АША
На следующий вечер я прихожу на работу, ожидая своего обычного состава, но, как только я вхожу, меня останавливает Кэлли с немного растерянным лицом.
— Извини, Аша, но я подумала, что ты должна знать: кое-кто забронировал твои следующие три ночи для себя лично. Так что ты будешь встречаться только с одним человеком…
Я моргнула. Для этого потребуется огромная сумма, у меня есть несколько клиентов, которые могли бы это сделать, но нет никого, кто бы проявил желание провести со мной столько времени. Кроме того, это означало бы…
— Кто-то перетасовал других моих клиентов? Кому Николай мог позволить это сделать?
— Он был забронирован несколько дней назад. Он спросил, какие дни еще не заняты, и… — Кэлли нахмурилась, просматривая свой планшет. — Это был тот самый мистер О'Салливан. Новый клиент. Должно быть, ты ему очень понравилась, да? — Она дразняще улыбается, и мне остается только сохранять нейтральное выражение лица.
Ах ты сукин сын. Это самый высокопарный поступок Финна за все то короткое время, что мы с ним знакомы, и каким бы милым жестом он ни был, я понимаю, что, скорее всего, так и было задумано, он все равно выводит меня из себя.
— Наверное, — говорю я и направляюсь к двойным дверям. — Спасибо, Кэлли.
Я скриплю зубами, направляясь в гримерку и уже достаю телефон из сумочки. Это раздражает меня еще больше, потому что он дает мне именно то, что я хотела, способ отдохнуть и при этом получить за это деньги. Но то, что время забронировано, означает, что чаевых не останется, и это также означает, что у меня не будет возможности отвлечься.
Как только я оказываюсь в гримерке и закрываю за собой дверь, я звоню Финну. Он отвечает на первом же звонке, и, судя по самодовольному тону в его голосе, он ждал моего звонка.
— Аша? Ты, должно быть, узнала о моем сюрпризе…
— Какого черта ты себе позволяешь, Финн? — Шиплю я на него в трубку, опускаясь на стул перед моим туалетным столиком. — Бронируешь следующие три ночи? Неужели твой босс будет доволен тем, что ты так безрассудно используешь средства организации? Наверняка им можно найти лучшее применение.
— Он доверяет моему мнению. — Голос Финна немного утратил дразнящий тон. — Тебе нужна была передышка после Матвея, Аша. Ты могла отказаться говорить со мной, но я видел это по твоему лицу. Я уже договорился об этом, ожидая того же, но я был рад, что сделал это.
— Ты просто не хочешь, чтобы кто-то еще прикасался ко мне. — Слова вырываются прежде, чем я успеваю их остановить, слова, которые я на самом деле не хотела говорить, и они меня пугают. Правда это или нет, но это тема, которую лучше не поднимать, а теперь я сама спровоцировала этот разговор.
— А если это так? — Голос Финна немного понизился, богатый ирландский говор стал гуще. — Что ты скажешь на это, Аша?
— Что это моя работа. — Мой голос слишком ровный, слишком усталый, и я пытаюсь привнести в него немного дразнилки, что-то, чтобы облегчить разговор, чтобы он не понял, насколько сложной была прошлая ночь, как я все еще чувствую эмоциональное похмелье после сеанса с Матвеем и воспоминаний о Джейми и снах…
Я не хочу, чтобы он когда-нибудь узнал, что прошлой ночью он мне снился. Что мой сон был полон мыслей о том, как он прижимает меня спиной к своему мотоциклу на той парковке, поднимает меня на сиденье и задирая мою юбку, пока он стоит на коленях на бетоне, руками гладит мои бедра, пока я хватаю его за волосы и говорю ему, чего я хочу от него.
— Ты делаешь работу и для меня. Ты должна быть в состоянии сосредоточиться на ней, Аша. И я знаю, что это сильно выбило тебя из колеи…
— Тебе не нужно беспокоиться обо мне. В любом случае… — Я медленно выдохнула, пытаясь снять напряжение в голосе, пока у него нет причин думать, что ему действительно нужно обо мне беспокоиться. — Мне будет скучно до безумия, если я буду сидеть здесь и ничего не делать.
— Не говори мне этого. — В его голосе внезапно появилась грубость, хотя я слышу, что он все еще пытается сохранить легкость. — В конце концов, я приеду к тебе, девочка. Немного оживлю обстановку.
Мое дыхание перехватывает в горле, прежде чем я успеваю остановить его. Я хочу, чтобы он приехал и увидел меня, а я не должна. Я не должна этого хотеть, ничего из этого. Я должна как можно больше отдалить нас друг от друга то, что мне приснилось после того, как я уснула прошлой ночью, является достаточным тому доказательством.
— Ты не отказываешься, девочка. — Голос Финна становится глубже. — Я выпил всего одну рюмку за этот вечер. Я поднимусь туда меньше, чем через полчаса, если ты не скажешь мне нет.
Нет. Я пытаюсь заставить себя произнести это слово.
— Ты просто снова разочаруешься, — говорю я ему так легко, как только могу. — Ты помнишь, что случилось в прошлый раз.
— Да, помню. — На другом конце провода слышно, как он тяжело сглатывает, и я чувствую, как от него исходит напряжение. Я помню, что случилось в прошлый раз: его тело прижимало меня к стене, заставляя желать того, чего я обычно не желаю, заставляя мое сердце биться, а колени слабеть. Не позволяй ему подняться сюда! Мой разум кричит мне, предостерегая меня, но какая-то часть меня хочет увидеть его больше всего на свете.
— Ты не получишь того, чего хочешь, Финн. — Это правда, и мы оба это знаем.
— А чего хочешь ты, Аша? — В его голосе снова звучат дразнящие, хриплые нотки, от которых моя кожа покрывается румянцем, и я затаила дыхание, надеясь, что он этого не услышал.
— Немного тишины и покоя, — говорю я ему ровно, и он смеется, низко и глубоко, и мое сердцебиение учащается от этого звука.
— Ну, я ведь купил тебе это, не так ли? — Снова этот смех, заставляющий мои бедра сжиматься, а пульс скакать. — Спокойной ночи, Аша.
Телефон отключается, и разочарование, которое я испытываю, заставляет мою грудь сжаться, а внутри меня разгорается нешуточное разочарование, когда я бросаю телефон на туалетный столик.
Один разговор, и я чувствую влагу между бедер, мягкая ткань трусиков прилипает к коже. Мужской голос не должен так возбуждать меня. Финн не должен вызывать у меня таких чувств. Но я не могу отрицать постоянную пульсацию между бедер, боль, распространяющуюся по мне, которая имеет только одно решение.
Точнее, только раз, который я могу себе позволить.
Ночь все равно выкуплена, говорю я себе, вставая, снимая уличную одежду и переодеваясь в черный шелковый слип, облегающий мои изгибы. Это не мой обычный наряд для домины — даже не то, что я надела бы для одного из своих клиентов, который хочет видеть меня в качестве сабмиссива, но нет причин надевать кожаное или настоящее белье, когда никто больше не собирается видеть меня сегодня вечером.
В комнате пусто и тихо, когда я проскальзываю в нее, слабо пахнет чистящими средствами. Все аккуратно и упорядоченно, готово к предстоящей ночи, вот только сегодня мне не предстоит никакой ночи, и в этом есть что-то освобождающее. У меня впереди несколько часов, которые нечем заполнить, и хотя идея, которая пришла мне в голову, не займет много часов, она кажется настолько срочной, что я не хочу ждать.
Я говорю себе, что не буду думать о Финне, когда открываю один из ящиков в поисках игрушки. Я говорю себе, что не буду искать ту, которая напомнит мне о его члене, что мне не попадется на глаза толстый фаллоимитатор телесного цвета, который почти полностью соответствует ему по длине и обхвату, и достаю его именно поэтому, чувствуя, как желание глубоко в животе сжимается и скручивается при воспоминании о том, о чем я фантазировала всего несколько ночей назад. Я хочу заменить ощущение Матвея внутри меня прошлой ночью, но я не буду заменять его фантазиями о Финне. Это было бы ужасной идеей.
Я не подхожу к кровати. Как только я смотрю на нее, я вспоминаю связанного Финна, немного смущенного тем, что я с ним делаю, и все равно до боли твердого. Все это имеет гораздо больший смысл теперь, когда я знаю, что он не имел ни малейшего представления о том, чем я обычно здесь занимаюсь. Я перехожу на кожаную скамью с мягкой обивкой, регулирую угол наклона, чтобы можно было лечь на нее спиной, и достаю бутылочку с чем-нибудь, чтобы смазать игрушку, когда ставлю ноги на прохладный деревянный пол по обе стороны от скамьи.
В этом есть что-то гедонистическое — использовать время, когда я обычно работаю, для собственного удовольствия, и это добавляет к нарастающему, сжимающемуся желанию, от которого перехватывает дыхание, когда я откидываю игрушку в сторону, на мгновение сдвигая слип через голову и откидываясь на мягкую кожу совершенно голой, позволяя пальцам ласкать мою кожу.
До той ночи с Финном я никогда не получала удовольствия в этой комнате. Это была работа, от которой нужно было всегда немного отстраняться, чтобы сосредоточиться, чтобы быть такой, какой меня ждут клиенты, в любом случае. Но у Финна не было никаких ожиданий, а если и были, то все равно они оказались ошибочными, думаю я и тихонько хихикая, переходя в тихий стон, когда провожу кончиками пальцев по соскам. Они напрягаются под моими прикосновениями, и я говорю себе, чтобы выбросить Финна из головы, перестать думать о нем, но это кажется невозможным. Я слишком легко представляю, как его грубые пальцы будут ощущаться на моей чувствительной плоти, как его широкая ладонь накроет мою грудь, приподнимая и сжимая ее, как он издаст хриплый стон, увидев меня, разложенную для него вот так. Он свяжет меня, думаю я, прежде чем я смогу прогнать эту фантазию, и она не отталкивает меня, как это обычно бывает. Наоборот, сердце забилось быстрее, когда я представила себя привязанной к скамье, раскинувшейся перед ним, с лукавой улыбкой за медно-рыжей бородой, пока он решает, что дразнить, трогать и пробовать первым.
Он не причинит мне вреда. По крайней мере, пока я не скажу ему, что он может, но не совсем, и он остановится, если я скажу ему об этом. Это осознание проникает в меня с поразительным приливом желания, мысль о том, что я могу доверять кому-то подобному, и опасность этого приглушается нарастающим возбуждением, захлестывающим меня, фантазией, которую я не могу остановить или сдержать. Я не могу перестать думать о нем, о всех возможностях поддаться тому, чего, как я знаю, Финн хочет от меня. Я не могу остановить себя, представляя это, хотя и понимаю, как странно, что я представляю именно это, а не доминирование, которое я обычно предпочитаю.
Это неважно, говорю я себе, проигрывая битву с желанием, поднимающимся, как прилив. Он никогда не узнает. Ты одна. Ты можешь снять напряжение и забыть об этом. Выбросить это из головы…
Мои пальцы опускаются ниже, скользят по клитору, а я уже вся насквозь промокшая. Мне даже не нужна дополнительная смазка на пальцах и игрушке, звук кончиков пальцев о мою плоть наполняет комнату влагой. Я чувствую, как моя кожа пылает жаром, когда я обвожу пульсирующие нервы, доводя себя до исступления, прежде чем достать игрушку.
Я не слышу ничего, кроме этого звука, сердцебиения, пульсирующего в ушах, пока комнату не заполняет богатый ирландский говор, и я замираю.
— Господи, Аша…