раз, вешая трубку, она бросала на Пина красноречивый взгляд: «Не повезло!»

Было даже неловко за то количество звонков, которое она совершила.

Наконец мама решила отправиться на Ярмарку невест в Шэньяне и принялась составлять объявление. Пин сначала сопротивлялся, потому что ему было неловко из-за того, что его физиономия должна была красоваться на объявлении, в котором он преподносился как завидный жених. Парень беспокоился, что его узнает кто-нибудь из знакомых. Но еще больше он боялся того, что никто не откликнется. Сколько объявлений висит в таких местах! У женщин было преимущество, поскольку мужчин в стране на тридцать миллионов больше. Как можно надеяться, что для каждого парня найдется пара? Несправедливо, что у женщин больше возможностей!

Мама поработала над объявлением и показала текст Пину: «Высокий одинокий мужчина, тридцать шесть лет. Здоров, силен. Из хорошей семьи. Владелец фермы в Фушуне».

«И тут еще будет твоя фотография», — сказала мама.

«Выбери посимпатичнее».

«Конечно».

«А может, убрать про ферму?» — спросил Пин.

Мать задумалась, стоит ли сообщать, что он владелец земли (а значит, мужчина со средствами) или лучше ферму не упоминать. Но все-таки решила оставить все без изменений. Женщина вырвала десять листков в линейку из блокнота и написала еще десять объявлений.

Она развесила их в Шэньяне, в тех местах на Ярмарке невест, где уже трепетало на ветру множество разноцветных листков, повешенных другими людьми, кто предлагал своих сыновей и дочерей на выданье. Она наклонилась, чтобы почитать объявления с фотографиями женщин. Конечно, среди множества женских имен должна найтись пара и для Пина. Госпожа Ван аккуратно списала имена и номера телефонов в маленькую записную книжечку — список получился из нескольких десятков имен.

Женщина обзвонила их всех, расспрашивая матерей об их дочках, но в большинстве случаев получала короткий ответ: «Она уехала» или «Уже вышла замуж». И все-таки ей удалось организовать несколько встреч. Пин ходил на них со странной смесью обиды и надежды в сердце. Все эти оставшиеся девушки красотой не отличались и были в основном невзрачными или неуклюжими. Одна оказалась очень низенькой с круглым лицом. Не сказать, что это сильно мешало Пину, но ему совсем не хотелось добиваться их внимания. Этим глупым уродливым девицам очень бы повезло, если б удалось выйти замуж за такого мужчину, как он.

В результате никто из них не подошел.

В конце концов мама сказала, что все же нашла ему партию через брачных посредников. Но когда эти двое мужчин вошли вместе с девушкой, Пин понял, что это не обычная партия: мама заказала женщину из Северной Кореи. Он не знал, что и думать по этому поводу; его обуревали разные чувства, в которых Пин не мог разобраться.

Ей-богу, ему было бы легче, если бы мама сказала о том, что собирается привести в дом «северянку». Да и вообще, лучше бы она не заказывала для него невесту. Ему, конечно, хотелось, чтобы у него была женщина — давно пора, но почему «северянка»? И обязательно ли ей было быть такой симпатичной? Уродину ему не хотелось, но эта девушка была такой красивой, что ему становилось страшно. Возможно, она горожанка. Похоже на то. Пин закурил и, зажав сигарету между средним и безымянным пальцами, сложил ладонь чашечкой возле рта. Не спеша докурив сигарету до самого фильтра, он раздавил окурок, смешав его с землей. Потом поднялся, снова вытер руки о штаны и направился к дому.

Госпожа Ван открыла дверь, и холодный воздух ворвался внутрь, тут же наполнив небольшое помещение. Он проник и в маленькую комнату, принеся с собой звуки утра: скрип стула, гудение газовой горелки, запах кипящего рисового отвара. Женщина уперлась кулаками в бедра.

— Вставай, — сказала она и направилась к кровати, на которой под ватным одеялом лежала Суджа.

Хозяйка резко и грубо похлопала девушку рукой по спине и уставилась на нее проницательным взглядом. У госпожи Ван было смуглое лицо, скулы, напоминающие полированные каштаны, и «гусиные лапки» возле глаз. Взяв Суджу под локоть, она вывела ее за дверь.

К ванной они подошли как раз в тот момент, когда оттуда выходил Пин. Он украдкой взглянул на девушку, перед тем как Суджа быстро юркнула в дверь. Заперевшись изнутри, она оглядела длинное, узкое помещение. С пола до потолка ванная была отделана зеленой с коричневыми цветами кафельной плиткой. В левом углу из крана в синее ведро капала вода, переливаясь из него в ржавый слив. С другой стороны находился забранный в плитку напольный унитаз и еще одно ведро с водой. Над туалетом располагалось небольшое окно примерно в фут высотой и в полтора фута шириной. Оно было слишком маленьким, чтобы через него можно было пролезть, однако Суджа все равно подошла к нему и попыталась открыть раздвижные рамы. Она прилагала усилия, но они не поддавались. Суджа уставилась на окно, стараясь унять нарастающую панику. Как ей выбраться отсюда?

Даже если бы ей удалось пролезть через окно, она не смогла бы убежать, поскольку поблизости не было ни леса, ни рынка, ни зданий, где можно было бы спрятаться. И бог знает, где все это находилось. Но Суджа старалась не отчаиваться. Она должна отыскать путь к спасению. Девушка сделала глубокий вдох, опустила руки в голубое ведро и плеснула себе на лицо. От ледяной воды все тело мгновенно окоченело.

Выйдя из ванной, Суджа заметила господина Вана, который с металлической цепью и замком в руках вошел через боковую дверь.

— Пойдет? — Он показал все это жене.

Цепь была новой и отливала голубоватым серебром, а в замке торчал ключ. Госпожа Ван, не прекращая жевать, чуть заметно кивнула и показала на гостиную.

Господин Ван оглядел мебель — стол, диван, приставные столики, телевизор, — но не нашел ничего такого, к чему можно было бы прикрепить цепь.

— Надо что-нибудь покрепче, с чем она не сможет уйти, — сказал он.

— Может, кровать? — предложила жена.

— Я же сказал, что-то крепкое…

— Тогда привяжи ее к плите.

Он посмотрел в сторону кухни, а потом сказал Пину: — Ступай приведи ее.

Пин подошел к Судже, нерешительно посмотрел на нее и, взяв за руку, повел на кухню.

— Отпустите меня! Не нужно меня привязывать! — запротестовала Суджа.

Как только она оказала сопротивление, манера Пина изменилась: он схватил боровшуюся Суджу уже за обе руки, крепко сжал и толкнул к отцу.

Ван обернул цепь вокруг ножки плиты, схватил Суджу за щиколотку и обмотал вокруг той цепь, а потом защелкнул замок. Резким движением он дернул за цепь, чтобы удостовериться в надежности замка.

Суджа умоляла господина Вана не привязывать ее, но тот, не обращая на нее никакого внимания, принялся выдвигать ящики, доставать оттуда ножи и передавать Пину. Потом он показал на верх буфета, и Пии, вытянув руку, убрал туда все ножи. Ван проверил рабочий стол, плиту и еще раз цепь. Убедившись, что Суджа никуда не денется, господин Ван сказал пару слов Пину и повернулся, чтобы уйти. Отодвинувшись подальше от плиты и уперевшись дрожащими руками в стенку, Суджа с ужасом смотрела на Пина. Тот был почти на фут выше ее, и у него было жилистое, мускулистое тело человека, привыкшего к физическому труду на ферме. Когда он кинул пластиковую кружку в раковину, взгляд Суджи метнулся вслед за его рукой.

Почувствовав ее страх, Пин одарил ее презрительным взглядом. Какая из этой прикованной к плите «северянки» невеста? Эта девушка была не многим лучше скотины. Он сердито сорвал куртку со спинки стула, опрокинув его, протопал к двери и вышел на улицу.

Суджа с бьющимся сердцем подошла к кухонному окну и увидела, как Пин о чем-то спорит с матерью и гневно машет в направлении дома. Госпожа Ван покачала головой и пихнула его в сторону теплицы, возле которой уже ждали несколько работников. Они хлопали себя по пальцам перчатками и пинали черными ботинками комья земли. Суджа переместилась к дальнему краю окна, и тяжелая цепь натянулась. Девушка посмотрела туда, где за полем проходила пустынная дорога — без столбов линий электропередач, бездорожных знаков и рекламных щитов. Там не было ничего, что могло бы подсказать, где находится эта ферма. Суджа ждала, что проедет какая-нибудь машина, но на дороге по-прежнему никого не было.

Лишь спорхнула стайка похожих на воробьев сорокопутов и снова опустилась на провода.

Суджа отвернулась от окна и принялась судорожно шарить глазами по дому в поисках путей к спасению. Она направилась к гостиной и даже смогла пройти по комнате фута три, прежде чем цепь потянула ее назад. Сравнив углы падения света из окон в гостиной и в кухне, девушка попыталась определить, в каком направлении находится север, а в каком юг, но небо было затянуто тучами, и понять расположение солнца было невозможно.

Суджа вернулась в кухню, приблизилась к одному из рабочих столов и потянула пальцами за ручку выдвижного ящика. Внутри оказались ложки, черпаки, палочки для еды и резинки. Девушка уставилась на меламиновые половники в ящике и подумала о том, что можно попробовать сделать из них что-то наподобие оружия с лезвием, но она так и не смогла представить, как его использовать дальше. Что она сделает, убьет их всех? Если бы ей только удалось выбраться и спрятаться в горах или в тоннелях! Ей приходилось слышать, что так делают многие северокорейцы.

В пустом доме стояла тишина, и Суджа немного успокоилась. Она еще раз оглядела дом, на этот раз медленно. Времени было около семи часов утра. В Пхеньяне к этому часу коридоры университета уже кишели студентами. Скоро должна была начаться пара по риторике, и она сейчас сидела бы за столом и смотрела, как Чин открывает учебник и разглаживает ладонью разворот. О, чего бы она сейчас не дала ради того, чтобы снова оказаться в Пхеньяне!

Вспомнив о Чине, Суджа попыталась представить, как бы действовал он, если бы оказался на ее месте, и ей становилось легче, когда она представляла его рядом. Чин был стратегом, поэтому он стал бы собирать информацию, подмечая все, что могло пригодиться для побега.

Возле входа в гостиную девушка заметила настенный календарь и уставилась на изображение женщины в красном платье с глубоким вырезом, открывавшем белые груди. Взгляд женщины был направлен в камеру, губы слегка приоткрыты, будто она смотрела в глаза возлюбленного. Эта откровенная фотография выбивалась из общего стиля этого дома. Суджа пробежалась глазами по датам под фотографией и узнала некоторые мандаринские иероглифы, которые запомнила на занятиях китайским: воскресенье, понедельник, вторник… Девушка попыталась отсчитать дни назад, до того момента, как запрыгнула на поезд в Северной Корее, но быстро сбилась и бросила это дело.

В том, какой был день недели, не было никакой разницы. Она торчала в западне в доме этой китайской семьи, и никто не знал, где она.

Пин и его родители вернулись под конец дня с большим желтым пластиковым дуршлагом, в котором лежали белокочанная капуста и бок-чой, китайская капуста. Госпожа Ван поставила дуршлаг на пол, а бок-чой положила в мойку. Она подошла к мужу и сказала:

— Освободи ее.

Когда господин Ван снял цепь с ноги Суджи, та принялась тереть лодыжку, но госпожа Ван махнула ей, чтобы подошла к мойке. Выгрузив ей в руки кочанчики бок-чоя с перепачканными черной землей корнями, женщина подтолкнула девушку и произнесла:

— Си. Помой их.

Суджа наклонилась к мойке и повернула кран. Струя воды полилась на горку бок-чоя. Было что-то нереальное в том, что она стояла рядом с госпожой Ван и помогала ей готовить ужин, будто они мать и дочь, которые занимаются этим каждый день. Суджа взяла пару кочанчиков и начала их тереть. Стебли были белыми и блестящими, упругими и крепкими на ощупь, а листья — темно-зелеными и здоровыми. Пока Суджа обрывала корни, госпожа Ван включила рисоварку и открыла дверцу холодильника. Оттуда она достала полиэтиленовый пакет с целой жареной уткой. Закрыв холодильник ногой, женщина плюхнула утку на разделочную доску. Оттянув крыло, она ловко отрезала его большим ножом. Лишив таким образом птицу всех конечностей, хозяйка начала нарезать грудку и спинку. Вскоре из кастрюли повалил пар.

За стол сели все вместе — Суджа с госпожой Ван на одном конце, а Пин с отцом на другом. Во время трапезы Суджа старалась не смотреть на Пина, сосредоточившись на своей тарелке. Она проголодалась, потому что со вчерашнего дня у нее не было и крошки во рту. Девушка ела аккуратно и тихо, отлично понимая, что на нее смотрит все семейство.

После ужина Пин помылся и переоделся в свежие спортивные штаны и рубаху из джерси. Он стоял возле кухни, и с его мокрых волос на воротник стекали струйки воды. Суджа помогала госпоже Ван убирать со стола, и в этот момент женщина указала девушке на спальню сына.

— Цзоу. Пора в кровать, — сказала она.

Суджа покачала головой. Она украдкой взглянула на Пина, проскользнула мимо него в гостиную и села на диван, подобрав под себя ноги.

— Я буду спать здесь. — Девушка погладила кожаный подлокотник дивана.

Госпожа Ван позвала мужа, и, когда тот пришел в кухню, они вместе направились к девушке.

— Лаи! Давай, — произнесла госпожа Ван.

Они ухватили ее за руки, подняли с дивана и затащили в спальню. Веревка, которой ее привязывали на ночь, по-прежнему была обвита вокруг ножки кровати, и господин Ван взялся за нее, чтобы связать запястья Суджи вместе, а госпожа Ван держала ее, не давая вырваться. Пленница отбивалась от них и пыталась договориться:

— Пожалуйста, разрешите мне для начала поспать пару ночей на диване.

Госпожа Ван не обращала на мольбы никакого внимания и что-то говорила ей по-китайски твердым и деловым тоном, будто давала какие-то наставления. Крепко привязав ее запястья к кровати, они с Ваном удалились.

Пин наблюдал за всем этим, стоя в дверях и тычась плечом в дверной косяк, как корова носом в соляной лизунец. Когда родители удалились, он наконец вошел в комнату, но нерешительно и даже с опаской.

У Суджи волосы на руках встали дыбом. Она поднялась с пола и спряталась за спинку кровати. Девушка прижалась спиной к стене, чтобы оказаться как можно дальше от Пина. Они уставились друг на друга, словно животные, безотрывно следящие за каждым движением противника.

Пин стоял у дальней стены, опершись спиной о закрытую дверь, и у Суджи возникли подозрения, что, возможно, он не знает, что делать. Она решила перехватить инициативу и мотнула головой в сторону запястий.

— Развяжи это, не стой там, как истукан, — проговорила она по-корейски, удивившись своей неожиданной вспышке гнева.

Пин сощурился, но все-таки опустился на колени возле кровати и принялся развязывать узлы. Суджа ждала, пока веревка вокруг ее запястий и щиколоток ослабнет, но минуты шли, а затянутый узел не поддавался. Пин нахмурился и наклонился ниже, продолжая работать над узлом. Он сосредоточился на нем, и его бдительность ослабла. Пока парень возился с веревкой, Суджа смотрела на его темя, испытывая острое желание чем-нибудь по нему ударить. Но руки все еще были связаны. Она повернулась на левую сторону, прижала запястья к ножке кровати, чтобы ослабить натяжение веревки, и только тогда Пину удалось развязать узел. Суджа вытянула руки перед собой и принялась растирать их по всей длине, а потом распрямила ноги, и ступни с икрами стало сильно покалывать.

Увидев, что Суджа свободно двигается, Пин внезапно осмелел и притянул ее к себе. Суджа попыталась высвободиться, но он с легкостью подхватил ее и повалил на кровать. Девушке удалось увернуться и отскочить к самому краю. Она со страхом смотрела на него. Каждая мышца ее тела была напряжена и готова к бегству. Краем глаза она видела дверь и прикидывала, сколько шагов нужно сделать, чтобы до нее добраться. Пин погладил матрас рядом с собой. Суджа перераспределила вес тела так, чтобы незаметно поставить ногу на пол. Рука Пина метнулась вперед и ухватила ее за запястье. Он потянул ее к себе. Девушка изворачивалась, как могла, когда Пин накинул на нее одеяло и принялся ощупывать. Его рука спускалась все ниже, неуклюже поглаживала ее бока и бедра. Он будто осматривал и оглаживал лошадь.

Пин придвинул ее ближе и начал ощупывать и тискать ее груди. Суджа скрестила руки, пытаясь закрыться, но он с силой развел их в стороны. Так они боролись до тех пор, пока Пин не обхватил ее своими ручищами и не сжал в медвежьих объятиях так, что она не могла шевельнуться.

— Прекрати! — крикнула она.

Суджа пыталась пнуть его ногой, но он повалил ее на спину и взгромоздился сверху, придавив всем телом. Девушка сопротивлялась, рыдала и корчилась под ним. Его лицо было прижато к ее лицу, и она чувствовала его щетину на своей щеке, ощущала чесночный запах, исходивший из его рта, слышала тяжелое сопение. Суджа мотала головой, пытаясь спихнуть его, отвернуться. Пин зажал ей рот рукой и начал стягивать с нее штаны. Он спустил их до колен и с кряхтением прижался к ее телу. Суджа почти не могла дышать и, почувствовав на своем животе его пенис, крепко свела ноги. Пин на секунду сконфузился, потом втиснул колено между ее бедер, чтобы развести их в стороны. Суджа, как могла, боролась с ним, но парень придавил ее своим весом. Потом Пин нанес удар, и голова девушки врезалась в стену.

— Нет! — Она сделала отчаянный рывок, соскочила с кровати и бросилась к двери.

Пин кинулся следом, схватил ее и саданул так сильно, что она отлетела к стене и сползла по ней на пол. Он наносил ей удар за ударом, колотя головой о стену до тех пор, пока Суджа не потеряла сознание.