Беспроигрышная ситуация

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

ЛУКАС

После того как я снова трахнул ее в моей постели, а затем в душе — мое новое любимое занятие, должен добавить, мы оба оделись и отправились в офис. На этот раз мы шли рука об руку, и это было по-настоящему. Как будто мы больше не притворяемся. Ее рука идеально ложится в мою, и я хочу, чтобы она там и оставалась.

— Bonjour. — Приветствует нас Камилла с ухмылкой на лице.

— Bonjour. — Отвечаем мы с Леорой одновременно.

— Твой дядя ждет вас в кабинете.

Я хмурюсь: что он здесь делает? Он должен был отдыхать. Лиам позвонил мне два дня назад и сказал, что он очень устал. В его легких и в груди начала скапливаться жидкость, которую врачи откачали, но сказали ему отдыхать. Нахождение в моем офисе — это не отдых.

Мы входим в мой кабинет, и я вижу, как он поднимается на нетвердых ногах. Он распахивает руки, приветствуя нас, и мы по очереди здороваемся с ним.

— Привет, Ammo, kifak lyom? — Спрашиваю я, желая узнать, как он себя чувствует сегодня.

— Ahsan, ebni. — Отвечает он.

Внимание Леоры вопросительно переключается на меня.

— Он чувствует себя лучше.

Ее рука снова нежно обхватывает мою, и мы садимся. Я чувствую на себе пристальный взгляд дяди, который следит за каждым нашим движением.

Уголки его рта приподнимаются, образуя легкую любопытную улыбку.

— Кажется, вы двое ладите.

Я обмениваюсь взглядом с Леорой, и она пытается спрятать улыбку за рукой. В конце концов нам это удается.

— Как бы мне ни нравилось видеть тебя, есть ли причина, по которой ты нашел время спуститься сюда, когда должен отдыхать?

— О, я буду отдыхать, когда умру. — Говорит он так, будто это шутка, но это не смешно, потому что, по словам врачей, он скоро умрет.

— Не смотри на меня так, я шучу. Я здесь, потому что мне захотелось сменить обстановку, а видеть тебя всегда приятно.

Стук в дверь, а затем голос Лиама прерывают нас.

— Посмотрите-ка, вся семья здесь. — Говорит он с огромной улыбкой на лице.

Каким бы усталым ни выглядел мой дядя, при виде Лиама он начинает светиться. Он смотрит между нами, его глаза начинают наполняться слезами, и Леора подхватывает ситуацию.

— Может, я пойду и принесу нам кофе? — Предлагает она, наклоняясь и нежно целуя меня в щеку, а затем поворачивается, чтобы выйти из офиса.

— Похоже, фиктивный брак превратился в настоящий. — Констатирует Лиам, и его комментарий застает меня врасплох.

— Подожди, как ты… — Начинаю я, но Лиам хихикает, прерывая меня.

— Расслабься, Лукас. Может, меня и не было какое-то время, но я не в беспамятстве. Я знаю тебя, брат, и я наблюдал за вами обоими. — Говорит Лиам с озорным блеском в глазах. — А еще я мог найти копию твоего контракта, когда помогал Аmmo с бумагами после вашей так называемой свадьбы.

Я опешил.

— Ты знал об этом так давно?

Он кивает.

— Да.

— Но ты никогда ничего не говорил. — Тихо пробормотал я.

— С чего бы? — Лиам отвечает со знающей улыбкой. — Я видел, как вы оба смотрели друг на друга. Все было по-настоящему с самого начала. Вы оба просто не осознавали этого.

Его слова омывают меня, наполняя теплом, которого мне так не хватало. Напряжение, грызшее меня несколько месяцев, словно отпускает, и с моих губ срывается искренний смех. Прошло слишком много времени с тех пор, как я так смеялась вместе с Лиамом.

— Значит, вся эта история с тем, что я пригласил ее на благотворительный ужин, была просто твоей попыткой сделать что? — Спрашиваю я.

— Я пытался убедить тебя поступить правильно, не позволяя твоей гордости встать на пути того, что, как я знаю, предназначено для тебя.

— Ты не перестаешь меня удивлять, брат. — Говорю я ему, вставая со стула, и подхожу к нему.

Я крепко обнимаю его, благодарный за понимание и поддержку.

Мне этого так не хватало.

Когда мы наконец отпускаем друг друга, то оба поворачиваемся и смотрим на нашего дядю, который все еще сидит в своем кресле.

Его глаза блестят от непролитых слез. Мы обмениваемся многозначительным взглядом, понимая, что этот момент затронул не только нас, но и нашего Аmmо, который был на обоих концах наших с Лиамом скандальных отношений.

— Вот о чем я молился, — говорит он, его голос дрожит от волнения, — чтобы вы двое нашли путь назад в жизни друг друга, прежде чем я покину свою.

Его слова находят во мне глубокий отклик. Уловив нотку страха в его голосе, я начинаю сожалеть о месяцах отчуждения между мной и Лиамом.

Как старший брат, я должен был преодолеть разрыв, отбросить свое эго и гордость в пользу семьи.

Вместо этого я позволил недопониманию и обидам угаснуть, вбив клин между нами. Осознание того, что он безмолвно молился о нашем примирении, поражает меня до глубины души.

Мы с Лиамом в унисон поворачиваемся и тянемся к дяде, чтобы взять его за руки.

В его глазах, когда-то наполненных беспокойством, теперь отражаются облегчение и благодарность.

— И Лукас, что касается Леоры, я всегда знал, что вы найдете путь друг к другу. Есть арабская пословица, которая как нельзя лучше подходит к вам обоим: «В любви сердце всегда знает дорогу».

Морщинки вокруг его глаз становятся глубже, а уголки рта подергивает знакомая улыбка.

— Что ж, посмотрите на это. Я что, вмешиваюсь в семейное время?

Атмосфера в комнате резко меняется, когда Мишель Бомон неожиданно появляется в сопровождении Камиллы. Я обмениваюсь быстрым, озадаченным взглядом с Лиамом.

— Месье, я же сказала вам, что у них совещание. — Хмыкает Камилла между вдохами, явно взволнованная вторжением Мишеля.

— Правда? Я думал, вы имели в виду, что они ждут моей встречи. — Насмехается Мишель.

— Сегодня у нас нет встречи. — Твердо заявляю я, с каждой секундой все сильнее чувствуя неприязнь к Мишелю.

— Нет? Ну, раз уж я приложил усилия, чтобы приехать сюда, почему бы и нет?

В предложении Мишеля чувствуется высокомерие.

— Конечно, пожалуйста, проходи и садись. — Вмешивается мой дядя, пытаясь разрядить нарастающее напряжение.

Я наблюдаю за тем, как он садится. В его позе заметно изменение, а в глазах — настороженность. Он что-то скрывает.

Он направляет свое внимание на меня.

— Давайте перейдем к делу. Я не думаю, что ты готов взять на себя управление отелями.

— Мне уже известно твое мнение, Мишель. Но ты ошибаешься, я более чем способен управлять этой компанией.

— Мишель, сейчас не время и не место для подобных дискуссий. — Отвечает мой дядя, его голос размерен и тверд.

Но Мишель, похоже, не намерен отступать. Он наклоняется вперед, его глаза на мгновение задерживаются на моих, а затем он обращается непосредственно к моему дяде.

— С другой стороны, у меня есть хорошая голова для ведения бизнеса. Просто уйди в отставку, назначь меня новым генеральным директором, и нам не придется голосовать. Я обещаю, что оставлю Лукаса и Лиама на их нынешних должностях.

Мой дядя обменивается со мной взглядом, и мы оба понимаем, что предложение Мишеля далеко от истины. Доверить ему должность было бы серьезной ошибкой, которая могла бы поставить под угрозу все, над чем мы работали.

— Я ценю твою уверенность в своих силах, Мишель. — Говорит мой дядя, сохраняя спокойное выражение лица. — Но с моей стороны решение уже принято, и я его придерживаюсь.

Ухмылка Мишеля превращается в оскал, а в его голосе звучит угроза.

— Ты даже не представляешь, что поставлено на карту. Ты увидишь, как империя, которой ты так гордишься, ускользнет из твоих рук. Голосование будет только началом, а ты останешься ни с чем.

Я сжимаю кулаки, пытаясь сдержать свой гнев. Однако мой дядя сохраняет удивительное спокойствие.

— Мишель, угрозами ты не добьешься того, чего хочешь. Мы проведем голосование, и все решат заинтересованные стороны. Но попомни мои слова: пока я жив, я никогда не передам тебе эту компанию.

Тон Мишеля становится более угрожающим и агрессивным, чувствуется его отчаянное желание захватить контроль над компанией.

— Будь осторожен, Антуан. Мы все знаем, что твое время поджимает. — Шипит он, наклоняясь еще ближе, его голос становится ядовитым шепотом. — Я также знаю вещи, о которых ты и твой дорогой племянник, возможно, не хотите, чтобы люди знали.

Гнев бурлит во мне по мере того, как угрозы Мишеля становятся все более интенсивными. Мое терпение иссякает, и я готова действовать.

— Хватит. — Твердо заявляю я, мой голос дрожит от сдерживаемого гнева. — Покинь мой кабинет, немедленно.

Дядя не произносит ни слова, но его суровое выражение лица отражает мои чувства. Знает ли Мишель о нашем с Леорой соглашении?

Холодная дрожь пробегает у меня по позвоночнику, когда его слова повисают в воздухе. Мишель всегда был готов пойти на многое ради достижения своих целей, но сейчас это приняло зловещий оборот.

Он встает, на его лице появляется маленькая, дразнящая ухмылка.

— Думаю, я перекрашу этот кабинет и сделаю его более подходящим мне по вкусу.

Лиам делает шаг вперед. Он выше и шире Мишеля, и его внушительное присутствие заставляет Мишеля отступить на шаг, на его лице мелькает страх. Лиам ясно дает понять, что Мишелю следует дважды подумать, прежде чем предпринимать какие-либо решительные действия.

Как только Мишель покидает офис, мой дядя опускается в кресло, в его глазах появляется усталость.

Я с беспокойством в голосе спрашиваю:

— С тобой все в порядке?

Дядя пытается успокоить меня, но его слова обрываются внезапным приступом кашля.

Когда он убирает руку ото рта, она испачкана кровью.

— Я в порядке. — Настаивает он, пытаясь преуменьшить серьезность ситуации.

Лиам, однако, не столь спокоен. На его лице промелькнула паника, и он срочно вмешался:

— Нам нужно отвезти тебя в больницу. Это не то, к чему стоит относиться легкомысленно.

Несмотря на свое беспокойство, дядя поднимается со стула.

— Я же сказал вам, что со мной все в порядке. Теперь оставьте меня в покое. — Твердо повторяет он, в его голосе чувствуется упрямая решимость.

Он начинает идти к выходу, где чуть не сталкивается с Леорой, вернувшейся с кофе и десертами, с выражением растерянности на лице.

Когда мой дядя проходит мимо нее, Лиам зовет его за собой, в его голосе звучит озабоченность и срочность:

— Аmmо, пожалуйста, позволь нам тебя осмотреть. Это очень серьезно.

Глаза Леоры расширяются в тревоге, когда она слушает наш обмен мнениями, и она отставляет поднос.

Мой дядя поднимает руку, давая понять, что не желает рассматривать идею обращения за медицинской помощью. Мы с Лиамом обмениваемся обеспокоенными взглядами, но мы мало что можем сделать, когда наш дядя так настойчив. Мы смотрим, как он идет к выходу, его шаги тверды, а лицо слегка бледно.

Леора осторожно подходит к нам, ее взгляд прикован к удаляющейся фигуре моего дяди.

— Что случилось? — Спрашивает она, и в ее голосе звучит неподдельное беспокойство.

Мы рассказываем ей все, включая мои подозрения, что Мишель знает… все.

Как только мы заходим в лифт, беспокойство Леоры резко возрастает, как это всегда бывает.

Для человека, который так боится, она должна быть одним из самых мужественных людей, которых я знаю.

Бороться со страхом так, как это делает она, — это замечательно.

Неважно, что это за страх, для его преодоления нужны сила и решимость — два качества, которыми обладает Леора.

Однако иногда человеку нужен небольшой толчок, и именно для этого я здесь.

Я не пытаюсь завязать разговор, чтобы отвлечь ее от движущегося лифта, как я обычно делаю. Я пытался сделать это несколько раз, и, кажется, это сработало. Но сейчас у меня есть другая идея, которая, я надеюсь, поможет ей связать лучшие воспоминания с поездками в лифте. Это также поможет мне расслабиться после того дерьмового дня, который мы провели.

Ее спина прижата к стене, и я придвигаюсь к ней ближе, настолько близко, что ей приходится откидывать голову назад. Она следит за каждым моим движением, не понимая, что я делаю, но когда я поднимаю руку, чтобы нажать красную кнопку на панели управления, все ее лицо меняется.

— Что ты делаешь?

Но уже слишком поздно.

Лифт останавливается с неожиданным толчком, и я вижу панику в ее выражении, но быстро успокаиваю ее.

— Просто доверься мне. — Говорю я, мой голос спокойный и ровный, хотя я нервничаю.

Если это не заставит ее расслабиться, то я, вероятно, причиню больше вреда, чем пользы.

Ее глаза зажмурены, а грудь вздымается с каждым вздохом.

— Лукас. Пожалуйста, заставь его снова двигаться. — Говорит она низким голосом. — П…пожалуйста.

Я протягиваю руку и нежно касаюсь ее лица, заставляя ее сосредоточиться на мне.

— Я никогда не сделаю ничего, чтобы причинить тебе боль. Мы создадим здесь новое воспоминание. — Объясняю я. Ее глаза распахиваются и фиксируются на моих. — Что-то, что заменит страх на что-то лучшее. Назовем это когнитивно-поведенческой терапией. Что-то, что тебе понравится, хорошо?

Она тяжело сглатывает, но кивает, ее доверие ко мне очевидно, что заставляет мое собственное сердце биться быстрее.

Когда лифт замирает, я наклоняюсь и захватываю ее губы в мягкий поцелуй.

Сначала она напряжена, но с течением времени она расслабляется, ее тело прижимается к моему.

Ее руки обхватывают мою шею, притягивая меня ближе — молчаливая просьба о большем. В ответ я прижимаю ее к стене с большей силой, позволяя нашим телам слиться воедино. С ее губ срывается тихий, мелодичный стон, и я пользуюсь возможностью углубить наш поцелуй. Она позволяет моему языку исследовать каждый уголок ее рта, пробуя на вкус ее сладость и голод.

Я перехожу от ее губ к шее, наслаждаясь вкусом ее кожи. Мои губы находят чувствительное место, и я нежно целую его, вызывая у нее слабый стон.

Ее пальцы путаются в моих волосах, побуждая меня приподняться и снова найти ее рот в пылком, голодном поцелуе.

Ее вкус вызывает привыкание — я не могу насытиться им, и я проклинаю себя за то, что не позволил этому случиться раньше.

Я хочу поклоняться ей при каждом удобном случае, чтобы она чувствовала себя любимой и обожаемой.

Каждый вздох и стон, срывающийся с ее губ, разжигает мою собственную потребность, заставляя меня искать ее больше и отдавать ей все, что у меня есть.

Я снова разрываю поцелуй, мой взгляд устремлен на нее. Страх, мелькнувший в ее глазах несколько минут назад, исчез, сменившись жгучим желанием. Ее неровное дыхание то учащается, то затихает в ритме с моим, и прежнее беспокойство, вызванное лифтом, полностью забыто. Похоже, моя идея сработала, но я еще не закончил. Я все еще голоден.

— Значит, это и есть то лекарство, которое мне было нужно? — Хихикая, спрашивает она, и ее щеки украшает румянец.

— Ты так прекрасна, когда волнуешься. — Пробормотал я, прижимаясь губами к ее уху. — Но мы еще далеко не закончили.

На ее губах пляшет любопытная и в то же время напористая улыбка, а моя рука скользит по ее бедру, чтобы найти подол ее милого платья. Оно сводит меня с ума с тех пор, как мы покинули квартиру.

— Мы не можем. — Шепчет она, и ее голос дрожит, даже когда ее тело прижимается к моему, рассказывая совсем другую историю. Ее руки хватают мою рубашку, пальцы крепко сжимают ткань. — Не здесь.

Ее дыхание неровное, даже собственное тело предает ее.

Я тихонько хихикаю, мое дыхание обжигает кожу Леоры.

— Мы абсолютно точно можем. Кто нас остановит? — Бормочу я, мои пальцы скользят под ткань ее платья.

Медленно я провожу пальцами по нежной, мягкой внутренней стороне ее бедра и останавливаюсь, когда мои пальцы касаются ее нижнего белья.

Почувствовав, как она уже мокрая, я громко застонал и прислонился лбом к ее лбу.

— Ты убиваешь меня, Леора.

Она прикусывает губу, пытаясь подавить стон, который грозит вырваться наружу.

Моя хорошая девочка.

— Думаю, это ты на самом деле пытаешься меня убить. — Говорит она мне в губы, когда я наклоняюсь, чтобы снова их захватить.

Я слишком голоден, чтобы быть нежным сейчас. Она задыхается, когда я хватаю ее нижнее белье и срываю его, кладя испорченный кусок в нагрудный карман.

Затем я опускаюсь на колени, и мой тон становится приказным:

— Вот что я хочу, чтобы ты помнила каждый раз, когда будешь входить в лифт.

Я не жду, пока она ответит. Вместо этого я подаюсь лицом вперед и поглощаю ее, пока ее стоны поют симфонии, отдающиеся эхом в маленьком пространстве.