ФИНН
Я еще до того, как покинул свою квартиру, понял, что не стоит заглатывать наживку. Не то чтобы она имела это в виду, думаю, она ясно дала мне понять, что я не получу того, чего хочу, если сделаю это.
Но чего же я хочу? Вот главный вопрос, над которым я сижу и размышляю в своей квартире с открытой кружкой пива перед собой, размышляя, стоит ли мне пойти в "Пепельную розу" и увидеться с ней. Она не сказала прямо нет, когда я сказал, что она заставляет меня хотеть приехать и увидеть ее, но она также не сказала да.
С самого начала все шло по нарастающей. И так будет продолжаться. Я знаю, что не сделаю себе ничего хорошего, отправившись туда сегодня вечером. Скорее всего, я снова уйду разочарованным, вернусь домой в пустую квартиру и сны об Аше, от которых у меня все болит. И в глубине души тот факт, что я все еще хочу пойти, говорит мне все, что я должен знать. Что меня влечет к ней не только похоть, не только желание. В ней есть что-то такое, что влечет меня по причинам, не имеющим ничего общего с физическими, а связанным с тем, кто она есть.
Я хочу видеть ее, даже если ничего не происходит, кроме разговоров.
Просто болтовня по телефону вызывает у меня желание увидеть ее лично. Давно никто не вызывал у меня таких чувств, и я задаюсь вопросом, не является ли частью этого влечения торопливость, напоминание о том, каково это, хотеть и быть желанным. И боже, как же я хочу ее.
Именно тот факт, что я готов отложить это в сторону, чтобы провести с ней вечер, заставляет меня задуматься о том, насколько сильно я завязан в узлы с этой девушкой то есть, образно говоря. Если бы я хотел этого в буквальном смысле, думаю, все, что мне нужно было бы сделать, это попросить. И она бы мне дала.
Я не буду ее трогать, говорю я себе, вставая, выливая открытое пиво и отбрасывая бутылку в сторону, потянувшись за курткой и ключами. Я просто пойду и увижу ее. Она сказала, что ей будет скучно.
Я знаю, что хватаюсь за соломинку, но не могу остановить себя, чтобы не поехать. Я доезжаю до "Пепельной розы", отдаю ключи парковщику и направляюсь в номер, где, как я знаю, находится Аша, даже не потрудившись остановиться, чтобы выпить. Я не видел ее с тех пор, как мы ушли от Матвея, и больше всего на свете хочу убедиться, что с ней все в порядке. Что она вернулась к себе.
Не знаю точно, почему я не постучал. Может быть, дело в том, что я уже знаю, что у нее нет шансов оказаться там с клиентом, или в моем нетерпении увидеть ее. Какова бы ни была причина, я вхожу в комнату и замираю на месте.
— Господи, Аша…
Кажется, я никогда в жизни не видел ничего более охренительно красивого. Она лежит спиной на мягкой скамье, которая, как она мне сказала, предназначена для шлепков, но она использует ее не для этого. Она полностью обнажена, впервые я вижу ее голой, без единого стежка одежды… Черт, она великолепна. Все в ней — совершенство, от темных волос, рассыпающихся по плечам, до полной груди и узкой талии, бедер, которые так и хочется схватить руками, и ее идеальных бедер, раздвинутых в стороны, пальцев, работающих между скользкими складками ее киски, игрушки, лежащей рядом с ней, блестящей и готовой к тому, чтобы она вонзила ее в себя.
Я уверен, что это самая быстрая эрекция за всю мою жизнь, даже когда я только начинал узнавать, что все это такое. В один момент я вхожу в комнату с мягким членом и намерением просто сидеть и разговаривать с Ашей весь вечер. В следующее мгновение каждая капля крови в моем мозгу устремляется вниз, мой член становится жестким и ноющим, когда я смотрю на видение, раскинувшееся передо мной, ее лицо так же потрясено, как и мое.
— Финн! — Она выкрикивает мое имя так, что я умираю от желания услышать его, и при любых других обстоятельствах я был бы в восторге, сжимая ноги, когда она отдергивает руку, каждый дюйм ее кожи пылает от смущения, которое, честно говоря, я и не думал, что она способна испытывать. Она начинает подниматься со скамейки, но я качаю головой, и все мысли о том, чтобы сохранить платонические и профессиональные отношения, улетучиваются из моей головы после того, как я вижу перед собой такое зрелище.
— Не двигайся, Аша. — Мой голос хриплый, грубый приказ, от которого ее глаза еще больше расширяются, и она демонстративно садится, перекидывая ноги через край скамьи, а руки поднимаются, чтобы прикрыть грудь. На полу рядом с ней валяется черный шелковый слип, который она, должно быть, выбросила, и я думаю, что отдал бы все на свете, лишь бы она не надевала его снова.
— Не указывай мне, что делать. — Она говорит это почти рефлекторно, как будто на самом деле не имеет в виду, и я зависаю на грани того, чтобы оттолкнуть или отступить.
— Что бы ты сделала, если бы я указывал? — Я приподнимаю бровь, пытаясь удержаться на этой грани, чтобы не надавить слишком сильно. — Ты не отказалась от моего прихода сюда сегодня вечером. Ты просто сказала, что я не получу того, чего хочу. Но я не думаю, что ты знаешь, чего я хочу, Аша. — Мой голос понижается, и я подхожу к ней чуть ближе, чувствуя, как сильно бьется сердце в груди.
— Может, и не знаю. — Она тянется за платьем, натягивая его через голову, и я чувствую разочарование, когда оно прикрывает ее. — Но я знаю, что ты не сделаешь то, что я хочу. И так будет лучше, Финн. — Она бросает взгляд на игрушку, и ее лицо снова краснеет. — Просто позволь мне…
— Я бы хотел, чтобы ты продолжала. — Я слышу в своем голосе потребность, сырое, ноющее желание. — Просто позволь мне посмотреть на тебя. Черт, Аша, я не знаю, что ты со мной сделала, но…
— О? — Она откидывает волосы, и я вижу, как на нее снова опускается мантия игры, в которую она играет, и все эмоции, которые я видел в ней, скрываются под дразнящей игривостью, которая, как я начинаю понимать, не всегда бывает подлинной.
Я бы хотел, чтобы она всегда позволяла мне видеть ее такой, какая она есть. Хотелось бы, чтобы она поняла, что нравится мне именно такой, а не игривой, дразнящей соблазнительницей.
— Ты бы просто стоял и смотрел? — Ее взгляд скользит по мне, и я вижу, что ее решимость тоже колеблется при этой мысли. — Просто смотрел, как я кончаю, не прикасаясь ко мне?
— Если ты скажешь мне нет, я не буду к тебе прикасаться, Аша, — говорю я ей низким голосом. — Неважно, как сильно я, блядь, хочу, поверь мне, это очень сильно. Я хочу…
Боже, я даже не могу произнести вслух то, что хочу с ней сделать. Все слова звучат грязно в моей голове и еще грязнее звучат на моем языке. Я вижу, как ее глаза снова скользят по мне, словно ей интересно, о чем я думаю, и мне хочется рассказать ей все до мельчайших подробностей, если бы я мог заставить себя говорить.
— А что, если я свяжу тебя? — В ее голосе снова звучит виски с сахаром, он лижет мою кожу, и я чувствую, как каждый мускул в моем теле напрягается от желания и сопротивления одновременно. — Что, если я заставлю тебя смотреть?
— Тебе не нужно меня заставлять. — Я делаю шаг назад. — То, что я не хочу быть связанным и доминировать над тобой, не означает, что я не буду делать то, что ты хочешь, Аша. Здесь есть промежуточное звено…
— Но ты хочешь чего-то другого. Ее руки скользят по бедрам, слегка приподнимая юбку слипа. — Ты хочешь сделать это со мной. Я знаю, что хочешь.
Правда?
— Боже, я ни черта не знаю, Аша. — В моем голосе слышится нотка разочарования, вызванная как моим ноющим членом, так и тем, как она заговаривает меня по кругу. — До встречи с тобой я даже не задумывался о подобном дерьме. Я приводил девушек домой, трахал их и больше ни о чем не думал. Возбуждающий секс был… черт, я не знаю. Секс в душе или у стены. И вот я захожу сюда, ожидая одного, а ты…
Я тяжело сглатываю, видя, как ее пальцы скользят по бледным бедрам, как она слегка раздвигает ноги, и даже зная, что скрывается под этим бельем, я так сильно хочу увидеть всю ее остальную часть, что мне становится больно. Неважно, увижу ли я ее обнаженной один раз или тысячу, я уверен, что это всегда будет вызывать у меня одни и те же чувства.
— Я пришел сюда не для этого, — тихо говорю я ей, мой голос хриплый от желания. — Я пришел сюда, чтобы просто увидеть тебя. А потом я вхожу к тебе в таком виде, и, черт возьми, ты завязываешь меня в узлы, даже не прибегая к веревке, Аша. Просто видя тебя, мне трудно думать. — Я криво усмехаюсь. — Мне просто тяжело. И если бы я только наблюдал за тобой…
— А что, если я скажу тебе, что ты не можешь кончить? — Ее пальцы поднимают слип выше. — А что, если я скажу, что ты можешь только смотреть? — Ее голос густеет, и я могу сказать, что это ее заводит. Это только заставляет меня хотеть ее еще больше, зная, что ей так же трудно сопротивляться этому, как и мне. Как бы часто она ни говорила, что мы должны держаться на расстоянии, что это должен быть бизнес и ничего больше, она на таком же тонком льду, как и я.
— Это похоже на чертову пытку, девочка, — говорю я ей с язвительностью. — Ты бы действительно так поступила? Лежала бы здесь, трогала себя и кайфовала от того, как охуенно сильно я наблюдаю за тобой, зная, как сильно мне это нужно…
— Может быть, именно это меня и заводит, — с укором говорит Аша. Слип теперь на уровне ее бедер, и я вижу ее гладкую киску под черным шелком. Мне хочется прикоснуться к ней, попробовать ее на вкус, все то, в чем она мне пока отказывала. — Может быть, мне нравится идея отказывать тебе, пока я наслаждаюсь собой. Думать о том, как сильно ты этого хочешь, как много власти у меня над тем, что ты имеешь или не имеешь.
Она встает одним изящным движением, снимает с головы слип и снова полностью обнажается. Моя челюсть сжимается, тело пульсирует от желания, и я знаю, что Аша это видит. Это невозможно скрыть, тем более что она качается в мою сторону, каждое движение ее бедер напоминает то, как она шла по сцене в тот первый вечер, когда я ее увидел.
Ее палец касается выреза моей футболки, ее ноготь щекочет волосы.
— Тебя это беспокоит, Финн? — Ее голос по-прежнему ровный, небрежный, но мне интересно, имеет ли это для нее значение. Если она действительно хочет знать, беспокоит меня это или нет.
— Немного, — честно отвечаю я и вижу, как она слегка вздрагивает.
— Почему? — Она отступает на шаг, убирая руку с моей груди, и я почти жалею, что не сказал этого хотя бы для того, чтобы она не перестала прикасаться ко мне.
— Все это туда-сюда, весь этот обмен властью и игры, это не то, чем должен быть секс. — Я смотрю на нее сверху вниз, вижу странное выражение, мелькнувшее на ее лице, и думаю, не разозлю ли я ее, сказав все это. — Я не пытаюсь сказать, что это неправильно или что-то в этом роде… черт, Аша, я даже не знаю, как объяснить, что я имею в виду. Это не…
— Не то, что тебя заводит. — Она делает медленный вдох, и мне кажется, что она борется с собственным желанием, пытаясь осмыслить его так же, как и я. — Я не могу… мы не можем поступить иначе, Финн.
Мы оба смотрим друг на друга в течение долгого момента, воздух между нами густой, напряженный от потребности. Я хочу прикоснуться к ней больше, чем дышать, каждая частичка меня пульсирует от того, как близко она находится, обнаженная, мягкая и полностью открытая для меня, и я знаю, что независимо от того, позволяю я ей делать то, что она хочет, или нет, она имеет такую власть надо мной, какой не было ни у кого другого.
Она заставляет меня хотеть отдать ей все… все.
— Хорошо, — хрипло шепчу я. — Тогда просто позволь мне наблюдать за тобой, Аша. Закончи то, что ты начала, когда я вошел.
Она проводит языком по нижней губе.
— Чтобы ты мог подумать об этом позже, когда пойдешь домой? — Тихонько дразнит она меня, и я ухмыляюсь.
— Ты можешь указывать мне, что делать в этой комнате, Аша, но ты не можешь указывать мне, что я могу делать, а что нет, когда я вернусь домой. — Я делаю шаг ближе к ней, мой голос становится низким, и я вижу, как она слегка вздрагивает, когда мой акцент усиливается. — Сегодня вечером я буду лежать в постели с рукой, обхватившей мой член, и думать о том, что я здесь увидел. Ты просто даешь мне то, что мне нужно на потом.
Я жду, что она ответит, что скажет мне убираться, но вместо этого ее зубы скребут по нижней губе, и я вижу, как она делает медленный, дрожащий вдох. Она отступает назад к скамье, ложится на нее спиной, как и раньше, и указывает на мягкую полосу на полу в нескольких дюймах перед ней.
— Встань на колени, Финн, — пробормотала она с придыханием. — Пока ты будешь наблюдать за мной.
Мои брови взлетают вверх, а ее рот кривится в медленной улыбке.
— Сделай это, и ты сможешь наблюдать.
Черт. Она все еще играет со мной в игры, и я знаю, что это потому, что она знает, что выиграет в этой. Она не просит меня позволить ей связать меня, сдержать или выпороть, она просто просит меня встать на колени и посмотреть, как она ласкает себя, и как мужчина может отказать ей в этом? Как я могу сказать ей нет, зная, что она будет возбуждена этим, мной?
Странное ощущение, опуститься на этот мягкий кожаный пол, но оно тут же проходит, когда я вижу, что передо мной. Она раздвигает ноги, ставит ступни по обе стороны скамьи, и мне открывается прекрасный вид на ее нежно-розовые складочки, уже блестящие от того, что она делала, когда я вошел, и я точно знаю, для чего это нужно.
Достаточно наклониться вперед, и я смогу попробовать ее на вкус. Мой член дергается на ширинке, твердый и напряженный, а рот наполняется влагой при мысли о том, как легко я смогу провести по ней языком, узнать, какова она на вкус.
Никогда в жизни мне не хотелось так сильно прикоснуться к себе, и я знаю, что, если я это сделаю, она остановится.
— Хорошо… — вздыхает Аша, но тут же прерывает себя, вспомнив, что мне это не нравится. Что-то в этом есть трогательное, она вспомнила что-то, что мне нравится или не нравится, и она не настолько увлечена этой игрой, чтобы ей было все равно. Ее руки скользят по груди, обхватывают ее, перекатывают соски между пальцами, и я снова ощущаю пульсирующую боль возбуждения, видя, как сжимается между бедрами ее слизистая щель, желая, чтобы ее заполнили.
Боже, я могу заполнить ее всю. Я хочу прижать ее к этой скамье, разорвать штаны и заполнить ее до отказа своим членом, услышать, как она кричит от удовольствия, когда я ввожу в нее каждый гребаный дюйм и трахаю ее до тех пор, пока она не кончит на меня. Я чувствую, как мои кулаки сжимаются по бокам, борясь с потребностью прикоснуться, попробовать на вкус и трахнуть, чувство, которое никогда не было таким первобытным, таким всепоглощающим до этого момента, когда она распростерлась в дюйме от меня и при этом настолько неприкосновенна, что может оказаться на другой планете.
— Аша. — Ее имя шипит между моих зубов, и я вижу, как ее губы кривятся в ухмылке, а одна рука скользит по ее плоскому животу к голой влажной плоти между бедер. — Боже, ты такая…
— Скажи мне. — Она бормочет это сладким голосом, скользя по моей коже липко-сладким, заставляя мой член пульсировать и дергаться. — Какая я?
— Ты так чертовски красива. Я хочу…
Мне не нужно говорить ей, чего я хочу. Она видит это по моему лицу, по стеклянному вожделению, наполняющему мой взгляд, когда он окидывает ее, смотрит, как она раздвигает себя пальцами, чтобы я мог видеть каждый ее дюйм, влажный, мягкий и горячий. Ее заводит, что она так дразнит меня, что она так близка ко мне и все еще отказывает мне, и эта боль снова и снова проникает в меня, пока мой разум не затуманивается, и я чувствую, как мой пульс бьется в венах, как ровный барабанный бой.
Как бы я ни был расстроен, я не могу отрицать, что в этом что-то есть. Я никогда в жизни не был так возбужден, даже в ту первую ночь, когда я был здесь с ней. Я чувствую, что погрузился в нечто большее, чем возбуждение, в нечто большее, чем потребность, и смотрю на нее в оцепенении, когда ее пальцы начинают обводить ее клитор. Я вижу, как ее спина отрывается от кожаной скамьи, а бедра скользят по ней, когда она двигается.
Это заставляет меня хотеть того, чего я никогда раньше не хотел. Мне хочется прижать ее к себе, отвести ее руки от себя, чтобы ее удовольствие досталось мне, трогать и пробовать ее на вкус, пока она не закричит. Я чувствую, как дрожу от усилий, чтобы не потянуться к ней, не потянуться к себе. Я вижу, как медленная улыбка искривляет ее губы, когда она тянется к игрушке, лежащей на скамейке, а ее пальцы все еще медленно поглаживают ее клитор.
— Давай, потрогай себя, если хочешь, Финн, — бормочет она, и эти слова поражают меня, как удар током, мой член пульсирует от нетерпения согласиться. — Дай мне что-нибудь посмотреть, пока я буду себя ублажать.
Боже, как мучительно видеть, как она просовывает игрушку между ног, как толстый силиконовый член раздвигает ее складочки, когда я готов отдать все, что угодно, лишь бы он был моим, но это не мешает мне расстегнуть ремень неуклюжими пальцами, рука лихорадочно обхватывает мою длину и начинает гладить еще до того, как я полностью освободился, и Аша смеется, низко и хрипло, в глубине ее горла.
— Медленно, Финн. С такими темпами ты кончишь раньше, чем я.
В ее голосе звучат дразнящие, певучие нотки, которые, как я знаю, являются частью всего этого, пребывания здесь. Я так хочу услышать, какая она, когда не играет роль, когда она не на работе, если бы это были только мы с ней в одной постели ради удовольствия и ничего больше.
Это не мешает мне, даже не задумываясь, делать то, что она говорит. Я не знаю, как, но мои удары замедляются, волочась по всей длине моего члена, пока я наблюдаю, как она медленно вводит игрушку в себя, и вожделение сжигает меня, когда я всем своим существом желаю, чтобы это был мой член, скользящий в нее. Я вижу, как она напряжена, как мокрая, сжимается вокруг негибкой длины, и хочу трахать ее сильнее, чем дышать.
— Ты ведь хочешь меня, правда? — Шепчет она таким низким голосом, как будто в этом можно сомневаться, и я бессловесно киваю, мои бедра подрагивают, когда ладонь скользит по чувствительной головке моего члена. — А что, если я скажу, что ты не сможешь кончить?
— Господи, Аша, я не знаю, возможно ли это. — Я изо всех сил стараюсь не кончить, мои яйца напряжены и почти болезненны каждый раз, когда моя рука касается их, вены на моем члене пульсируют, когда я скольжу рукой вверх и вниз в медленном ритме, который грозит вытолкнуть меня за грань каждый раз, когда мои пальцы касаются набухшей головки. — Я не знаю, смогу ли я остановиться…
— А если я тебя накажу, если ты этого не сделаешь? — Последнее слово прозвучало с придыханием, игрушка глубоко вошла в нее, ее бедра раскачиваются вверх в такт толчкам, заставляя меня стонать от желания. Я даже почти не слышу, что она говорит, все, о чем я могу думать, это о том, как она сжимается вокруг игрушки с каждым толчком, как ее пальцы прижимаются к клитору, двигаясь кругами, которые я хочу запомнить, чтобы самому делать с ней то же самое, если у меня когда-нибудь появится такая возможность.
— Финн? — Она произносит мое имя, и я перевожу взгляд на нее. Я вижу, что она все еще гораздо лучше меня понимает, не потерялась в удовольствии от всего этого, и я хочу это изменить. Я хочу увидеть, как она сходит с ума от желания, забывая обо всем остальном, забывая, как быть кем-то, кроме себя, без всяких прикрас.
Не думаю, что у меня когда-нибудь будет такая возможность. При других обстоятельствах это могло бы разрушить мое возбуждение, но сейчас я не уверен, что это возможно. Я никогда в жизни не был таким охренительно твердым.
— Блядь, Аша, мне нужно кончить. — Я почти задыхаюсь от этих слов, моя рука замирает на члене, сжимая его в попытке не кончить раньше нее. Я чувствую себя почти в бреду от потребности, комната наполнена звуками и запахом секса, и я хочу знать, так ли хороша она на вкус, как пахнет. Я чувствую, что пропитан ею, пропитан потребностью, я смотрю на нее с беспомощным желанием, когда ее глаза встречаются с моими, а ее бедра раздвигаются шире, бедра выгибаются навстречу ее пальцам и игрушечному члену, когда она улыбается этой богатой, соблазнительной улыбкой.
— Тогда пойдем со мной, — мурлычет она, и мне кажется, что все вокруг взрывается.
Я не уверен, что когда-либо раньше так кончал, определенно не от прикосновений к себе. Ощущение, будто оргазм поднимается от моих чертовых пальцев на ногах, глубокое до мозга костей удовольствие распространяется по мне, а мой член дергается и пульсирует, сперма выплескивается на деревянный пол, и я вижу, как Аша выгибается и корчится, извиваясь на руках, ее взгляд прикован сначала к моему лицу, а затем к моему члену, когда она тоже кончает, ее губы разошлись, и каждый дюйм ее тела дрожит от удовольствия.
Это одновременно и самое сладкое удовольствие, и самая страшная пытка, которую я когда-либо испытывал. Я хочу быть на ней, рядом с ней, в ней, чувствовать все это, а не стоять на коленях с рукой, дрожащей вдоль моего ноющего члена, наблюдая, как она разрывается на части прямо в пределах досягаемости от меня.
Она чертовски красива, и я хочу, чтобы она была моей.
Проходит мгновение, прежде чем туман рассеивается. Я слышу звук, с которым Аша вытаскивает из себя игрушку, и вижу эротичный вид ее набухшей, покрасневшей киски вокруг нее, когда она выскользнула из нее. Она сдвигается в сторону, кладя ее на пол, и я понимаю, что мой член все еще ноет. Я бы даже не был уверен, что действительно кончил, если бы не доказательства прямо передо мной.
— Ты можешь делать со мной все, что хочешь, если я буду делать то же самое с тобой. — Слова вырываются прежде, чем я успеваю их остановить, порожденные непрекращающимся желанием, которое все еще пульсирует во мне, заставляя меня чувствовать, что я каким-то образом нахожусь вне себя. Я никогда никого так сильно не хотел. Мне кажется, что я могу умереть, если уйду отсюда, так и не прикоснувшись к ней. — Услуга за услугу, Аша. Я сдержу свое слово, если ты сдержишь свое.
Она приостанавливается на полпути к тому, чтобы сесть, ее рука сжимает край скамьи, и я вижу то же самое жидкое желание в ее широких темных глазах. Как бы она ни пыталась это скрыть, у нее не получается.
— Что ты хочешь со мной сделать? — Спрашивает она, мягко и с придыханием, и я слышу медленное нежелание в ее голосе, как она наконец-то проиграла борьбу со своим любопытством.
Это небольшой шаг вперед, но все же шаг.
Мой взгляд медленно скользит по ее телу, вбирая в себя каждый идеальный дюйм кремовой кожи и полных изгибов, мои руки сжимаются от желания прикоснуться к ней.
— Ты останешься здесь, — пробормотал я. — А я прикую тебя наручниками к этой скамейке и буду есть тебя, пока ты не кончишь столько раз, сколько я захочу. Как тебе это?
Она тяжело сглатывает, ее глаза расширяются, и я вижу потребность на ее лице. Как давно никто не доставлял ей удовольствия ради самого удовольствия? Как давно кто-то хотел получить ее оргазм, а не свой?
Я предлагаю, и я знаю, что она хочет этого, даже если это означает поддаться тому, что она обещала не делать.
— Хорошо, — тихо говорит она, и на мгновение я не уверен, что правильно ее расслышал, но потом она откидывается на спинку скамьи, ее взгляд встречается с моим. — Я вся твоя, Финн.