Беспощадные клятвы

19

АША

Я понятия не имею, как долго я сплю. Когда я просыпаюсь, то сначала думаю, что все это могло быть каким-то ужасным кошмаром. Я смутно помню, как Финн врывается в комнату, как они с Матвеем ссорятся, как мучительно выбегаем из дома и слышны звуки выстрелов, как Финн несет меня наверх, купает, укладывает в постель. Все это похоже на то, что происходит во сне, разрозненном и туманном, в котором нет ни одной аккуратной детали.

Но когда я открываю глаза, я не узнаю комнату, в которой нахожусь. Зато я узнаю ее запах, слабый намек на одеколон и мыло Финна на вязаном одеяле, которым я укуталась, на подушках, на которых лежу. А когда я пытаюсь сесть, ощущения, как будто меня избили, а потом несколько раз переехали, говорят мне, что все это не сон.

Мне требуется несколько попыток, чтобы сесть. Я вздрагиваю, когда вижу на подушке Финна засохшую кровь, скорее всего, из моего рта, я чувствую, как сильно он болит, когда я хоть немного шевелю губами. Сама комната выглядит как холостяцкая: простой деревянный каркас кровати и постельное белье серых тонов, высокий комод, который не сочетается с кроватью, пара таинственных романов на прикроватной тумбочке. На стенах висят картины с изображением старинных мотоциклов в рамке, и я с любопытством рассматриваю их, отчаянно пытаясь хоть как-то отвлечься от случившегося и вопросов, которые у меня возникают по этому поводу.

Финн спас меня. Финн вернул меня домой. Финн…

В дверь спальни стучат. Я успеваю лишь на мгновение задуматься об иронии, с которой кто-то стучится в собственный дом, прежде чем слышу голос Финна. Я стараюсь не обращать внимания на стайку бабочек, которая порхает в моем животе при его звуке.

— Аша? Ты проснулась?

— Да. — Даже это маленькое слово причиняет боль моему рту. Через мгновение дверь с треском распахивается, и в комнату входит Финн с миской в одной руке и чашкой в другой. Он окидывает меня оценивающим взглядом, полным беспокойства, и подходит к прикроватной тумбочке, ставя на нее, как я теперь вижу, миску с томатным супом и чашку с водой.

— Не был уверен, что ты справишься, — говорит он грубо, медленно садясь на край кровати. Его глаза снова пробегают по моему лицу, спускаясь к футболке, и я с приливом смущения и странного удовольствия вспоминаю, что на мне его одежда.

Прошло много времени с тех пор, как я ложилась в постель в мужской футболке. Последний раз…

Меня пронзает боль иного рода, и я ненадолго закрываю глаза.

— Эй. Пальцы Финна касаются тыльной стороны моей руки. — Если ты хочешь еще поспать…

— Нет, я уже достаточно поспала. Я хочу пойти домой…

— Тебе действительно не стоит, не сейчас…

— Я как раз хотела сказать, что пока не могу. — Я прервала его, мой голос немного ожесточился. — Хотя я надеюсь, что ты послушаешь меня и сделаешь то, что я прошу, если я буду настаивать. Но я не хочу, чтобы они видели, где находится мой дом, если кто-то следит за мной.

— Я настолько уверен, насколько это возможно, что никто не следит, — осторожно говорит Финн. — И я не пытаюсь подорвать твой авторитет во всем этом, Аша. Я обещаю тебе это. Но если ты мне доверяешь, я также обещаю, что стараюсь обеспечить твою безопасность, насколько это возможно. Тем более что…

Он прерывается, но ему не нужно заканчивать фразу, чтобы я поняла, что он хотел сказать. Он чувствует, что это его вина, конечно, так и есть. Он попросил меня согласиться на эту работу, он все устроил, он все спланировал. И все же я не считаю, что он виноват в этом.

— Я не обязана была соглашаться на это, — говорю я ему так мягко, как только могу. — Не вини себя, Финн, это только помешает понять, что действительно важно.

Он одаривает меня натянутой, грустной улыбкой.

— И что же это, Аша?

— Ты с Николаем и Тео найдешь решение, как уложить Матвея на дно.

Улыбка Финна немного ослабевает.

— В этом я с тобой солидарен, девочка. — Его пальцы нежно поглаживают тыльную сторону моей руки. — И я хочу, чтобы ты оставалась здесь столько, сколько нужно, пока тебе не станет лучше и ты не почувствуешь себя в безопасности. У меня нет никаких других ожиданий, кроме этого, — быстро добавляет он. — Все, что тебе нужно, девочка, у тебя есть. Без всяких условий.

В его голосе звучит доброта, которую я давно ни от кого не слышала, и, подняв на него глаза, я понимаю, что он искренен. Здесь нет никакой уловки, никакой игры, чтобы заставить меня трахнуть его, если я останусь здесь надолго. Просто мягкий взгляд его глаз говорит мне о том, что он хочет заботиться обо мне, и это приводит меня в ужас.

Я не могу влюбиться в этого человека. Не могу. Я не могу сделать это снова.

Моя грудь сжимается от боли воспоминаний о потере, и я высвобождаю свою руку из руки Финна, сцепляя пальцы на коленях. Я вижу, как он заботится обо мне, и я тоже забочусь о нем. Это может стать началом чего-то, что перерастет в нечто большее, если мы позволим этому случиться.

Я тянусь к стакану с водой, осторожно подношу его ко рту и стараюсь не поморщиться, когда прохладное стекло касается моих губ.

— Ты вообще спал? — Спрашиваю я, и рот Финна кривится. Я вижу ответ на свой вопрос в тенях под его глазами, но я хочу, чтобы он знал, что я думала об этом.

— Немного. В основном присматривал за тобой. А потом пошел разбираться с машиной, которую я угнал, чтобы привезти тебя сюда. Пришлось почистить ее и оставить в таком месте, где вероятность того, что ее отследят, будет меньше.

— А как же твой мотоцикл. — До этого момента я не задумывалась об этом, но теперь понимаю, что Финн никак не смог бы привезти меня на нем. Я бы не смогла удержаться на нем.

— А, ну… — Лицо Финна приобретает слегка мрачное выражение. — Тут уж ничего не поделаешь, девочка. Я не могу рисковать, возвращаясь туда, чтобы забрать его, и, скорее всего, они все равно его уже разгромили. Не волнуйся, — быстро добавляет он, заметив выражение моего лица. — Не скажу, что это не больно. Я привязался к нему, но он был не единственным моим мотоциклом. У меня есть еще один, который мне нравится почти так же, и в любом случае пришло время вложить в него немного больше любви.

— Это дерьмово — откровенно говорю я ему. — И мне очень жаль. Я знаю, что это должно значить для тебя… потерять мотоцикл из-за…

— Откуда ты знаешь, девочка? — Неожиданно спросил Финн, его глаза сузились. — Я не знал, что ты так хорошо знакома с тем, что мужчина может чувствовать по отношению к своей машине.

Мой желудок мгновенно сжался. Я не подумала об этом до того, как заговорила, не подумала о том, какие вопросы о моем прошлом это может вызвать у Финна. Я просто хотела, чтобы он знал, что я все понимаю, и позволила своему рту разогнаться.

— Это не имеет значения. — Я отставила стакан и потянулась за супом, пытаясь успокоить его. — Я просто подумала, что для тебя это имеет значение.

— Мм. — Финн бросает на меня любопытный взгляд, но опускает его. Я не уверена, почему именно он опускает глаза, в прошлом он был более чем готов лезть не в свое дело, но, возможно, что-то в моем выражении лица заставило его не давить на меня дальше. — Нам нужно поговорить с Тео, — продолжает он. — Он знает о том, что я заставлял тебя делать, девочка. Они с Николаем хотят поговорить с тобой, как только ты почувствуешь себя лучше. Обсудить, что произошло и что будет дальше, если ты не против.

— А если против? — Я с любопытством смотрю на него, гадая, что он ответит.

— Ну… — Финн пожимает плечами. — Полагаю, они будут не слишком рады этому, но я бы позаботился о том, чтобы они не досаждали тебе. Если ты больше не хочешь иметь с этим ничего общего, даже подведения итогов, значит, так тому и быть. И я бы тебя не винил, честно говоря. После… — он осекается, но его взгляд скользит по моему лицу и шее, и я понимаю, о чем он думает.

Наступает долгая минута молчания, как будто он пытается решить, о чем спросить, а о чем промолчать.

— Я не хочу давить на тебя, — говорит он наконец. — Я видел много жестоких вещей в своей жизни, но то, что я увидел там… не могу представить, что ты захочешь говорить об этом в ближайшее время. Но если ты можешь рассказать мне что-нибудь о том, что произошло…

Я медленно вдыхаю, закрывая глаза, пытаясь прогнать тошноту, которая поднимается в моем желудке при воспоминании.

— Есть много деталей, о которых я бы предпочла не говорить сейчас, это правда, — тихо говорю я. — Но то, что произошло, действительно…

Трудно встретить его взгляд. Но когда мне это удается, я вижу в них боль и вину. Между нами существует странная близость, два человека, которые разделили определенный вид удовольствия, но не пошли до конца, в обстоятельствах, которые не позволяют им быть настолько близкими, как если бы они встретились иначе. И все же я доверила ему свою жизнь. Я не знаю о нем всего, и он, конечно, не знает обо мне всего, но кое-что мне известно… Думаю, в некотором смысле мне удалось разглядеть в нем то, что вряд ли удавалось многим другим. Я знаю, о чем он думает в этот момент: о том, что все было напрасно, что Матвей вышел из-под контроля раньше, чем он успел что-то предпринять, и что он потерпел неудачу. И меня удивляет моя собственная реакция: острая, сжимающая боль в груди при мысли о том, что он винит в этом себя.

— Я назвала ему свое стоп-слово, а он его проигнорировал, — тихо говорю я. — Это не в первый раз…

Финн вскидывает голову.

— Что ты имеешь в виду? — Сурово спрашивает он, и я вздрагиваю.

— Вот почему Николай не позволил ему вернуться. Когда он выиграл ночь со мной в покер, он причинил мне больше боли, чем я считала нужным. Я использовала свое стоп-слово, а он его проигнорировал. В "Розе" есть множество защитных средств, так что, кроме ужасных ощущений, мне ничего не угрожало. Но сейчас…

— Черт. — Финн сжимает челюсть. — Я бы никогда не позволил тебе пойти туда, если бы знал, что…

— Я думала, что справлюсь с этим. Я думала… — У меня нет никакого оправдания, кроме того, что если бы я знала достаточно хорошо, если бы сказала Финну, он бы все отменил. А деньги были слишком хороши, чтобы отказаться и не воспользоваться шансом.

Он тоже это понимает. Я вижу это по его лицу.

— Ты действительно так сильно хочешь уехать из этого города? — Тихо спрашивает он. — Почему, Аша?

— Это мое дело. — Я ненавижу эти слова, даже когда они слетают с моих губ, особенно после всего, что он для меня сделал, но я не могу ему открыться. Если я это сделаю, то расскажу ему все, и тогда…

Я так близка к пропасти, которая приведет нас обоих к тому, к чему мы не готовы. К чему я не готова.

— Мне жаль, — тихо говорю я. — Я должна была рассказать тебе. Я должна была рассказать тебе обо всех рисках.

— Я… — Финн качает головой, делая медленный вдох, как будто пытается взять свои эмоции под контроль. — Боже, Аша, ты хоть представляешь, каково это было видеть тебя такой? Видеть женщину, которую я…

Он прерывается, его челюсть снова сжимается.

— Женщину, которую я должен был защищать, в таком виде. — Он тяжело сглатывает, и у меня возникает внезапное чувство, что то, как он закончил фразу, это не то, что вылетело у него изо рта, и я не знаю, что я при этом чувствую. Я должна быть напугана этим больше, чем я есть, и это пугает меня само по себе.

— Мне очень жаль, — снова шепчу я, и он натянуто улыбается.

— Это тебе пришлось пройти через это, девочка, — тихо говорит он. — Не мне расстраиваться. Больше всего на свете я сейчас беспокоюсь о тебе. Я хочу убедиться…

— Со мной все будет в порядке. — Мне неловко прерывать его, но я не знаю, смогу ли я выдержать то, что он скажет дальше. Это слишком много: нежность, забота, которой я так давно не получала, и у меня ужасное чувство, что я заплачу, если он останется здесь еще надолго. — Мне просто нужен отдых, ты прав.

Я не уверена, верит ли он мне, но он кивает, еще раз нежно прикасаясь к моей руке, прежде чем встать с кровати.

— Кричи мне, если тебе что-нибудь понадобится, девочка. Квартира не такая уж большая, я тебя услышу. — Он улыбается и встает, оставляя меня одну в своей постели.

Проходит неделя, прежде чем я чувствую себя достаточно хорошо, чтобы встретиться с Тео и Николаем. Я остаюсь у Финна на все это время, и, если бы у меня были какие-то сомнения, он — идеальный джентльмен на все это время. Он приносит мне еду, проверяет меня, ходит за обезболивающими, постоянно помогает, если мне нужна помощь, и никогда даже не намекает на то, что хочет что-то взамен. Я видела, каким жестоким он может быть, но он нежен со мной. Я все еще чувствую напряжение между нами, оно возникает каждый раз, когда его рука касается моей, или каждый раз, когда он приносит мне смену одежды, но он не обращает на это внимания. Оно просто существует, и с каждым мгновением, когда между нами появляется взгляд или чувство неразрешенного желания, я не могу не задаваться вопросом, не совершила ли я ошибку, поставив между нами такую большую дистанцию, согласившись на эту работу.

Но как я могла знать, что он окажется таким другим?

— Ты уверена, что хочешь это сделать, девочка? — Спрашивает Финн, когда мы собираемся на встречу, и стучит в дверь, чтобы убедиться, что я, по его словам, в приличном виде, прежде чем он войдет, чтобы поговорить со мной. В любом другом случае я могла бы расценить его поведение как отсутствие интереса, он не пытался взглянуть на меня мельком или прикоснуться ко мне каким-либо образом, чтобы я почувствовала себя неловко.

— Я в порядке, — заверяю я его. Я одета не совсем так, как хотелось бы для такой встречи: свободные черные джоггеры, ботинки и эластичная черная майка, которая оставляет мои руки голыми и достаточно мягкая, чтобы не травмировать еще не зажившие места на торсе. Но опять же, это они хотят видеть меня, а не наоборот. Они получат то, что я решу им дать.

— Я вызову такси для тебя, но я буду прямо за тобой на мотоцикле, — говорит Финн, когда мы выходим в его фойе. — Я не спущу с тебя глаз, Аша.

— Вообще-то… — колеблюсь я. — Я подумала, что могла бы поехать с тобой. Если ты не против.

Он удивленно смотрит на меня.

— Конечно. Ты хорошо себя чувствуешь?

— Думаю, да. — Я прикусила нижнюю губу, гадая, что на меня нашло. Я не садилась на мотоцикл со времен Джейми, и все мои воспоминания о езде на мотоцикле связаны с воспоминаниями о нем. Не знаю, что я получу, если верну все это, поехав с Финном, но я не хочу ехать на эту встречу одна. Я не хочу сидеть в такси, думая о том, что произошло, и гадая, что будет дальше.

Финн — единственный человек, с которым я чувствовала себя по-настоящему в безопасности за очень, очень долгое время. И сейчас я хочу оставаться рядом с ним. Думаю, он видит это по моему лицу, потому что кивает.

— Если тебе покажется, что ты не сможешь удержаться, просто коснись моего бедра, и я остановлюсь, — твердо говорит он, доставая другую кожаную куртку, висящую на крючке на стене. — Вот, надень ее. Она защитит тебя от асфальта, если что-то случится.

Я киваю, натягивая куртку поверх майки. Она слишком велика для меня, но в ней комфортно, и она пахнет Финном. Я сопротивляюсь желанию зарыться носом в кожу, пока иду за ним из жилого дома к месту, где припаркован его мотоцикл, и беру шлем, который он мне предлагает.

— Ехать не так уж и далеко, — говорит он, перекидывая ногу через мотоцикл, и двигатель рычит в теплом воздухе поздней весны. — Мы будем там, не успеешь оглянуться.

Прошло много времени, но все это кажется знакомым: гул мотора на кожаном сиденье подо мной, запах горячего металла и смазки, маслянистое ощущение куртки Финна под моими руками, когда я обхватываю его за талию. Я чувствую, как он слегка напрягается, и с легким сожалением понимаю, что не спросила его, как он к этому относится. Он заботится обо мне так, а я пыталась оттолкнуть его, я знаю это, теперь я разделяю с ним то, что для него, как я подозреваю, более чем интимно. Он хочет меня, и я не облегчаю ему задачу.

— Держись, девочка, — говорит Финн, его голос чуть более хриплый, чем прежде, и вот мы выезжаем на дорогу, мои волосы щекочут шею, когда ветер нагоняет на нас ветер, и я вспоминаю, как сильно я любила это.

Это странное чувство: волнение, ностальгия и печаль, собранные воедино. Не знаю, насколько хорошо я справилась со своими чувствами по поводу потери Джейми, вместо этого я просто бежала от них… Не знаю, может, именно так я должна была наконец встретиться со всем этим, но у меня нет того чувства желания сбежать от этого, как я думала. Финн — не Джейми, это два совершенно разных человека, но то, что он заставляет меня чувствовать, напоминает мне о том времени в моей жизни, когда я думала, что наконец-то получила все те вещи, которые не знала, как себе представить. И если ты начинаешь представлять их себе с Финном, их можно так же легко потерять, напоминаю я себе, когда Финн останавливается перед высоким зданием, в котором, должно быть, располагаются офисы "Королей".

— Я наполовину ожидала увидеть клубный дом в задней части бара, — поддразниваю я Финна, когда мы слезаем с мотоцикла, и он поднимает на меня бровь.

— Короли — самая богатая организация в Чикаго, — язвительно говорит он. — Вряд ли это можно назвать задворками бара.

— Я вижу. — Вестибюль, через который мы проходим, мог бы принадлежать какой-нибудь модной корпорации, все из тяжелого дерева, гранита и кожи. Я оглядываюсь по сторонам, пока Финн ведет меня к лифту, и мы заходим внутрь.

— Тео достаточно добр, — говорит Финн, нажимая на кнопку верхнего этажа. — У него есть репутация, но он честный человек, и, на мой взгляд, хороший. Он не будет заставлять тебя делать то, чего ты не хочешь.

— Хотела бы я посмотреть, как кто-нибудь из них попытается. — Я смотрю на Финна и вижу, как в его выражении мелькает что-то похожее на гордость.

— Это моя девочка, — говорит он почти безразлично, но мне кажется, что это не так. От одного этого слова внутри меня что-то сжимается и теплеет. Я вдруг отчетливо осознаю, как тесно в лифте, как легко Финн может прижать меня к стене, сколько этажей между нами и пунктом назначения.

Как будто от одной мысли об этом в пространстве мгновенно нарастает напряжение. Финн смотрит на меня, выражение его лица любопытно, а потом я вижу, как по моему лицу разливается жар, когда он тоже понимает, о чем я думаю.

— Девочка… — Это слово — почти предупреждение, произнесенное с усиливающимся ирландским говором, дающее мне понять, как близко мы находимся к тому, чтобы что-то выплеснулось наружу. Мы провели неделю в непосредственной близости друг от друга, притворяясь, что всего за две ночи до того, как я оказалась в квартире Финна, мы не были прижаты друг к другу в моей комнате в "Пепельной розе", моя рука работала между нами, пока он разливался по моей обнаженной коже. Как будто мы оба не знаем, как звучит другой человек, когда он кончает, когда наслаждение становится слишком сильным, как будто мы оба не знаем, как звучит другой, когда он наконец сдается и умоляет.

— Финн… — мой голос звучит глуше, чем следовало бы. Он поворачивается ко мне, в голубых глазах пылает жар, который заставляет меня дрожать, заставляет забыть обо всем, кроме того, как хочется провести по нему руками, как сильно я хочу наконец узнать, каково это — целовать его. После всей этой боли я хочу получить всю его нежность, во всех смыслах, на мгновение мне кажется, что я ее получу… по крайней мере, часть ее.

Он движется ко мне, почти как будто не по своей воле, как будто я магнит, притягивающий его. Я отступаю назад и снова назад, чувствуя за спиной стену, и Финн следует за мной, его руки ложатся по обе стороны от моей головы, как будто он хочет убедиться, что у меня есть пространство даже сейчас. Пространство, чтобы сбежать, пространство, чтобы отстраниться, если это то, чего я хочу.

Я уже не уверена, что это так.

— Аша. — Мое имя срывается с его языка, и я испытываю внезапное, дикое желание сказать ему свое настоящее имя. Услышать, как он произносит его точно так же, и заменить все воспоминания о том, как он произносил мое имя, другим, тем, которое действительно что-то значит для меня. Имя, которое только один человек произносил с вожделением, любовью, сладостью и жаром одновременно.

Думаю, с Финном у меня могло бы быть так же, если бы я позволила себе это.

Я поднимаю на него глаза. Я могла бы попросить его поцеловать меня. Его рот теплый, мягкий и такой близкий. У меня может быть почти все, что я захочу, если я просто попрошу его об этом.

Я уверена, что он не откажет.

Он смотрит на мой рот так, будто умирает от голода, будто хочет только попробовать. Как будто он мечтал именно о такой возможности, и вдруг он перед ним. Я раздвигаю губы, чтобы просить. Чтобы произнести слова, которые я снова и снова сдерживала… поцелуй меня, Финн.

И тут лифт с грохотом останавливается, и я слышу звон, сообщающий, что мы добрались до своего этажа. Финн вздрагивает, как будто он был в другом месте, и только сейчас вспоминает, где мы находимся и что здесь делаем. Он отступает назад, на его коже появляется румянец, когда он отворачивается, прочищая горло.

— Мы… мы на месте.

Я так же взволнована, как и он. Я чувствую, как горят мои щеки, как тепло разливается по коже под кожаной курткой, и я выхожу за ним из лифта, стараясь думать о предстоящем разговоре, а не о том, что я чувствую из-за того, что только что произошло.

Я не совсем понимаю, чего я ожидала от этой встречи, но, когда мы вошли, я с облегчением увидела, что там сидят только Николай и Тео. Хотя мой желудок сжимается от нервного напряжения, когда я вижу Николая, зная, что мне предстоит узнать, что он думает о моем участии во всем этом, я рада, что нас только четверо, а не полная комната незнакомцев.

— Мне бы хотелось, чтобы ты поговорила со мной об этом, когда Финн пришел к тебе с этим. — Это первое, что вырывается из уст Николая, как только я медленно сажусь в кресло. — Я бы предложил тебе не принимать это предложение.

— Даже для того, чтобы получить необходимую информацию? — Я смотрю на него и с легким испугом понимаю, что не уверена, верю ли я ему.

— Ты не одна из нас, Аша. Ты не участвуешь в этом. Я надеялся, что твой здравый смысл удержит тебя от всего этого несмотря на то, что тебе явно предлагали. Но теперь ты стала частью этого, к сожалению, несмотря на то, что, как я надеялся, ты будешь лучше соображать.

Что-то в его тоне меня раздражает.

— Финн мне все четко объяснил. Я сделала осознанный выбор, Николай.

— Не сомневаюсь. — Этот тон становится слегка покровительственным, и это тоже меня раздражает. — Как бы то ни было, теперь ты оказалась в центре событий. Тео сказал мне, что, по словам Финна, во время первого сеанса ты не получила от Матвея ничего полезного. Изменилось ли что-нибудь во время второго?

Я бросаю взгляд на Тео, который сидит молча и внимательно следит за разговором. Он смотрит то на Финна, то на Николая, и мне трудно сказать, о чем именно он думает.

— Нет, — просто говорю я Николаю. — Я ничего от него не получила. Думаю, потребуется больше времени, чтобы заслужить его доверие и ослабить его бдительность настолько, чтобы он мог чем-то поделиться. Я планировала вернуться. Но…

— Но этот ублюдок чуть не разорвал ее на куски. — В голосе Финна звучит резкое рычание, от которого я вздрагиваю. В его голосе есть что-то злобное и собственническое, что-то, что говорит о том, что он убьет любого, кто попытается снова прикоснуться ко мне подобным образом. Это вывело бы меня из себя, если бы исходило от кого-нибудь другого, но от Финна…

С Финном я чувствую себя в безопасности. От него я чувствую, что никто и ничто больше не причинит мне вреда.

— Я вернулся из Дублина, чтобы узнать, как обстоят дела, — наконец говорит Тео, и его богатый ирландский говор, похожий на голос Финна, заполняет комнату, но с большим авторитетом. — Как только Финн рассказал мне, что произошло, то есть, теперь думаю, можно с уверенностью сказать, что этому способу поиска информации об этих делах пора положить конец. Я не хочу, чтобы Аша пострадала по нашей вине, а дальнейшая связь с Котовым может оказаться для нее фатальной, если мы не будем осторожны. Не говоря уже о том, что Финн довольно жестоко обошелся с Котовым, когда спасал Ашу. Не то чтобы я винил тебя, парень, — добавляет он, и я вспоминаю слова, сказанные Финном, когда он спускал Матвея на пол.

Тебя оставили в живых только потому, что человек, на которого я работаю, должен знать, чем ты занимался. Но это последняя ночь, когда ты можешь добраться до Аши.

У меня такое чувство, что Финн не сказал Тео, что упустил эту возможность. И я, конечно, не собираюсь быть той, кто это скажет.

— Но даже если так, он может быть склонен упустить что-то, если считает, что она не сможет держаться от него подальше. Он явно наслаждается ощущением власти, которую, как ему кажется, он имеет над ней. По-моему, если Аша будет ему подыгрывать, то заставить его потерять контроль над языком будет легче, чем когда-либо. — Николай размышляет, постукивая пальцами по столу. — Она может сказать, что хочет сменить сторону. Вместо того чтобы скрывать, что она работает на нас, она может дать понять, что мы ее послали. Что она злится на нас за то, что мы поставили ее в такое положение, и что она хочет помочь ему. Притвориться, что работаете с обеими сторонами. Он явно невысокого мнения о том, чем она занимается, он поверил бы, что она это сделает, и он достаточно самонадеян, чтобы думать, что она может предпочесть его нам. Мы придумаем более основательную историю, что-то такое, что заставило ее отвернуться от нас, и она сможет сыграть на его самолюбии. — Николай смотрит на меня и улыбается. — Я никогда не знал женщины, более искусной в том, чтобы заставить мужчин поверить в то, что она хочет, чем Аша. Если кто и может это сделать, так это она. Мы можем предложить вдвое больше, чем тебе платили раньше. На условиях "ночь за ночь", и если это станет слишком…

— Нет. Абсолютно, блядь, нет. — Финн прерывает Николая прежде, чем я успеваю вымолвить хоть слово. — Ты что, блядь, издеваешься?

— Финн…, — в голосе Тео звучит предупреждение, но Финн его полностью игнорирует.

— Нет. К черту это. Ты не видел, что он с ней сделал, как она выглядела в той комнате. Она не вернется, ни за какую сумму…

— Ты сказал вдвое?

В тот момент, когда я говорю, все три группы глаз в комнате поворачиваются и смотрят прямо на меня. Я приковала к себе все их внимание — Николай заинтересованно, Тео все еще холодно оценивает, а Финн выглядит так, словно он находится в одном моменте от того, чтобы взорваться.

— Да. Вдвое. И ты можешь остановиться в любой момент, если поведение Котова станет слишком…

— Аша, ты не должна думать об этом. — В голосе Финна звучит отчаяние. — Ты не можешь…

— Могу, — говорю я ровно. — И я склонна сказать да.

— Дальше будет только опаснее, — предостерегает Тео. — Мне это тоже не нравится, девочка. Даже когда ты закончишь, если мы не вычислим всех, кто интересуется тем, что задумал Котов…

— После этого я уеду из Чикаго, — перебиваю я. — Так что неважно, кто будет заинтересован в том, чтобы отомстить за Матвея или преследовать меня за то, что я знаю. Я уеду.

Я слышу резкий вздох Финна, но не смотрю на него. Я полностью сосредоточена на двух мужчинах, стоящих передо мной.

— Ты уедешь? — Николай хмурится. — Ты многое от меня скрываешь, Аша. Я не уверен…

— Ты мой работодатель, — холодно говорю я ему. Я хочу разорвать эту связь между нами, память о том, кем мы когда-то были друг для друга, раз и навсегда. — Я должна была сообщить тебе об этом по крайней мере за две недели до того, как планировала уехать.

Николай ничего не говорит, но я вижу, как напрягается его челюсть. Только Тео выглядит совершенно невозмутимым, и это почти заставляет меня любить его еще больше, потому что он не имеет такого большого мнения о том, что я делаю.

— Я сделаю это. — Краем глаза я вижу, как Финн вздрагивает, его рот открывается, чтобы что-то сказать, но я продолжаю говорить, прежде чем он успевает. — Мы можем договориться, когда я снова попытаюсь поговорить с Матвеем в конце этой недели. И я думаю, что со мной должна быть отправлена другая охрана. Не думаю, что Финн выдержит, если я снова увижусь с ним.

Я не переживу, если Финн снова увидит меня с ним. Я не вынесу его взгляда, осознания того, что ему больно знать, чем мы с Матвеем занимаемся. Финн мне тоже дорог, наша забота друг о друге не может идти рука об руку с тем, что я здесь делаю.

Плечи Финна напрягаются, челюсть сжимается, когда он резко встает и идет в конец комнаты. Я чувствую, как он зол, как он расстроен всем этим, но я не понимаю этого до конца до того момента, когда собрание заканчивается, решение принято, и он без лишних слов выходит из комнаты, сильно захлопнув за собой дверь. Я вижу взгляды, которыми обмениваются Николай и Тео, и понимаю, что чувствует Финн. Он винил себя в случившемся с того самого момента, как это произошло, и я только усилила это чувство. Но я не могла позволить ему снова пойти со мной. Я не могла попросить его снова остаться в стороне, если он вообще согласится.

Я не должна следовать за ним. Это ничем не поможет и ничего не исправит, но я словно не могу остановиться. Я чуть не опрокидываю стул, когда встаю, бормочу оправдания Николаю и Тео, пытаюсь догнать Финна, пока он удаляется от меня, не обращая внимания на боль в моем еще не зажившем теле. Он оказывается в лифте раньше, чем я успеваю его догнать, и я ругаюсь под нос, стискивая зубы, когда поворачиваюсь к лестнице. Если я подожду, пока лифт поднимется обратно, он уедет.

От одной мысли об этом, мысли о том, что он может уйти, что я могу попытаться написать или позвонить ему, чтобы поговорить после этого, а он может просто проигнорировать меня, что Финн, на которого я стала полагаться, не осознавая этого, может просто уйти, у меня сводит живот, и я спешу вниз по лестнице так быстро, что все во мне болит к тому времени, как я достигаю площадки. Даже так быстро, как я старалась, Финн все еще почти у двери, пока я добираюсь до нее.

— Финн — Я кричу ему вслед, и он останавливается, все еще стоя ко мне спиной. — Финн, пожалуйста, поговори со мной…

— О чем? — Он по-прежнему не смотрит на меня. — О чем тут говорить, Аша? Ты думаешь, я не знаю, что потерпел неудачу? Не только ты, но и Тео, мой босс? Думаешь, я не знаю, что заварил всю эту чертову кашу? — Его плечи трясутся от напряжения, и я вижу, как он сжимает кулаки по бокам. — А потом ты говоришь, что не хочешь, чтобы я был с тобой, когда ты вернешься. Ну, я вообще не хочу, чтобы ты возвращалась.

— Это не твой выбор… — Я вижу, как он вздрагивает, склоняя голову вперед.

— Я видел, что он с тобой сделал. Я не собираюсь стоять в стороне, пока ты позволяешь ему делать все это снова. Я не могу стоять в стороне, и меня убивает осознание того, что… — Он прерывается, каждый мускул напряжен, и мне хочется прикоснуться к нему. Я хочу утешить его, но не могу. Если я это сделаю, то буду знать, что последует дальше.

— Ты не понимаешь, Финн…

— Ты права! — Он почти кричит это, поворачиваясь ко мне лицом, и выражение его лица складывается в такие жесткие линии, что на это почти страшно смотреть. — Я не понимаю, Аша. Но как я могу понять? Ты никогда не рассказывала мне ни одной чертовой вещи о себе, которая бы хоть что-то значила. Ты никогда не рассказывала мне о себе ничего, что не было бы частью этой гребаной личности, которую ты придумала, чтобы спрятаться за ней. Ты даже никогда не говорила мне своего настоящего, блядь, имени. Но, опять же, ты так хорошо умеешь заставить мужчин поверить в то, что ты хочешь, не так ли? — Он бросает слова Николая мне в лицо с ядом, от которого на глаза наворачиваются горячие слезы, а боль пронзает меня насквозь.

— Финн, я…

— Не беспокойся. Я уже знаю. Ты собиралась когда-нибудь сказать мне, Фелисити? Или ты собиралась держать это при себе, как делала с каждым другим мужчиной, которому позволяла кончать на себя в этом гребаном клубе?

Я чувствую, как мое лицо пылает красным, гнев и боль вспыхивают в равной степени, когда я смотрю на него, приоткрыв рот.

— Ты искал меня? Ты искал мое имя? Я готова была простить возможность того, что ты последовал за мной домой в ту первую ночь, но это…

— Я работал с тобой! На чертовски опасной работе, а ты даже не смогла оказать мне любезность, сказав, с кем я работаю, скрывая свое настоящее чертово имя…

— Ты не спрашивал! — Кричу я, следуя за ним, когда он с отвращением отворачивается от меня и направляется к дверям. — Ты никогда не спрашивал…

— А ты бы мне сказала? — Финн огрызается, все еще удаляясь от меня, и едва поворачивается, чтобы бросить слова обратно в меня. — Не думаю, что сказала бы.

— Ты никогда не узнаешь, не так ли? — Я выбегаю за ним из дверей, мой разум пылает, и где-то в глубине души я знаю, что мы оба так близки к тому, чтобы сказать то, о чем потом будем жалеть. Но с учетом того, как он сейчас со мной разговаривает, я не уверена, что после этого мне удастся поговорить с ним еще раз.

— Я чертовски уверен. — Финн достает из кармана ключи. — Возвращайся и разговаривай с Тео и Николаем, Аша. Выстраивай планы, как получить для них все секреты Котова. Возьми все деньги, которые они готовы тебе дать. Но я не буду в этом участвовать. Ничто не стоит того, чтобы видеть, как тебе причиняют такую боль…

Его слова обрываются, когда он включает зажигание мотоцикла, и внезапный взрывной звук, который не является звуком двигателя, разбивает стекла позади меня, а меня отбрасывает на бетон в нескольких ярдах от того места, где я стояла. Я чувствую, как стекло ударяется о мою кожу, как жалят десятки мелких порезов, но когда мир вокруг меня плывет, все, что я вижу, это пылающий, искореженный металл на месте мотоцикла Финна и тело Финна, смятое на обочине в противоположном направлении от того места, где лежу я.

Он не двигается. И все, что я вижу, это то, что мой худший страх происходит на моих глазах, снова и снова.